Елабуга (СИ) - Линник Сергей (полная версия книги TXT) 📗
– Да.
– Смотри, если не будешь успевать, я пойду вперед сам, ты догоняй. Как синяк твой, не сильно болит?
– Терпимо, дядя Андрей. А ты откуда про время знаешь и про сегодняшнее число? – спросила она, когда Андрей уже тащил ее за руку.
– Потом, всё потом расскажу, Настя. Лишь бы успеть.
На елабужских улочках Настя начала задыхаться.
– Всё, Настя, догоняй! Ворошилова, десять, – и Андрей быстро зашагал дальше.
На перекрестке спросил у стоявшей у магазина старушки:
– Ворошилова улица где?
– Недалеко, вон там направо, еще пройдешь и увидишь Ворошилова.
– Спасибо, – сказал Андрей. Оглянувшись, он увидел отставшую метров на двести Настю, махнул ей рукой туда, куда надо идти и побежал дальше.
Нужный поворот он чуть не пропустил. Уже почти пройдя перекресток, он увидел здание портомойни. До цели оставалось метров двести.
Андрей, задыхаясь, быстро шел по улице. С женщиной, вышедшей из портомойни с корзиной белья, он разминулся буквально в паре сантиметров. Та ругалась ему вслед, но он уже не слышал ничего. Дернув за ручку, он открыл дверь в сени дома номер десять по улице Ворошилова и, почти повиснув, из последних сил выдохнул:
– Марина… Ивановна…
Авторское отступление
Собственно, вот здесь я хотел закончить. Конец истории, все дела, спасибо, что были с этой книгой.
Но тут появились эти «но». Авторитетные участники обсуждения толкали меня к написанию внятного финала, я не хотел. Но потом компромисс нашелся. Использовал его уже давно английский писатель Джон Фаулз в книге «The French Lieutenant’s Woman», когда написал два альтернативных финала, чтобы читатель сам выбрал то, что ему по душе.
Конечно же, где я и где Фаулз, но я решил попробовать.
И да, спасибо всем, что были с этой книгой)))
Очередность выкладывания финалов определялась путем однократного подбрасывания простой рублевой монеты, никакого предпочтения. Ещё раз предупреждаю: дальше можно не читать (разве что послесловие).
Финал 1
31 августа 1941 года
Андрей и Марина
Андрей, задыхаясь, быстро шел по улице. С женщиной, вышедшей из портомойни с корзиной белья, он разминулся буквально в паре сантиметров. Та ругалась ему вслед, но он уже не слышал ничего. Дернув за ручку, он открыл дверь в сени дома номер десять по улице Ворошилова и, почти повиснув, из последних сил выдохнул:
– Марина… Ивановна…
– Кто там? – дверь в сени изнутри открылась и Андрей увидел маленькую женщину, одетую в старый серый байковый халат с намотанными на ногах обрывками пухового платка, держащую в руках черный ремень. – Вы кто? Вы ко мне?
Пытаясь выровнять дыхание, Андрей пару раз глубоко вдохнул, и, наконец, смог выговорить:
– Марина Ивановна, я к Вам.
Вдохнул еще раз глубоко и, прерываясь от одышки, продолжил:
– Не надо… этого делать, Марина… Ивановна… пожалуйста…
– О чем Вы? Вы кто такой?
– Простите, не представился. Меня зовут Андрей. Я к Вам из Москвы ехал.
– Зачем же?
– Марина Ивановна, сколько записок Вы уже написали? Все три, да? Это ремень, которым Борис Леонидович Вам чемодан завязывал?
– Откуда… Вы знаете?
Андрей, прикрыв глаза, мгновение подождал, вспоминая и начал читать наизусть заученные записки:
– Мурлыга! Прости меня но дальше было бы хуже. Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми что я больше не могла жить. Передай папе и Але – если увидишь – что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик.
Марина стояла, онемевшая – она только что сама писала это, никто не мог этого видеть, а этот мужчина будто читает с листа:
– Следующая, наверное, Асееву, в которой Вы просите взять Мура к себе. Сейчас, она большая, надо точно вспомнить…
– Подождите же! Прекратите!
– Еще третья записка, подождите, сейчас, она для эвакуированных…
– Да прекратите же! Откуда Вы это знаете?
