Тени таятся во мраке (СИ) - Чернов Александр Викторович (е книги .TXT) 📗
Сколько у нас с Виктором Михайловичем времени для ответа на ваши предложения?
***
Где-то позади, за пастелью дождей, туманов и паровозного дыма остались красоты Швейцарии, промелькнул провинциальный городок Брегенец на берегу Боденского озера, — крошечный кусочек Австро-Венгерской империи на их длинном пути, и вот, наконец, Берлинский экспресс, с длинным, приветственным свистком, пересек границу Баварии.
И как будто по заказу германцев, составлявших большинство пассажиров поезда, в вагонные окна полились теплые, ласковые лучи закатного солнца. Кто-то в соседнем купе зычно затянул «Дойчланд, дойчланд юбер аллес». И голос его не остался в одиночестве: под шнапс или французский коньяк встреча с Родиной особенно приятна…
Задумчиво наблюдая за проплывающим за окном пульмана сельским пейзажем, Петр Людвигович Барк вновь мысленно вернулся к событиям суточной давности, когда за два часа до отхода поезда, состоялась их вторая встреча с Владимиром Ульяновым. Всего-то десять минут в привокзальном ресторане. Но в итоге этого короткого разговора Барк и Лопухин де факто стали государственными преступниками.
Самому себе Петр Людвигович признавался в том, что до самой последней минуты он трепетно надеялся, что предложение Великого князя Владимира, Витте и банкирского клана Ротшильдов не будет принято ни эсэрами, ни эсдеками. Но Барк ошибся. Ровно наполовину. Да, эсэровский лидер Чернов прислал лишь короткую записку в три слова: «Приятно было познакомиться», что и означало формальный отказ. Но Ульянов-Ленин, хоть и опоздав почти на час, вошел в зал привокзального ресторана лично…
— И все-таки, Алексей Александрович, почему именно эсдеки?
— По-моему, тут как раз все очевидно, Петр Людвигович, для меня, во всяком случае, — Лопухин неторопливо отхлебнул глоточек уже остывшего чая и аккуратно промокнул усы салфеткой, — Но не столько даже с профессиональной точки зрения правоохранителя, сколько исходя из логики нашего знакомства с обоими этими субъектами. Вы ведь заметили, что Чернов как личность очевидно слабее своего эсдековского визави?
— Безусловно.
— Но о чем это нам говорит? Это говорит, что явно растерявшийся от новости про освобождение иудеев, господин главный эсэр, будет ожидать коллективного решения их ЦК, в котором «правящее» большинство — Гоцы, Азефы и прочие Гендельманы, а сам Чернов — лишь внешний жупел и, по сути, белая ворона в их черной стае. Но жупел для них необходимый, позволяющий еврейским деятелям вроде Гершуни или Азефа без проблем дурить и рекрутировать молодых, восторженных русских идиотов для убийств государственных мужей Империи, чем-то особо не подфартивших жидам…
— И эти деятели будут ждать фактического выхода Указа?
— Естественно. В этом-то и вся соль. И еще — показательный момент слабости самого Чернова. Самое печальное, что голова у него действительно светлая. Вы почитайте его работы по сельскому укладу, на досуге. Не пожалеете…
Тут, что принципиально важно понимать. Помните, я Вам про Бунд рассказывал. Так вот, эта, чисто еврейская партия, как раз добивалась в первую очередь того, что решил даровать иудеям России Император. А вот в верхушке ПСР — там все много интереснее. Там хватает господ, которые считают, что на штормовой волне революции в России, которую они сознательно провоцируют, маскируясь в тени народовольческих пережитков имени Чернова, можно попытаться оформить еврейскую государственность.
— То есть?..
— Отколоть от России ее главную житницу в Малороссии, с Одессой и Крымом для полноты картины. И провозгласить там «демократическую Южно-Русскую республику». В ней доверчивые, недалекие хохлы станут тягловой силой и вооруженной охраной. А господствующие ниши в государстве и социуме займут правоверные сыны Торы и Сиона.
— Вот даже как!?
