Последний князь удела(СИ) - "Димыч" (читать книги онлайн txt, fb2) 📗
Помимо прочего, Михайлов работал с чёрными камнями с берегов Мологи. После сотен опытов, воздействуя на неизвестный минерал крепким купоросным маслом, он получил серый порошок, из которого в свою очередь смог извлечь новую кислоту. Разглядывая представленные мне Степаном образцы новых веществ, я не мог избавиться от мысли, что где-то уже их видел в прошлой жизни.
-Пошли-ка ты людей на Мологу, чтоб пару возов сих камешков набрали, сработай из них твоего серого песка, да дай Фролу Липкину, пусть на гряды его посыплет, посмотрим, что с того выйдет,- такое распоряжение получил от меня наш химик.
-Кто у тебя из подмастерьев самый толковый?- спросил я у Михайлова.
-Да Елка Беспалов с братом, кто ж ещё? Ну, тот, кому персты оторвало,- ответил Степан.- С тех пор прилежен весьма, видать лишнюю дурь огнём вышибло.
-Надо его в Усолье послать,- пришлось мне огорчить нашего главного химика.- Мнится мне, что не только жаром, но и холодом получится соль из рассола извлекать. Да и наверняка способы есть от горечи соль чистить. Дадим ему работников с пяток, термометры стужу мерить, пусть ищет как дело сделать.
-Не справится малец,- влез в беседу Тучков.- Надоть к нему солевара бывалого приставить. Слышал яз не раз, что те лишь в рассол шарик янтарный бросят и сразу видят - будет толк али нет.
-Тогда разыщите такого умельца и вместе с Беспаловыми в Усолье отправьте,- подвёл я черту под беседой.
Получив почти тридцать пудов пороха и почти две сотни штук сукна, казаки стали спешно готовиться к отъезду. Их струг ушёл из Углича поздним вечером, хотя большинство русских предпочитало отправляться в путь с утра. Когда рассвело, выяснилось, что из-под стражи сбежало полдюжины самых отъявленных разбойников, схваченных в прошлом Бакшеевым. Побег устроили приезжие донцы, самым банальным образом в усмерть упоив караульных стрельцов.
- Говорил яз, нечего воров привечать и обласкивать,- бушевал Тучков.- Ить сколько волка не корми, он всё одно в лес смотрит.
- Погоню бы учинить, да народу мало. Казаки-то, мню, день и ночь без продыху грести будут,- задумчиво тянул смущённый Афанасий.
-Чего ж они право, душегубов-то с собой увели. Ведь их приняли добром, товара множество в подарок дали,- во мне кричала чистая, почти детская обида на обманувших моё доверие донцов.
-Порода в них говорит. Ведь почитай все они когда-то в татях да государевых ослушниках ходили,- как мог, старался утешить Бакшеев.- Они и за обман то сие не держат, так удаль молодецкая. Вот увидишь - придут к Усолью, как ни в чём не бывало. Ежели пенять им начать - ну в свозе разбойников повинятся, а иного толку не будет. С испокон веку гулящий люд кусал руку, что кормит, с этим уж ничего не поделать.
Через два дня после побега, оставшихся в руках властей разбойников погнали на казнь. Один купил себе помилование, исполнив роль палача, троих вздёрнули над рекой, четверо согласились работать в княжеских зельевых палатах. Их заковали в кандалы и отдали под присмотр Михайлова.
После этой совершённой по моему прямому приказу казни, я впервые в этом мире сознательно напился до беспамятства. Подтолкнула к этому жалость к самому себе и двум из повешенных, которые возрастом были не сильно старше приютившего мой разум царевича Дмитрия.
Разбудила меня перед рассветом чудовищная головная боль. Она и прежде нередко терзала мой разум, сменив мучившую мальчика эпилепсию. А тут видимо на старый недуг наложилось состояние похмелья. Было настолько больно, что не хотелось слышать никаких звуков, даже собственного голоса. Поэтому я встал и побрёл в людскую за питьём, осторожно переступая через спящих у порога охранников. Напившись стоявшей в сенях у чёрного входа колодезной воды, сел передохнуть на лавку. Тут-то меня и сморил короткий пьяный сон.
