Дорога за горизонт - Батыршин Борис (читаем книги онлайн txt) 📗

Воспитанники всех без исключения военных училищ столицы отчаянно завидовали; газеты наперебой превозносили кадета Сергея Выбегова, сложившего голову, поднимая «волчат» в атаку на плюющиеся свинцом митральезы. Офицеры корпуса собирали по подписке деньги на часовню в память малолетних героев – её собирались строить в Москве личным попечением государыни-императрицы. И вот вам – двое из этой легендарной компании, оказывается, и есть строптивые новички!

Всё это и сообщил подопечным Воленька Игнациус, посоветовав не задирать Овчинникова и Семёнова, ибо кончиться это может скверно – как для задир, так и для всей роты. А ещё – туманно намекнул, что новички приняты в Морское Училище с некими «особыми обязанностями», о которых доподлинно известно лишь начальнику, свиты его величества контр-адмиралу Дмитрию Сергеевичу Арсеньеву.

На следующем уроке, географии, новички отсутствовали; кое-кто из кадетов уверял, что видел, как их обоих перед самым уроком увёл куда-то дежурный офицер. Кадет Доливо-Добровольский [17], посланный в библиотеку за картами, натолкнулся в коридоре на необычную процессию: впереди шествовал дежурный офицер, за ним – оба пропащих кадета, Иван и Николка, а следом за ними – несколько человек в жандармских мундирах, нагруженные многочисленными коробками и свёртками. За жандармами шагали двое солдат – при винтовках с примкнутыми штыками. Доливо-Добровольскому велели посторониться; когда тот от удивления замешкался, один из жандармов бесцеремонно отстранил его к стенке. Когда процессия следовала мимо потрясённого кадета, тот ясно слышал, как один из новичков, – Иван, – выговаривал жандарму насчёт неосторожного обращения с ношей.

Не прошло и часа, как эта история стала известна пятой роте. На строевых учениях новички тоже отсутствовали и появились только к обеду – причём и на этот раз их сопровождал дежурный офицер. Присутствовавший при этом кадет слышал, как перед тем как отправиться к столу, Иван что-то втолковывал офицеру – а тот кивал головой, повторяя «будет сделано».

В воздухе запахло тайной – да какой! Ни о какой расправе с новичками речи больше не шло – во всяком случае, до полного разъяснения. Заодно отложили и «бенефис», назначенный как раз на сегодняшний обед. Остаток дня рота провела в тягостном недоумении, а после отбоя самые непоседливые собрались в умывальной комнате. Случай был, что и говорить не рядовой – вряд ли за всю историю Морского Корпуса в его стенах объявлялись столь необычные новобранцы.

Страсти в пятой роте улеглись только к трём часам пополуночи. Спорили до хрипоты. Эпизод с отказом от участия в «бенефисе» решено было на всякий случай предать забвению, тем более, что и самом мероприятие не состоялось; в трусости новичков обвинить было невозможно – очень уж решительный отпор оказали они кадетам, да и медали – это, знаете ли, момент… Ротное братство – традиция, конечно, почтенная, но кадеты пятой роты не были вовсе уж чужды справедливости. И она требовала признать: новички пробыли в роте меньше суток, а за это время трудно проникнуться духом товарищества. А вот умение отбиваться плечом к плечу они показать успели весьма убедительно – вон, Дурново до сих пор хлюпает распухшим носом. Справиться с Семёновым и Овчинниковым, похоже, можно только скопом – а вся пятая рота прекрасно понимала, как будет выглядеть такая расправа в глазах остальных… да и в их собственных тоже.

А потому, новичков было решено не задевать и повнимательнее к ним присмотреться. Ущерб, нанесённый Павлуше Дурново было сочтён не задевающим их достоинства – ибо драка была честной. А что новички прибегли к не вполне конвенционным приёмам – ну так он же и были в меньшинстве.

