Археолог: солнечный камень (СИ) - Рудин Алекс (читать книги без регистрации TXT, FB2) 📗

Епископ только прислонился спиной к мачте, собираясь вздремнуть, как вдруг услышал резкий свист. Что-то ударило в мачту возле самой его головы, и мачта вздрогнула, завибрировала.

— Ложись! — не своим голосом закричал Бенедикт.

Падая на дно лодки, Адальберт успел увидеть стрелу, которая торчала из мачты.

А от берега, в погоню за монахами отчаливала лодка, полная каких-то оборванцев, одетых в звериные шкуры. Оборванцы весело гикали и вопили, размахивая дубинами и луками.

Глава 5

Июнь 1970-го года. Балтийск, Калининградская область СССР

За входной дверью немецкого дома оказался квадратный холл. Двери слева и справа вели в квартиры, а прямо передо мной была деревянная лестница на второй этаж, выкрашенная противной коричневой краской.

Я повернулся к левой двери. Обитая рваным чёрным дерматином, из-под которого топорщились клочья войлока, эта дверь выглядела нищим оборванцем. Ручка бессильно обвисла на одном гвозде, вместо глазка зияла обыкновенная дырка.

Я осторожно взялся за ручку. И в этот момент противный голос за спиной сказал:

— О! Ещё один явился!

Я быстро обернулся. На площадке лестницы стояла женщина в цветастом халате. Халат был небрежно запахнут и стянут пояском. На голых ногах женщины болтались стоптанные шлёпанцы, кое-как подобранные светлые волосы свисали неровными прядями. Подмышкой она держала большой алюминиевый таз.

— Третий день ходят! — добавила женщина, неприязненно глядя на меня. — А толку? Славка пенсию давно пропил! Вчера ко мне приходил занимать. Только шиш я вам дам хоть копейку на водяру вашу, будь она проклята! Нажрётесь, обоссыте весь подъезд, а кто мыть за вами будет?

Я застыл в растерянности. Женщина спустилась по скрипучим ступенькам и больно толкнула меня тазом.

— Дай пройти, алкаш! Встал тут на дороге!

С этими словами она вышла на улицу.

Подумав пару секунд, я вышел за ней. Не глядя на меня, женщина принялась снимать с верёвки высохшее бельё и складывать его в таз. А я направился к магазину.

— Бутылку водки, пожалуйста! — сказал я скучающей продавщице и протянул ей пятёрку. — Половинку хлеба и банку кильки в томате.

Продавщица молча поставила на прилавок бутылку. Одним движением огромного ножа располовинила буханку хлеба и грохнула о прилавок банкой рыбных консервов.

— Спасибо! — сказал я.

До чего же неудобно жить в стране, где ещё не придумали полиэтиленовые пакеты! Хотя, для экологии это несомненный плюс. Но теперь любой желающий мог видеть меня на улице посреди белого дня с бутылкой водки в руках. Учитывая наличие военных патрулей, это меня совсем не радовало. Поэтому я кое-как запихал банку кильки в карман брюк, бутылку сунул за пояс и прикрыл рубашкой. А хлеб понёс просто в руках.

Нагруженный этими припасами, я вернулся к немецкому дому. Женщины во дворе не было — то ли собрала всё бельё, то ли сейчас вернётся за второй порцией.

Судя по тому, что кое-какое тряпьё ещё болталось на верёвке, правдоподобнее был второй вариант. Поэтому я быстро прошмыгнул в подъезд. Стучать в оборванную дверь не стал, просто осторожно потянул её на себя за болтающуюся ручку. Дверь послушно открылась. Я прошёл внутрь и прикрыл за собой створку.

В полутёмной квартире воняло грязными носками, застарелым табачным дымом, немытым телом и ещё чем-то прокисшим. Запах был такой силы, что меня чуть не вытошнило на потемневшие от грязи деревянные половицы. В глубине квартиры — видно, в туалете — журчала струйка воды.

Я постоял, привыкая к вони, а потом прошёл тёмным коридором к двери, ведущей в комнату.

Хозяин квартиры отдыхал. Раскинув руки, он в одежде лежал на широкой двуспальной кровати и похрапывал. Постельного белья на кровати не было. Полосатый матрац украшали жёлтые пятна.

Под исцарапанным полированным столом при каждом шаге позвякивала батарея пустых бутылок. Видно, недавно в квартире был грандиозный загул, после которого хозяин ещё не успел сдать стеклотару. Стол был застелен газетой, на которой стояли два стакана и консервная банка, полная окурков. Рядом с этой импровизированной пепельницей лежала ссохшаяся хлебная горбушка, начатая пачка «Беломорканала» и стояла тарелка с остатками присохших макарон.

