Студент 2 (СИ) - Советский Всеволод (читать книги онлайн полностью txt, fb2) 📗
И ручная антенна, подключаемая к телевизору, была необходимостью. Иной раз приходилось бегать с ней чуть ли не всей квартире, отыскивая место, где она лучше всего принимала сигнал. Понятно: чтобы изображение и звук были качественными, а не призрачными и прерывистыми… Поэтому в некоторых квартирах приходилось видеть антенны в самых внезапных местах, типа уголка с кошачьими плошками.
Это одна сторона дела, служившая материалом для всяких шуток. Другая — уже не техническая, а духовная, что ли… Телеканалов, повторю, было тогда всего два, причем второй включал в том числе и работу местных, региональных студий. Все прочие частоты радиоволн были не заняты, и на экране давали только «белый шум»: мельтешню электронной чепухи и тоскливое шипение. Никаких дистанционных пультов не было, переключение каналов достигалось так называемым верньером… Теперь уж и слова такого, небось, никто не помнит! Поясняю.
На лицевой панели телевизора рядом с экраном располагался небольшой циферблат наподобие часового с рукояткой-«барашком» в центре. Она вращалась не плавно, а фиксированно, с гулким щелканьем, стопорясь на делениях циферблата. Это и были попадания на диапазоны радиоволн, из которых два рабочих, остальные — пресловутый БШ.
Ну и вот отсюда анекдот.
Мужик включает первую программу — там выступает Брежнев. Мямлит долгую ненужную речь, страдая дефектами дикции. Мужик ругается, переключается на вторую, там опять Брежнев с унылым бормотанием… Мужик матерится пуще прежнего, начинает щелкать верньером просто так, на авось — на одном из каналов вдруг возникает суровый сотрудник КГБ в темном костюме, темном галстуке. И грозит пальцем:
— Я тебе покручу!..
Впрочем, это все присказка. А вот настоящий рассказ о том телевидении впереди.
Пока супруги завороженно смотрели и слушали Сенкевича, я вздумал нанести еще один удар по амбициям жениха-банкрота.
— Алиса, мне тебе надо кое-что сказать наедине, можем выйти? — обратился я к девушке.
— Конечно, — охотно подхватилась она. — Идем.
— Мы вас оставим ненадолго, — с едкой любезностью сказал я художнику.
Алиса завела меня в комнату, где обретался Макс — это оказался смешной бесхвостый мопс на кривых коротких лапках. Он завертел обрубком хвоста, даже что-то проворчал, а в целом отнесся к нам позитивно.
Алиса улыбнулась:
— Ты все понял, как видно?
— Конечно, — улыбнулся и я. — Твой папа тот еще психолог… И я правильно понял: ты сама не в восторге от этого Дон Жуана?
— Ах, Василий, — вздохнула она по-взрослому. Она вообще была воспитана какой-то очень повзрослевшей. — Ну вот ты взгляни на него женскими глазами. Это похоже на мужчину? Вообрази, что с тобой рядом такой… такая петрушка. Не знаю, может, есть женщины со странным вкусом, но не я.
— Понимаю, — солидно кивнул я. — Ладно, идем?
— Подождем немного, — она тонко улыбнулась.
Я тоже ухмыльнулся в ответ: пусть фантазия Петра Геннадьевича поработает… И минут десять мы премило поболтали ни о чем.
— Идем? — повторил я.
— Теперь идем.
И мы вернулись в зал.
Обстановка там как-то изменилась, но я с первого взгляда не понял. Вроде бы все так же: супруги сидят перед телевизором, «петрушка» за столом… А со второго взгляда дошло: водки в графинчике осталось разве что на донышке. Отверженный ловелас с обиды сильно «накидался», и держать себя ему приходилось с трудом. А вот слова свои он уже не контролировал:
— А, это вы… — кое-как проворочал он языком. — Пообщались, стало быть? Видимо, это в вашем духе, Елизавета Константиновна, да?
Он особенно подчеркнул «Елизавету».
— Что именно? — очень спокойно спросила Алиса.
— Уединяться… со всякими типами! — сардонически возвысил голос он. — Продаваться им!
Я не поверил своим ушам. Алиса окаменела. Константин Валентинович начал грозно поворачиваться в кресле. Что произошло в душе Нины Григорьевны, я распознать не успел.
— Так, — сказал я ледяным тоном. — Надеюсь, вы понимаете, что после этих слов находиться в порядочном обществе вам невозможно?