– Марина Ивановна, я родился в тысяча девятьсот восьмидесятом году и я много еще чего знаю – о Вас, о Муре, Але, Сергее Яковлевиче, Анастасии Ивановне и о многих других.
– Но это… невозможно, – Марина уронила черный пояс и пошла к стулу. – Не могу долго стоять, ноги болят.
В открытую дверь послышался голос Насти, кричавшей с улицы:
– Дядя Андрей, ты здесь?
– Здесь, Настя, здесь. Заходи, только дверь закрой за собой.
Настя вошла и стала у двери.
– Здравствуйте. Значит, ты успел, дядя Андрей?
– Успел, Настенька. Знакомьтесь, это Марина Ивановна, а это Настя Трухачева.
– Трухачева… Настя…, - прошептала Марина и, закрыв глазами лицо, заплакала.
– Чего она, дядя Андрей?
– Тебя зовут так же, как и её сестру, которую она уже давно не видела.
– Марина Ивановна, Вы простите, нам бы умыться, мы с дороги.
– Да-да, конечно, вон там, – Марина показала умывальник.
– Марина Ивановна, я готов ответить на Ваши вопросы. Не на все, возможно, но на многие. Настя не знает еще про меня, поэтому для нее и для Вас повторяю: меня зовут Андрей Григорьевич Волошин, я родился двадцать восьмого мая одна тысяча восьмидесятого года, мне сорок лет. Я не знаю, каким образом я оказался в Москве в августе сорок первого, но я сделал всё, чтобы помешать Вам, Марина Ивановна, сделать то, что Вы хотели сделать. Вы простите, я до сих пор не могу поверить, что мне удалось это и я Вас вижу.
– Андрей, я с трудом могу поверить в Ваши слова, но, наверное, придется, это самое простое объяснение, потому что поверить в чтение мыслей еще труднее. Значит, через почти восемьдесят лет меня помнят?
– Памятник у музея в Борисоглебском, музеи в разных городах, где Вы жили, издано всё, включая черновики и письма – всё, что сохранилось. Хотя сохранилось – не всё.
– А моя семья? Что с ними? Сережа, Аля? Что будет с Муром?
– Я сейчас не буду об этом, Марина Ивановна, поймите, теперь история изменилась и говорить, что было в том варианте событий смысла нет.
На самом деле это место – самое трудное. В дороге Андрей много раз прокручивал в голове возможный разговор с Цветаевой, но вот эту часть решил никак не озвучивать. Вытащить из тюрьмы ее мужа, которому оставалось жить меньше месяца до расстрела – это уже явно из области ненаучной фантастики. Говорить о смерти на войне сына – решил позже, как раз это изменить можно и нужно. О судьбе Али, которая отсидит свои восемь лет, а потом будет мыкаться, одинокая, до самой смерти, можно и сказать, но не сейчас.
– Марина Ивановна, давайте сделаем вот как. Сейчас Вы успокоитесь и соберетесь с силами. Денег я Вам оставлю достаточно, чтобы жить безбедно и не заботиться о том, где взять дрова или еду. Здесь или в Чистополе – неважно. В Москву пока возвращаться не стоит: в октябре начнется принудительная эвакуация, битва за Москву закончится к зиме и жить в практически прифронтовом городе – не стоит. Что касаемо Мура – надо сделать всё, чтобы он после школы продолжил учебу. На врача, инженера, кого угодно. В прошлый раз он вернулся в Москву, оттуда его отправили в Среднюю Азию, чуть в тюрьму не посадили, потом в армию взяли и он погиб после ранения в июле сорок четвертого. Наверное, не такой судьбы Вы бы для него хотели. Не так ли?
– А война – когда?
– В мае сорок пятого. После – не лучше, гайки начнут закручивать почти сразу, года до пятьдесят шестого, потом – чуть легче. Но жить все равно придется, Марина Ивановна. Не для себя, так для семьи. Мур без Вас – пропадет, не справится.
9 сентября 1941 года
Андрей
Теперь, когда нужда спешить отпала, дорога устроилась легко и просто. Поезд буднично и без приключений довез их с Настей до Москвы и они, доехав на первом поезде метро до Арбатской, шли с Настей по пустынной с утра улице Воровского в Хлебный переулок.
– Всё, Настя, кончились наши путешествия. Или нет?
Финал 2
31 августа 1941 года
