Золото. Назад в СССР 1 (СИ) - Хлебов Адам (чтение книг .TXT, .FB2) 📗
Он приоткрыл и показал отсутствующие листы. Гунько повернулся ко мне и высокомерно спросил:
— Ты приложил к этому руку? Зря мы его в яранге не обыскали.
Он начал меня доставать. Я вскочил на ноги и сильно толкнул его ладонями в грудь.
— Слышишь, ты, урод! Ты что следователем заделался?
Он не ожидал такой реакции от меня и отступил.
— Гунько! Прекрати нести чушь! Илья прав. Я ему и Выквану верю. Я уверен, что он не бросил товарища, а отправился за помощью.
— Еще раз посмотришь косо в мою сторону или огульно обвинишь меня в том, чего я не делал, то знай — я тебе рожу разобью. Какого хрена ты меня гадом считаешь. Тебя же с нам не было, Гунько. Что ты из себя строишь? Ты же сам не уверен в своих обвинениях.
Гунько немного растерялся от того, что Куницын поддержал меня, а не его. Он повел плечами, отступил и теперь посмотрел с недоверием на своего начальника.
Параноик хренов. Вообще на Севере, в Зоне, таких не любят, они не в состоянии тут находится долго. Судьба таких либо перемалывает, либо выплевывает.
— Прекратите ссору. Это приказ. Оставьте свои претензии при себе. Давайте, разбивать лагерь. Илья позже, в палатке попробуем вместе разобраться в записях, вдруг что-нибудь вспомнишь?
— Выкван сказал, что видел следы? Утром можем пойти по ним, если они сохранились. Что он говорил про троих?
— Да из Красносолья двое заключенных сбежали, Выкван считает, что они могли захватить Гибаряна, пока ты за помощью ходил. Ты ничего не помнишь, может видели людей?
— Людей точно не помню. Я и вас не особо помнил, когда вы пришли, Владилен Викторович, а разобраться попробуем, — ответил я достал молоток и стал забивать колья для установки палатки.
Место для стоянки геологи и разведчики выбирали по простому принципу — лагерь разбивался там, где находили следы прежнего пребывания местных пастухов-оленеводов.
Они в ненадежных, опасных местах лагерь разбивать не станут.
Конечно все мы знали, что выбирая место для новой стоянки, местные выбирают не там, где удобнее человеку.
А то место, где будет сытнее оленям. И это не «жертвование своими интересами», а дальновидность и здравый смысл. Олень — это и еда, и тепло, и крыша над головой.
Олень без человека выживет, а человек без оленя — нет. Поэтому заботясь об оленях, кочевник обеспечивает себе надежное будущее.
Сколько бы ни изучали природу этого сурового и красивого края, пастухи всегда опережали нас в знании.
Простые правила выживания в тундре, впитанные с молоком матери, позволяли им знать об этом суровом пространстве несоизмеримо больше, чем нам, пришлым.
Они вбирали места стоянки интуитивно. И не всегда могли объяснить причину выбора.
Но эти места всегда были вдали от троп диких хищников, наименее проветриваемые ледяными ветрами, и богатые растительной пищей и удаленные от колоний гнуса, который порой был более опасен для человека, чем хищник.
Через полчаса мы натянули палатку, разожгли огонь из валежника, плотно поужинали и пытались разобраться в записях журнала.
Очень скоро мы пришли к выводу, что хроника и маршруты движения нашего с Гибаряном двухнедельного выхода отсутствует.
Вырваны три листа, по которым, собственно, можно было узнать маршрут и координаты, где мы наши и намыли такую крупную партию золота.
— Как думаешь, в рюкзаке у Гибаряна могли быть еще крупные самородки? — спросил меня Куницын, отхлебывая горячий чай из эмалированной кружки после
— Не знаю, Владилен Викторович, вполне допускаю. Но не могу ничего сказать точно.
— Мне почему-то кажется, что, как опытный геолог, Гибарян не стал бы вырывать листы, а забрал бы всю тетрадь, — рассуждал Куницын
— Ну вы же знаете Владилен Викторович, что в критической ситуации в походе или в разведке, каждые сто грамм имеют значение.
Если предположить, что версия про двух зеков, захвативших Гибаряна правдива, то им кроме еды и оружия, нужно было тащить еще и его на своем горбу. Он был совсем не транспортабельным.
