Корсары Балтики - Морозов Дмитрий Витальевич (библиотека электронных книг .TXT) 📗
— Срамота, — буркнул себе под нос помощник Басманова. — Словно лыцарь какой, или индюк.
Говорить, впрочем, ничего не стал хозяину чудно убранной коняги. Как известно, в чужой монастырь не след лезть со своим порядком. Кроме того, может статься, что «индюк» сей — дивной сказочной лихости рубака. Водилась на Руси за знаменитыми воинами эдакая удаль и небрежение приличиями.
Приглядевшись повнимательнее к восседавшему на коне с бубенцами молодцу, Ярослав заключил, что перед ним именно такой бесшабашный храбрец, как он и подумал, а не просто модник.
Пышное конское убранство резко контрастировало с подчеркнутой бедностью костюма и доспеха воина: прорванный в нескольких местах и кое-как заштопанный кафтан, из-под которого проглядывает смятая льняная рубаха, даже не беленая, не украшенная и самой простой жемчужной тесьмой. Вместо шапки — войлочный подшлемник на манер татарских, с вылинявшей лисьей опушкой. Зеленые сафьяновые сапоги когда-то могли бы показаться неплохими, но, истоптав множество троп и дорог, приобрели совершенно неприглядный вид. Широкие штаны с каменными пуговицами по бокам выгорели от солнца и пропитались конским потом до полной потери исходного оттенка. Однако хищно скривленная черкесская сабля на боку покоилась в простых, но весьма добротных ножнах, а кинжал за голенищем был именно таков, как и у Ярос-лавовых донцов. Поди еще сыщи эти редкие клинки, пришедшие на Русь из греческих земель, давно поглощенных турками…
Молодцы со свистом разбойничьим пускали на скаку стрелы, норовя попасть в проушину медного кольца, подвешенного к колодезному журавлю, метали сулицы да дротики и даже ножи. Пальбы, впрочем, не было. Видно, рассудил Ярослав, есть запрет на совсем уж безобразный шум в черте града Иванова.
Наконец победитель в этом дикарском соревновании выявился. Им, на удивление засечника, оказался не воин на коне с бубенцами, а невзрачный мордвин, верно, родившийся прямо с луком и стрелой в руках.
На сем конники не успокоились и принялись за новую затею: съезжаясь парами, стаскивали друг друга на землю.
Странная борьба эта, требующая не столько силы, сколько ловкости в управлении конем да определенной верткости, пришла на Русь вместе с монголами, да так и ужилась, сплетясь с собственно славянскими ратоборствами.
Тут уж удалец не оплошал — одного за другим скинул троих наездников на утоптанную землю, лишившись, правда, рукава своего ветхого кафтана. Данное обстоятельство, впрочем, ничуть его не огорчило. Скинув рванье, он остался в одной рубахе, подпоясался, да повел коня к реке.
Ярослав вздохнул огорченно. Он-то намеревался позвенеть с молодцом клинками, но судя по всему увиденному, лихой наездник вряд ли доверит коня другому или оставит, взмыленного, у коновязи.
По двору слонялись без дела несколько его собственных дружинников, но в дальних разъездах они уже успели наскучить друг другу. Всякий знал любимые феньки да поганки другого, приноровились да приспособились к приемам и финтам. Никакого удовольствия от такого учебного поединка, а уж тем более — пользы не предвиделось.
Ярослав вновь вперил взгляд в толпу, словно коршун, высматривающий зайца в высокой траве.
— Чего маешься, — спросили вдруг у него над плечом густым басом. — Народу полно, а биться не с кем?
Ярослав обернулся.
Перед ним стоял широкий и толстый, словно бочонок, стрелец в синем кафтане, простоволосый и улыбающийся.
— А у тебя, молодец, — сказал засечник, указывая на саблю стрельца, — это для забавы привешено?
— Есть пониже пояса у меня кой-чего для забав разных, — ухмыльнулся детина, берясь за простую костяную рукоять. — Да то не для мужиков, а для красных девиц заведено. А сия подружка как раз для тебя сгодится.
— Становись, коли такой скорый, — махнул рукой Ярослав, указывая в сторону перевернутого, да так и забытого воза с сеном у самого вала.
— Эх, позвеним! — гаркнул стрелец, высвобождая саблю.
Кинув быстрый косой взгляд на оружие своего соперника, Ярослав тихо ругнулся в бороду.