— А Вы что думали, мой дорогой Петр Людвигович? Что у этих субъектов масштабы местечковые? Нет, господа эти мыслят весьма широко. Можно сказать — по-европейски, а не по-еврейски. Но, ясное дело, что ни Владимир Александрович, ни Сергей Юльевич, удовольствия такого им не доставят. И они, после того, как Виктор Михайлович им все изложил, поняли это прекрасно. Поэтому, в моем разумении, отказ партии эсэров был очевиден и предрешен.
— Но тогда зачем же…
— Зачем их было приглашать? Да, чтобы эсдеки почувствовали конкуренцию! — тихо рассмеялся Лопухин, — Жадность, она города сдает, знаете ли…
Хотя, лично я не сомневался, что именно эти джентльмены созреют быстро. И на то есть ряд объективных причин. Первая — это их главный идеологический постулат о свержении капиталистического строя. Нетрудно сложить два и два, чтобы понять, что нынешний ход дел лишь модернизирует и укрепляет в России капиталистические начала. Вторая — эсдекам, после исчезновения японской кормушки, критически нужны деньги. И третья — у господина Ульянова появился шанс безбоязненно свести свои личные счеты с семейной линией покойного Императора Александра Александровича, а мстительность азиата, как Вы должны бы были заметить, прямо-таки на физиономии у него написана.
Что же до его последней просьбы, то, конечно, мы попытаемся вытащить Красина и его подельников. Попытка — не пытка, а ассигнации многие двери открывают, и от камер тюремных в том числе. Но, насколько я понимаю, даже если не выгорит дельце, потеря сия не критическая. За Уралом и среди кавказских абреков у товарищей эсдеков еще как минимум три весьма эффективных банды мокрушников-экспорприаторов…
— Но, все-таки, Алексей Александрович, неужели Вы считаете, что силовая замена царя — это единственный, оставшийся выход в складывающейся ситуации?
— Скажите, о чем все вокруг твердят с первых дней царствования Николая? Верно: о наследнике. Слыханное ли это дело при сильном государе?.. И вдруг Ники переродился? Не верю я в сказки. Просто те люди, что нынче сгруппировались вокруг трона, развернули его в определенном направлении. А стоит ли России двигаться по такому пути?
— Но, послушайте, ведь Ульянов и его компания, принимая эти предложения, скорее всего, рассчитывают на то, что, получив доступ к парламенту, к национальным газетам, к губернаторским постам даже, смогут использовать все это для подготовки той же самой, вожделенной их «пролетарской революции»! Чем сейчас в Европе и занимаются…
— Безусловно, Петр Людвигович. Для чего же еще? — безмятежно улыбнулся, снимая пенсне, Лопухин, — Но и мы не лыком шиты, не так ли?
— Совсем не разделяю я Вашего олимпийского спокойствия. Мы с огнем играем. Этот господин Ульянов — великий интеллектуал и, очевидно, упорный, уверенный в себе, в своих товарищах и своих идеях человек. Невольно сравнив его с Сергеем Юльевичем, я вынужден был признать, что это более чем достойные противники. А то, что он просчитал Ваши идеи наперед, для меня — несомненно. Но, понимая, что честной расплаты не будет, тем не менее, решил принять предложение…
— И это — замечательно, — неторопливо протирая платочком стекла своего зрительного прибора, констатировал бывший директор полицейского департамента, — Пусть только свою работу выполнят. Это сейчас главное.
[1] В.М. Чернов о В.И. Ленине:
«Ум Ленина был энергический, но холодный. Я бы сказал даже: это был насмешливый, язвительный, цинический ум. Для него не могло быть ничего хуже сантиментальности. A сантиментальностью для него было вмешивание в вопросы политики морального, этического элемента. Это было для него пустяком, ложью, «светским поповством». B политике есть лишь расчет, лишь одна заповедь: добиться победы. Одна добродетель — воля к власти для осуществления своей программы. Одно преступление: нерешительность, упускающая шансы успеха.
Военные говорят: «война есть продолжение политики, но иными средствами». Ленин вывернул бы это положение наизнанку: политика — есть продолжение войны, только иными средствами — средствами, маскирующими войну. B чем сущность войны для обычного «морального сознания»? B том, что война узаконяет, возводит в принцип, в апофеоз, то, что в мирное время считается преступлением. B войне же «все позволено». В войне всего целесообразнее то, что всего недопустимее в нормальном общении человека с человеком, а так как политика есть лишь скрытая форма войны, то правила войны — суть правила политики.