Кроме того, следовало разобраться с их странными занятиями. И подойти этому решено было с основательностью людей образованных, каковыми на полном основании считали себя кадеты. Морское училище – это вам не павлоны и не Николаевское кавалерийское [18] с его муштрой, лошадьми и «цуком». На прямой вопрос Овчинников с Семёновым, скорее всего, не ответят, или сошлются на некие «секреты», раскрывать которые они не вправе. А потому, предстояло постепенно, в разговорах и дружеских беседах, выяснить у новичков, чем они, собственно, заняты. И в то же время деликатно приглядеть за подозрительными кадетами и, для начала, прояснить насчёт таинственных отлучек с уроков.

Кое-кто из кадетов, и в их числе – пострадавший Дурново заявили, что жандармские методы сыска противоречат традициям корпуса и духу товарищества – негоже делать вид, что принимают новичков, а самим исподтишка следить за каждым их шагом. Заявление вызвало бурную дискуссию, стоившую роте ещё часа без сна. В итоге, было постановлено, что, поскольку собранные сведения никто не станет оглашать или как-то использовать в своих интересах – то и ущерба чести в этом деянии нет. С тем и разошлись, но кое-кто из кадетов ещё долго ворочался в койке, гадая о странных происшествиях этого дня.

Фельдфебель пятой роты Воленька Игнациус усмехнулся и отправился к себе. Гардемарины, носившие фельдфебельские нашивки, и, в силу того, наделённые особыми полномочиями, помещались отдельно от своих товарищей, в комнатках по четыре человека, и имели право выходить во всякое время – если этого требовал надзор за буйными младшими воспитанниками. Так что кадет Игнациус, конечно, знал и о ночном «совещании» в умывальной комнате, и об утренней стычке в спальне, и о сомнениях, охвативших пятую роту. Но – встревать не собирался, ограничившись наблюдением; кадетам предстояло разобраться самим. Воленьку тоже терзало любопытство, но лг не сомневался, что рано или поздно дело прояснится. Такое уж это место, Морское училище – всё на виду, ничего не укроешь.

Тихо гудят системные блоки. В полумраке перемигиваются светодиоды; тускло светятся мониторы. Комната носила следы свежего разгрома – на полу мотки проводов, кабели, пустые коробки, пенопластовое крошево упаковочной засыпки. Отдельно, в углу сложены прозрачные листы с «пузырьками» – в ближайшие лет семьдесят такого «медитативного» средства не предвидится, так что этот ресурс следует тратить с умом.

«Да всё здесь надо беречь. – в который уже раз подумал Иван. – Любой обрезок провода, любую мышку, которую раньше и в голову не пришло бы чинить – в мусорную корзину и вся недолга! А сколько добра извели впустую, пока удалось кое-как наладить сетку – страшное дело…»

А как иначе? Нет больше ни «Техносилы» на соседней улице, ни интернет-магазинов компьютерного железа – всё, бобик сдох. И не получится починить что-либо, всерьёз вышедшее из строя.

Единственный доступный спец – это упрятанный в Петропавловку Виктор, а обращаться к главному техническому специалисту разгромленных недавно радикалов Войтюка почему-то не тянет. Ну, дал он согласие сотрудничать с властями – а что, был другой выход?

Разумеется, Иван знал, что без этого сотрудничества предотвратить покушение не удалось бы, да и о московской вылазке мы узнали от него, но… какая может быть вера предателю, пусть и предал он того, с кем ты только что воевал?

Повесить, Виктора, может и не повесили бы, больно ценный человек – а вот каземат в Петропавловке или там в Шлиссельбурге на ближайшие лет десять, в случае отказа сотрудничать с Д. О. П. ом и дальше, был бы ему гарантирован. А с чего ему, собственно, отказываться? Бывшие подельники кто перебит, кто за решёткой; никаких идейных соображений держаться, на манер пленного партизана, не просматривается. Живи себе в доме для офицеров крепости, столуйся на комендантской кухне и зарабатывай доверие. Всё лучше, чем сырая камера в равелине [19].

Но все равно, Ивану не хотелось лишний раз прибегать к услугам вчерашнего врага. А собственного опыта нет, хоть плачь – так что предстоит теперь перелопачивать груды мануалов, на которые раньше только косился, радуясь про себя, что и без него есть кому возиться с такой тягомотиной.