Не любил он таких сабель, тяжелых, усиленных на конце елманью, грубо откованных, с несильным изгибом. Чистые мясницкие тесаки. Парировать собственным, легким и изящным оружием эту штуковину — верный путь испоганить саблю зарубками да выщерблинами.
Калили государевы оружейники стрелецкие сабли на совесть, даже слишком. При такой закалке, будь клинок потоньше да поизящней — наверняка лопнул
бы в настоящей сече. Только толстый обух и спасает от такой беды.
«Послать донцов за другой саблей, — подумал Ярослав, — так он решит — трушу я. Не след князя позорить».
Увидев выпрыгнувший из ножен засечника булат, стрелец ухмыльнулся:
— Не великанский ножик у тебя, верно?
— Зато твоим — уж точно, дрова сподручней заготовлять, чем рубиться, — отпарировал Ярослав.
— Вот и поговорили, — насупился стрелец, ступая вперед.
— Княжий человек рубиться порешил! — пронеслось над толпой. Вмиг образовалась стайка зевак, держащихся на почтительном расстоянии от быстрых сабель, готовящих остроты да злые шутки.
«Ох, зря я ввязался, — подумал Ярослав, уклоняясь от первого, пробного взмаха соперника, — калечить его никак нельзя, а миром дело не окончить. Начали хаять оружие — жди беды».
Стрелец еще раз взмахнул саблей и слегка подался вперед, когда его клинок, не встретив сопротивления, взрезал воздух.
— Так будем биться, или как? — притворно обиженно крикнул он. — Или уж передумал?
Ярослав метнулся вперед, обманным движением заставив стрельца прикрыть голову, и коротким кистевым ударом раскровянил тому предплечье.
— Люто! — выдохнула толпа. Собрались не базарные завсегдатаи, а воины, ни от одного из которых не укрылось, что увечье было нанесено расчетливо и преднамеренно.
— Кровь первая есть, — несмело сказал кто-то. — Вы ж не бабу делите, разошлись бы, а?
Стрелец, не чувствуя боли в аккуратном разрезе, прыгнул на засечника, орудуя саблей, словно цепом. Ничего не стоило бы Ярославу отбить эти удары и встречным тычком оборвать жизнь соперника, но на это он пойти не мог.
Поднырнуть под удары не вышло — все же детина не был настолько уж увальнем, чтобы позволить такое.
Ярослав еле успел отпрыгнуть, когда синекафтан-ник едва не поймал его в ловушку.
Стрелец лез вперед, нимало не заботясь об элементарной защите, полагаясь на то, что убивать его, служилого человека, княжий человек поостережется, норовя покалечить или опозорить, заставив пятиться.
— Ну уж нет, братец! — сквозь зубы прошептал Ярослав, чувствуя, как кровавая пелена медленно, но неуклонно застилает взор. Еще немного, и боевой раж возьмет свое — начнется чистое смертоубийство.
Донцы, знавшие своего командира как облупленного, тоже что-то почуяли и орали из толпы, но смысл их слов не доходил до сознания засечника.
Сабли, танцующие в воздухе, несколько раз зло сшиблись и разлетелись. Ярослав поморщился — полночи теперь выправлять некогда идеальную кромку клинка.
— А чего это Артамошка саблей звенит? — спросил кто-то из однополчан детины. — Ему бы бердыш, а этому делу он слабо обучен, молод зело. И уже княжьему человеку:
— Слышь, мил-человек, — как ты насчет на бердышах сразиться? Или тяжелы для барской руки топорики наши?
В толпе обидно засмеялись, ибо от наметанных глаз не укрылось, как дорожит своей саблей засечник. А смотрелась она на фоне клинка соперника чистой игрушкой.
Ярослав прикипел к сабле относительно недавно, долгие годы отдав простому и честному мечу. Но многочисленные стычки с верткими и быстрыми татарами научили его уважительно относиться к совсем не грозным на вид саблям.
Долго высматривал себе боевую подругу на рынках да на лотках оружейников, пока не выменял на нее старый свой и верный шлем у заезжего ногайца.
Под бешеным натиском засечник постепенно отступал, и вскоре уже оказался прижатым к возу.
Все это видели, в толпе продолжались смешки да прибаутки, хоть донцы уже и успели сунуть кое-кому в зубы.