— И что? — нагло и пьяно переспросил он.
— А вот это.
Я схватил его за замшевый воротник, дернул так, что стул с грохотом упал на паркет, Макс неистово заголосил в прихожей, а что сделалось с пугливой Ниной Григорьевной, не знаю.
Щуплый организм даже с добавкой пиджака, штанов и прочей требухи вряд ли превышал килограмм шестьдесят. Я легко волок тело по паркету, не давая ему возможности обрести равновесие, отчего Петр Геннадьевич ногами отчаянно выкидывал коленца, отдаленно схожие с пляской вприсядку, а руками пытался ухватиться за углы, за ручки дверей… Успеха это не имело. Стремительное извержение живописца из квартиры под злорадный лай Макса чуть притормозилось у выхода, пока я одной рукой отпирал замок. Отпер, рывком развернул страдальца тылом к себе — и резким толчком ноги, как из катапульты отправил в полет в сторону противоположной двери, куда он врезался, как спутник в плотные слои атмосферы. Что сталось с жильцами за той дверью, неизвестно.
Вслед портретисту полетели черные лакированные штиблеты, сиротливо оставленные у порога.
— Не вздумай сунуться назад, говно! — предупредил я. — Загремишь с лестницы.
Захлопнул дверь и подмигнул мопсу:
— Что, Макс? Справедливость торжествует?
— Гафф! — одобрительно брехнул пес.
Изумленный Константин Валентинович возник в прихожей. Макс что-то проворчал, по-своему докладывая хозяину о происшествии.
Я махнул рукой на дверь:
— Вышел. В открытый космос. Сказал ему, чтобы на орбиту не возвращался.
Но тут в дверь бешено забарабанили — Петр Геннадьевич, похоже не внял моим указаниям.
— Нет, ну бывают же такие бестолковые! — возмутился я и пошел отпирать.
Воинственно-взъерошенный художник предстал передо мной в носках. Башмаки так и валялись на площадке. Судя по всему, он вознамерился произнести много чего горького и гневного, но я, конечно, не дал ему и рта раскрыть.
— Так! Тебе что сказано, скверная рожа? Не понял по-хорошему, да?.. Не понял, вижу. Ладно, будет по-плохому!
Этот хмырь и вправду рассердил меня всерьез. Я решил, что вразумить его надо. Да и делать ему здесь не хрен. Пятое колесо!
Хрясь! — и я применил свой коронный прием — резкий удар головой в подбородок.
Глава 7
Сдерживал себя. Но этого хватило. Вышел самый настоящий нокаут. Гаврик порхнул через всю площадку, с грохотом вторично врезался в несчастную дверь, сполз по ней на кафельный пол. Фалды пиджака задрались как плавники летучей рыбы. Выражение бородатого лица — ни в сказке сказать, ни пером описать. Полный отказ воспринимать реальность. Будто бы на востоке вдруг взошло четыре Солнца вместо одного, и с этим теперь как-то надо жить.
Я тщательно запер дверь на два оборота ключа.
— Прошу прощения. Соседи ваши… — я кивнул назад, — он их два раза бомбил. Не знаю, что они подумают. Если надо, лично извинюсь.
— Да их там и нету никого, — машинально пробормотал хозяин. — На даче все…
В коридоре появилась Алиса.
— Ну что? — очень спокойно спросила она. — Уволен из женихов? — и показала взглядом на дверь, за которой наступила тишина.
— Надеюсь, — с чувством произнес КВ и наконец-то заулыбался. — Ну что мы стоим? Или жизнь кончилась⁈ Прошу за стол, у нас ведь, с позволения сказать, еще столько дел! В смысле блюд.
И мы вернулись в зал. Обретший свободу Макс, смешно пыхтя коротким носом, зацокал коготками по паркету следом за нами.
Бессловесная Нина Григорьевна суетилась за столом. Рухнувший стул уже стоял на месте.
— Прошу… — поспешно лепетнула она, делая шаг назад. — Боюсь, что гусь остыл, но…
— Боюсь, что гусь? — продекламировал хозяин. — А ты не бойся! И успокойся!
И расхохотался, очень довольный сомнительными рифмами.
Тем не менее этот не слишком удачный юмор разрядил обстановку. За стол уселись как давние друзья (Макс ухитрился вскарабкаться на диван и с сопением взирал на пиршество оттуда), разлили по рюмкам и фужерам «Дивин» и «Саперави».