Готовясь ко сну, я вспомнил наш последний с ним разговор.
Его переломанная нога болела все сильнее. Она была в ужасном состоянии. Распухла и посинела выше лодыжки. Он совсем не мог обуваться.
Мы поняли, что не сможем идти дальше в таком темпе. Я пробовал соорудить, что-то типа носилок из лап карликового кедра.
Но мы отказались от этой затеи, потому что двигались по триста метров в сутки. «Проще» было таскать Гибаряна на себе.
При этом он был крупным высоким мужчиной, весом за сто килограмм. Через трое суток пути, мы приняли единственное разумное решение, которое позволило бы добраться до медицины и спасти Гибаряна и его ногу — обратиться за помощью к оленеводам.
Именно поэтому я ушел, оставив его у палатки с запасами еды, теплой одежды и оружием.
— Утром пойдем на северо-запад по Косе. Это наиболее вероятный маршрут. Надеюсь, что как сегодня, ты увидишь пейзаж, приметы и тебе удасться что-то вспомнить. А сейчас давайте отбой.
— Я уже кое-что вспомнил.
Я рассказал, про то как выглядела его нога, как мы насколько суток пробирались обратно по маршруту, как ему становилось все хуже и почему мы решили разделиться.
— Резонно, Бурцев, я на твоем месте поступил бы точно также. Не переживай, — приободрил меня Куницын, в его словах отсутствовала фальшь, он говорил искренне, — только, лично мне не понятно, зачем ты в болото полез?
— На карте болото не было обозначено, мне показалось, что оно не глубокое и я быстро срежу километров пять по нему. Напрямик-то всего двести метров выходит.
— Карта с собой?
Я посмотрел на рюкзак, встал подошел и извлек карту из бокового отделения.
— Шестьдесят седьмой год, — он посмотрел на дату издания карты,— ну, конечно! Тут местность, переходящая из тундры в лесотундру. За одиннадцать лет вполне могло болото образоваться. Но больше так не делай. Неразумно это.
Гунько молчал и не участвовал в беседе.
Вид у него был беспомощный, словно у рыбы, выброшенной на берег. Он лежал на спине и смотрел в потолок палатки. Мне становилось понятно, что он затаился и при случае подложит нам обоим большую свинью.
Один из главных уроков Севера Гунько усвоил хорошо. Один в тундре не воин.
Жизнь среди суровой природы, бесстрастной и безразличной к человеческим слабостям, приучает к пониманию, что человек один в тундре — ничто.
Здесь он не царь Вселенной, а лишь ее часть. Не вершина эволюции и не венец творения, а зависимый от стихий элемент Природы.
В тундре индивидуализм не катит. Высокомерие и самонадеянность в девяносто девяти случаях приводит к смерти — Закон Тундры.
Поэтому Гунько прикусил язык и решил выжидать, пока мы вернемся из партии.
Мы встали утром чуть свет. Позавтракав и собрав лагерь мы отправились в путь. Мы шли по следам и ориентирам, на которые нам указал Выкван, отправившись на поиски Гибаряна.
По пути мне больше ничего не вспоминалось, как я ни старался. Видимо, мы пошли не тем тем маршрутом, по которому следовали во время разведки.
Мы дошли до того места, где по словам Выквана терялись следы.
Куницын посоветовавшись с Гунько решил продолжать поиски. Мне не очень нравилась эта идея, потому что мы теряли время и концентрацию на поисках Гибяряна.
Куницын не упускал возможности изучать породу и грунт, на предмет золотоносности.
Но на протяжении всего пути нам ни разу не попалось ничего интересного. Ни намека на золото.
Только бледные отблески наличия олова. Во время войны страна нуждалась в добыче олова и эти районы были обозначены, как стратегические резервы. Но до промышленной разработки олова не дошло. Потребность снизилась и хватало более близких и удобных, с транспортной точки зрения, месторождений.
Все геологи знают, там где много олова, золота не бывает.
Складывалось ощущение, что самородки в моем рюкзаке, найденные нами с Гибаряном, попали к нам в руки с другой планеты.
— Ума не приложу, где вы столько взяли. Ведь, в районе поиска должны быть хоть какие-то следы, хотя бы намек на сульфиды — соли сероводородной кислоты! — сетовал Куницын, — а тут ничего!
