Боги слепнут - Алферова Марианна Владимировна (бесплатные версии книг txt) 📗
Слепой глянул в глаза. Во всяком случае, его зрачки были точно против ее зрачков. Ей стало не по себе от этого слепого взгляда.
– Миллион сестерциев можешь заплатить? – Голос ее дрожал.
Кажется, этот вопрос его обескуражил.
– Миллион – это не желание, а арифметика, – проговорил разочарованно Гимп.
– Миллион – это высшая математика. А иначе я не согласна… – объявила Арриетта с довольным видом, не ожидая, что так легко найдет повод отказаться.
– Я дам тебе миллион, – согласился Гимп. – И еще… я исполню одно твое тайное желание. То, о котором ты сама не знаешь.
Теперь он глядел мимо нее и улыбался.
– Ну, соглашайся. Практически для тебя нет никакой опасности. Люди ловцов не интересуют, – уговаривал Гимп. Он врал. Это было видно с первого взгляда.
Она согласилась, хотя знала, что он не заплатит ей миллион – у него нет ни асса. Она знала, что он не исполнит ее желание. И все равно верила. Сама не зная, почему. Теперь он был зряч, а она слепа, и ползала на коленях в темноте в поисках брошенной им монетки. Она слышала заманчивый звон – монетка катилась по камням, но Арриетта напрасно шарила рукой, уверяя себя, что Гимп подарит нечто такое, о чем она сама и подумать не смела. Самообман Арриетты был почти восхитителен. Потом… хотя не стоит говорить, что будет потом, пока будущее не наступило хотя бы на листе бумаги.
Редакция «Первооткрывателя» располагалась в старинном особняке. В просторном атрии толпились десятки посетителей, по галереям сновали десятки репортеров. Гам, суета. Но шум смолкал перед массивной дверь, на которой блестела бронзовая табличка с короткой надписью «Крул».
Старик Крул развалился в кресле и смотрел на худую женщину в простеньком платье пренебрежительно. Было жарко, платье посетительнице (и просительнице) было чуть-чуть тесновато, под мышками образовались темные пятна. В руках женщина мяла и без того замусоленный вчерашний вестник. Наверняка долго сидела в приемной, изнывая от жары, и обмахивалась сложенным вдвое номером. Что ей надо? Хочет работать у Бенита? Таких желающих нынче хоть отбавляй. Они буквально осаждают редакцию «Первооткрывателя». И все же что-то заставляет Крула медлить и не указывать ей на дверь. Ну да! Эта женщина работала прежде секретаршей у Элия. Надо же, какое совпадение. В трибе Элия избран в сенат Бенит, и эта женщина рвется работать у новоявленного сенатора. Уж не считает ли она, что подобные должности передаются по наследству? Она что-то болтает о невозможности работать на Элия. Понятно, что невозможно. Если он сгорел вместе с Нисибисом в ядерном пламене.
Крул налил полный стакан ледяной воды из запотевшей бутылки и принялся пить маленькими глотками, испытующе глядя на женщину. Она судорожно сглотнула. Но пить не попросила. Хорошо. Даже очень хорошо.
– У тебя есть желание? – спросил старик. – Самое сокровенное, самые немыслимое, самое невыполнимое. И… беспощадное…
– Что значит – беспощадное? – Порция быстрым движением мазнула ладонью по виску. Но капли пота тут же выступили вновь.
– Без оглядки на других. И на мнение других.
– Хочу, чтобы мой сын бесплатно учился в риторской школе.
– Это не желание, а мелкотня. – Крул явно был разочарован. – А чего-нибудь другого нет?
Женщина вновь отерла виски – на этот раз платком.
– Допустим, с кем-нибудь поквитаться? Разве это не прекрасно – отомстить за унижения, за бедность, а? К примеру – Элию, за то, что он тебя уволил, – Крул улыбнулся, обнажая редкие зубы.
– Он не увольнял, – поспешно сказала Порция. – Я сама ушла.
– И все же… – Рот Крула растянулся еще шире.
Раньше подземным богам писали подобные просьбы на свинцовых табличках: «…свяжите, обвяжите, помешайте, опрокиньте…» Даже, когда гладиаторы начали исполнять желания на арене, такие таблички продолжали изготовлять тайком. Хотя за них можно было на всю жизнь угодить в списки гладиаторских книг и лишиться права исполнения желаний. Но уж коли это право потеряно…
– Элий умер, – сказала Порция.