Проснувшись, не сразу понял, где я нахожусь. Оглядевшись в сенях при сером предрассветном свете, пробивавшемся через малое оконце, наконец-то сориентировался и восстановил в памяти предыдущие события. Тут моё внимание привлекли голоса из соседнего помещения. Разговаривали, похоже, сенные сторожа и явно о моей персоне.
- Князь-то наш вельми горделив и гневен, видать весь в отца пошёл,- громко шептал неизвестный мне голос.
-Горделив это правда,- вторил ему другой бесплотный глас.- Вроде и почасту Богу молится, а всё стоя. Колена редко склоняет, челом Господу не бьёт, метаний не творит. Да и гнев смолоду являет, на седых мужей кричит бывало. А вот про отца.. Слыхал яз от перехожего калики, не прямой, де, сын царю усопшему наш князь. Дескать и ликом тёмен не в родителя, и речами не схож и особливо повадками. Вот благоверный государь Фёдор Иоаннович - с постели поднимается за час аль два до рассвета, сразу духовника зовёт. Токмо после сего к жене государыне Ирине Фёдоровне идёт, и опосля на утреннюю литургию, после заутрени обедает, потом спит часа три. Затем сызнова в храм на вечерню, потом государственные дела слушает, вечеряет и перед сном молится. Коль государь так за Русь перед Господом молит, то и в державе всё ладно идёт.
-Ну и чей, по-твоему, наш князь сын? - в разговор влез третий голос, по звучанию весьма насмешливый.
-А мне почём знать? Баяли божьи люди, ляхами он в младенчестве подменён, на погибель царству христианскому. Слыхали, сколько он слов ляшских говорит? Вместо како бы - яко бы, вместо такожде и таможде - так же и там же, вместо обаче - однако, вместо пол-два - полторы. Заместо побрано - молвит взято, заместо основанья - фундамент. Стогны именует улицами, пешцев - пехотой, вечерний стан - ночлегом.
-Ты ври, да не завирайся,- третий голос сменил весёлый тон на угрожающий. - Мы князя с малолетства перед очами видим, подмену уж бы не проглядели. А что до словес иноземных - так царевич книг множество прочёл, вот и спутался у него разум. Но все к нему приноровились, и вы приноровитесь коли голова дорога. А ежели чего из царевичем сказанного не поняли - так кивайте будто всё уразумели, потом у знающих людей смысл слов его уясните. И пущай он хоть звериным гласом изъясняется, главное, что речи и дела его - справедливы и честны.
-Угу, справедливы,- буркнул всё тот же недовольный.- Стрелец, что пьян напился и воров прокараулил, теперь сопреет на болотах гной собирая. А князь со своими ближними вчера, в постный день, вино хлестал до беспамятства. Так за сие греховодство наказанье или награда выйдет княжьим слугам?
Не желая являть себя ночным сторожам, я на цыпочках выбрался из сеней и, стараясь не шуметь, двинулся в опочивальню. Слова челяди заставили меня задуматься. Молиться или изображать молитву стоя перед иконами на ногах мне было совершенно естественно. Местные нравы метаться каждый раз в храме на колени и биться челом о землю, при этом находясь лицом строго на восток, скорее напоминали мусульманский обряд, чем православный. Я в очередной раз задумался, являлась ли эта реальность точной калькой прошлого моего старого мира. Слишком много отличий имелось даже в том, что мне прежде казалось незыблемым и древним - в религиозных обрядах. Так что требовалось или полностью принять местные обычаи или каким-то образом менять их на более привычные.
Следующая беспокоящая меня мысль была о том, как мне поступить со своими вчерашними собутыльниками. Не желая разрушать мною же установленные правила, я решил отправить их копать торф, естественно с собой во главе.
Когда днём мои сотрапезники услышали о грозящем им наказании, их крик, казалось, сможет достичь небес. Они вопили о том, что их честь не допустит такого поругания, что лучше их казнить, чем так позорить и прочее в таком же духе.