Я вытащил бутылку из-за пояса и поставил её на стол. На чистый край газеты положил хлеб, рядом — банку кильки. Ещё раз посмотрел на мирно спящего хозяина квартиры и повернулся к окну.

Меня интересовал подоконник.

Очевидно, хозяин квартиры использовал его как полку для мелочей. Помимо горшка с давно засохшей бегонией, на широком подоконнике громоздились стопки старых газет, лежал рваный носок, очки с одним стеклом, связка самых разных ключей, ещё одна банка с окурками и пустая стеклянная банка с мутными разводами внутри.

Под батареей я заметил деревянный плотницкий ящик. Из него в разные стороны торчали напильники, гаечные ключи и отвёртки. Странно, что хозяин до сих пор не пропил это богатство. Хотя, возможно, он дорожил инструментом, как памятью о прошлой трезвой жизни?

Я отодвинул в сторону газеты. Подоконник был сделан из двух толстых досок. Концы досок надёжно вделаны в кирпичную кладку стен, продольная щель залита белой краской.

Я присмотрелся к краю наружной доски и не сразу, но увидел то, что ожидал. Тонкую, тщательно залитую краской щель старого пропила у самой стены. Если бы я не знал, что он должен здесь быть, ни за что бы не заметил — настолько неровно лежала краска на старом дереве.

Второй пропил ожидаемо обнаружился на противоположном конце подоконника.

Я ухватился руками за толстую доску и осторожно потянул её вверх. Доска даже не шелохнулась. Чёрт! Здесь монтировка нужна, не иначе!

Храп за спиной внезапно стих. Хриплый голос спросил:

— Митька, ты?

Я обернулся. Проснувшийся хозяин квартиры смотрел на меня широко раскрытыми мутными глазами.

— Митька! Приехал? А я тут это... отдохнуть прилёг маленько. Сейчас!

Алкаш сел на кровати и спустил на пол тощие ноги в вытянутых спортивках.

— Щас, Митька, погоди! В себя приду.

— Здравствуй, дядя Слава! — сказал я, делая шаг к нему.

— Ты кто? — недоумённо спросил алкаш. — А Митька где?

— Я его друг, — объяснил я. — Митька просил зайти, тебя проведать. Вот.

Движением руки я показал на выложенный мною на газету натюрморт.

— Ага. Щас!

Алкаш помотал встрёпанной головой, пытаясь прогнать похмельную муть.

— Слушай, плесни малёха, а? Башка гудит!

Я оторвал с водочной бутылки пробку из плотной фольги и налил половину стакана.

— Дядя Слава, открывашка есть у тебя? Или нож?

— На кухне! Да давай так!

Я протянул ему стакан. Дядя Слава принял его дрожащей рукой, пробормотал:

— На здоровье!

И одним махом опрокинул водку в себя.

Я забрал у него стакан. В залежах грязной посуды на кухне отыскал устрашающего вида нож и вскрыл им банку кильки. Лежавшие ровными рядами рыбки скорбно взглянули на меня круглыми глазами.

Прямо на газете я порезал хлеб и снова налил водку — полстакана дяде Славе, и на палец — себе. Выпили.

— Как там Митька-то? — спросил дядя Слава. — Учится? Как уехал — так и глаз к отцу не кажет.

— Учится, — кивнул я. — Сессию на пятёрки сдал. Их с ребятами сейчас на практику отправили в Ростов. А нас — сюда. Вот Митька и попросил меня зайти, посмотреть — как ты живёшь.

— В Ростов? — изумился дядя Слава. — Из мореходки? А там разве море есть?

Мда, прокололся ты, Саня!

— Озеро там есть, — нашёлся я. — Неро. Большое озеро. Ребята на нём специальную технику испытывают. Митька хотел тебе письмо написать, но начальство запретило. Секретная практика!

— Помнит, значит, отца! — умилился дядя Слава. По его небритой щеке скатилась одинокая мутная слеза. — Ну, наливай! За Митьку моего! Настоящего мужика я вырастил!

Мы снова выпили. Остриём ножа я соорудил из хлеба и кильки бутерброд и протянул дяде Славе. Но тот даже не заметил. Вытащил из пачки папиросу, нашарил в кармане спортивок раздавленный спичечный коробок и закурил. Терпкий сизый дым пополз по комнате.