– А если бы он был жив? – Крул чуял добычу и не желал отступать.
– Не знаю. Мне кажется… Да, наверное… он поступил со мной некрасиво.
– Ага, уже теплее… Летиция должна за это ответить. Наверняка она тоже…
– Нет, нет, она не при чем! – горячо запротестовала Порция.
– А еще кому-нибудь тебе хочется отомстить, пожелать всяких бед? Неужели никому?
– Одному человеку…
– Кому? – Крул плотоядно облизнулся.
– Секретарю Тиберию. Он такой подонок. Вот ему бы… – Порция сжала платок в кулаке, будто это была шея старика Тиберия. – Этот старый пердун теперь служит Летиции, а я…
– Так что должно случиться с Тиберием, крошка?
– Чтоб ему переломали ноги, – прошептала она с ненавистью.
– Замечательно! – Крул в восторге потер руки. – Ты меня не разочаровала, детка. Это просто замечательно. Загляни к нам через месяцок, может, для тебя и найдется работа.
Порция вышла из редакции со странным чувством гадливости и страха. Не надо было говорить о Тиберии. Но ведь она лишь высказала пожелание… это всего лишь слова. Все равно нехорошо. Столько лет цензоры запрещали желать другому беды. Сколько лет приучали: думай, думай, прежде чем желать, думай, можно ли желать такое. А теперь нет цензоров и можно все. Мерзко, мерзко… Порции казалось, что она вся липкая, грязная с головы до ног. И она действительно была и липкой, и грязной – пот с нее так и лил.
Порция стояла в нерешительности у дверей. Может, вернуться и сказать, что она вовсе не желает зла Тиберию? Но она понимала, что ее возвращение уже ничего не изменит. Желание высказано. Осталось его только исполнить.
Днем Рим так и дышал жаром, как огромная раскаленная каменная печь, в которой плавились миллионы жизней. После обильных дождей в городе было парно, как в бане. Фонтаны, и те текли ленивей обычного. И вода в них была теплая, неживая.
Арриетта расхаживала по своей квартирке нагая. Проходя мимо высокого зеркала аквилейской работы, всякий раз бросала оценивающий взгляд. Красивая. Очень красивая. Она помнила, как Вер любовался ее телом. А вот Гимп не может… Жаль…
В этот раз Гимп ушел один. Ушел и почти сразу вернулся.
– Вот гляди… – Гимп раскрыл ладонь. А на ладони лежал жук. Маленький такой черный жучок-чудачок с длинными усиками-антеннами и золотой полоской вдоль спины. Прежде Арриетта никогда не видела таких жуков. – Открою тебе тайну, – прошептал Гимп ей на ухо. – Это – гений. Он вызвался мне помочь. Как и ты. У него свои счеты с ловцами. Гений этот особенный. Он может генерировать электромагнитные сигналы. Как передатчик. Приемник будет у тебя в сумочке, настроенный на гениальную частоту. Когда меня схватят, ты кинешь этого жука за шиворот ближайшему ловцу. А потом отправишься к префекту римских вигилов Курцию и все ему расскажешь. Только и всего. Отличный план! Мне он нравится. А тебе?
Арриетта вздохнула:
– Почему-то думала, что гений Империи должен быть более рассудительным.
– Ну был я, был рассудительным когда-то. Но теперь-то я человек! Могу позволить себе безумства… гениальные безумства – учти.
Рядом с Гимпом все казалось другим – и слова, и поступки. Будто не жизнь живешь, а захватывающую книжку читаешь. И бояться рядом с ним было невозможно. Арриетта и не боялась. Вот только противный тонкий голосок благоразумия пищал в ухо: «Остерегись, остерегись…»
– А сам ты не можешь этого жука… кинуть…
– Нет. Не могу. Ты что забыла – я слепой.
– Не ходи туда, – взмолилась она. – Не надо! Давай будем просто жить. Я буду писать стихи…
– Разве можно просто жить и писать стихи? Для стихов надо жить не просто.
– Наплюй на ловцов.
– Не могу. Я – гений.
– Тогда ты погибнешь!
Он лишь рассмеялся в ответ:
– Если не погиб в Нисибисе, то как могу погибнуть здесь?
Ей оставалось одно – уступить…
