Неожиданность (СИ) - Попов Борис (книга бесплатный формат .TXT) 📗
Народ эту мысль одобрил, и мы весело пошли на двор. Межевался только Иван.
— Я же на работе! Может мне лучше вечером поездить?
— Ты на кого тут работаешь? — зарычал я, по-нашему, по-боярски.
— На тебя…, — ошарашено ответил бригадир. — Ребята скажут: мы тут пашем, а ты там на лошадке прохлаждаешься…
— Пошли в ваш сарай!
Кирпичники деловито замешивали сырье для сушки и последующего обжига.
— Слушать меня! — продолжал командовать я бывшими скоморохами. — Ивана пока забираю. Вместо него Егор побудет, все вопросы к нему. Если кто против, говорите, — сразу уволю!
Разговорчивых почему-то не оказалось. Методика общения, которую я перенял от боярина-дворецкого, с подчиненными людьми давала неплохой результат.
Вернулись к конюшне. Богуслав уже сидел на собственном гнедом коне. Наина пыталась вскарабкаться на кипенно-белую, слегка розоватую Зарницу, пока безуспешно. Ванька бросился помогать любимой.
— Володь, вы с Забавой на ком поедете? — поинтересовался у меня конюх, — кого запрягать?
— Мне Викинга, — ласково поглаживая буланого коня по холке, ответил я. — А супруге в ее положении будет полезней в седло не залезать.
Забава было зароптала, но ей тут же напомнили вчерашнюю беседу о выкидышах у неразумных беременных. Больше споров не было.
Иван, махом забросивший легонькую Наину в седло, после некоторого колебания выбрал каурого жеребца Ветра. Олега, пытавшегося оседлать мощного Вихря, я пересадил на черного Ворона.
— Мне ахалтекинцев, которых мы вместе с тобой привели, под всадниками обкатать нужно. Зорька и Вихрь свободными пойдут.
Марфа, уверенная, что пастушку-волкодушку двор караулить не оставят, плясала возле меня. Что ж, пусть тоже пробежится, разомнет среднеазиатские косточки.
Ну, с богом! И мы начали тренировки перед большим конным путешествием. Конечно, среди нас не хватало Матвея, но бывший ушкуйник в движении неутомим, потренируется пока на боярской лесопилке. А Ворон пусть силу и выносливость под Олегом наращивает. Вдобавок, конюх зримо тяжелее бывшего атамана.
По утреннему Новгороду проехались шагом. Город давно проснулся, по улицам бегал народ. Люди были одеты ярко, совсем не так, как в исторических фильмах. Сияли жгуче-красные рубахи, залихвастки синели порты и поддевки, зеленели пояса на мужчинах, а женские шушпаны, летники да опашени переливались всеми цветами радуги. Вдобавок, вся бабья одежда была украшена вышивками, полосами, орнаментами, расшита золотом и серебром у тех, кто побогаче. Всякие серьги, подвески и ожерелья, украшенные жемчугом, разнообразные обереги почти на каждой, только усиливали замысловатое многоцветье. Коричневатые лапти с белыми онучами, черные сапоги и очень разные по расцветке сафьяновые сапожки, своеобразно подсвечивали наряды новгородцев. Не принимала участия в этом буйстве красок только одежда пожилых людей. А то бы только и слышалось по улицам:
— А куда это дед понесся?
— Какой?
— Да вон тот, в оранжевом кафтане и лазоревых портках!
— Их, в пурпурных лаптях, не угадаешь…
Копыта лошадей мерно постукивали по деревянному настилу.
— Пора и тебя одевать по-человечески, — заметил Богуслав, — а то — боярин Мишинич, известный ведун-лекарь, хозяин двух пилорам и лавок, владелец реки Вечерки и всех примыкающих к ней земель, единственный на весь город производитель карет и кирпича, а выглядишь, будто калика перехожий. Тьфу! Позорище! У меня слуги лучше, чем ты, одеты.
Я никогда не делал из одежды культа. Завязывать галстуки так за много лет и не научился, костюм-тройка много лет ненадеванный висит в шкафу, запонки вообще где-то затерялись. Купить длинную дубленку мне предлагали жены и мать бессчетное количество раз. Мой стиль — это свитер, джинсы и незатейливая куртка с обязательным капюшоном.
Усмехнувшись, спросил:
— Чего ж мне теперь, портки на меху одеть?
— А чего ты надсмехаешься? И одевают, и вовсю пожилые бояре носят!
— И ты тоже? Вроде уж не молод…
Теперь усмехнулся Богуслав.
— Это для бояр, что из терема в холодную погоду не вылезают, сидельцев по палатам. Я в дружине вырос, старый воин, задницу морозить не боюсь — кутаться не для чего.
Мне вспомнилось «Слово о полку Игореве», написанное немного позже:
Под шеломами взлелеяны,
С копья вскормлены…
— Ты же попросту одет, одежонкой не красуешься!
— Это ты мой походно-домашний наряд видишь, мне перед тобой красоваться-то нечего. А где нужно внешним видом блеснуть, я приоденусь от души!
Мне вспомнился парадный вид Богуслава в нашу первую встречу, когда он был в княжеском окружении на вече, где я добывал деньги на постройку церкви. Сиреневый кафтан, на него наброшен малиновый плащ-корзно, скрепленный на плече серебряной застежкой-фибулой, высокая расшитая с меховым подбоем шапка. Да уж, это вам не хвост собачий!
— Ты должен быть одет сообразно своему положению — сразу будут относиться уважительно, легче будет дела вести, — вразумлял меня боярин-дворецкий.
Выехали из города, и сразу поскакали побыстрей. Командовал нашей небольшой ватагой бывший воевода. Что ж, он с детства в седле, привык к конным скачкам, а я и на лошадь-то вскарабкался недавно.
Сначала Богуслав подстроил темп всех наших лошадей под движение своего коня, по кличке Боец. Проехались, приноровились. Это было сделано для того, чтобы мы держались кучно, а не разбредались по окрестностям, во время очень долгой езды, особенно по всяким перелескам, болотам и буеракам.
Опять же, плестись медленно будет нежелательно. Да и загонять коней без ума ни к чему. Только опытный человек мог все это правильно организовать.
Затем Богуслав начал обучать мужиков обычному для хорошего наездника делу — спрыгивать с коня на ходу для последующего бега рядом. Наину он решил в это не втягивать (Зарница эту пушинку может от зари до зари нести), Олег от участия в эдаких трюках сразу отказался. Боярин осуществлял этот элемент джигитовки легко и элегантно. Вот он в седле, ра-аз, бежит рядом. Прыг — опять на коне. Ничего сложного.
Мы с Ванькой эту вольтижировку позорно провалили. Ра-аз — и оба мордами об землю. Прыг — и коник убежал!
Эх! Жалко Матвея нету! Он бы не только с неторопливого жеребца спрыгнул-запрыгнул, а и разъяренного лося, несущегося со скоростью гепарда, не упустил. Потом бы оглядел окрестности, удивляясь отсутствию привычных трупов, и спросил: а по-настоящему сложные трюки, когда будем делать?
В общем, приходилось, для этой нехитрой с виду (когда делает кто-то другой) манипуляции, лошадей останавливать. Раз — и на матрас! Вот это у нас кое-как получалось…
Да и то, такой триумф Матвея на глазах у Наины, мог бы выйти Ване боком. Эта нерусская колдунья могла бы махом перекинуть свою горячую любовь на ушкуйника, героя дня. А кирпичнику сказать чисто по-пушкински:
— Пастух, я не люблю тебя!
И удалиться петь «7.40» своему новому избраннику.
Мне-то бояться в аналогичной ситуации было бы нечего. Забава подняла бы меня с земли, заботливо отряхнула, и сказала:
— Милый! Ну что ты прыгаешь туда-сюда? Ушибешь еще какую-нибудь драгоценную косточку, не дай бог! Давай я тебя вместе с коняшкой отнесу куда надо.
Так и проездили, пропрыгали, пробегали часа два. Восторгу Марфы от такого времяпровождения не было предела. Оказывается, хозяин так умеет веселиться! Да, подруга, это тебе не унылую будку караулить…
Присмотревшись к волкодаву, преданно скачущему возле меня, Богуслав заметил:
— Очень толковая собачка, надо будет ее с собой в поход взять — караулить нас сонных после эдаких дорог.
— Да она еще из щенков толком не выросла! — зароптал я.
— С этим я помогу, за месяц редкая зверина из нее поднимется. Побольше только сырого мяса надо будет подавать. Заодно и поумней ее сделаю.
— Как взрослую собаку?
— Этого, боюсь, маловато будет.
— Алабаи очень умны!
— Среди других пород. А против человека, любая собака — дура дурой. У умнейших из них уровень маленького ребенка.
