Комсомолец - Федин Андрей (книги онлайн полностью бесплатно .TXT, .FB2) 📗
Комсомолец, Светлана Пимочкина, Советский Союз, первый курс, колхоз – все это вполне могло мне присниться. Но видеть сны во сне – это показалось слишком странным. А ведь мне только что приснилась Альбина Нежина. Королева не только улыбалась. Сцены с ее участием годились для фильма возрастной категории восемнадцать плюс. Гормоны юного Александра Усика в компании с фантазией избалованного женским вниманием старого извращенца меня соорудили ряд незабываемых сцен.
Странно только, что увидел во сне я именно Нежину, а не одну из своих многочисленный прошлых подружек. Раньше меня малолетки не привлекали. Что изменилось? Может, все дело в новом теле? Или же… в отношениях с женщинами из прошлого никакого простора для фантазий попросту не осталось: в свое время те фантазии успешно воплотились мной в жизнь. Ну а Королева, пожалуй, единственная из моих одногруппниц, которую я не воспринимал как ребенка: чувствовал в ней… женщину.
«Успокойся, Дима, – мысленно сказал я сам себе. – Если ты действительно очутился в новой реальности, то романтические похождения – это едва ли не последнее, о чем ты сейчас должен думать. Неужели в прошлой жизни не нагулялся? Здесь тебе не девяностые. И даже не двухтысячные. Да и ты теперь не высокий красавец и не большой начальник. „Моральный облик советского человека”, „аморальное поведение”… Что тут еще навыдумывали, чтобы присмирить таких кобелей, как ты?»
Во времена моего прошлого студенчества отношения с женщинами были проще – для меня. Днем знакомишься с очередной красоткой (а то и вечером), а ночью уже кувыркаешься с ней в кровати. Пришел, увидел, победил. Все просто и понятно, без надуманных заморочек. А то и вовсе: «Ночь, проведенная вместе, еще не повод для знакомства»… Бывали у меня и такие отношения. Но вот подслушанные вчера рассуждения Аверина и Могильного ввели меня в культурный шок.
Парни вечером размышляли о женщинах. Делали это тихо, будто говорили о чем-то постыдном (и это недавние дембеля!). Я развесил уши: впитывал понятия современной советской молодежи о взаимоотношениях между представителями противоположных полов. И тихо офигевал. Потому что Пашка и Слава озвучивали совсем уж дикие в моем представлении вещи. Слушал их рассуждения, и мне казалось, что я угодил не на сборище студентов, а на смену в пионерском лагере (для самых юных пионеров!).
Ну как может взрослый мужчина гадать о том, на каком по счету свидании должен (попытаться?!) девушку впервые поцеловать? Что?! Они не спорили о том, стоит ли ту или иную девчонку затащить в постель: не обернется ли это проблемой в дальнейшем. Они говорили о первом поцелуе в таком ключе, точно обсуждали предстоящий штурм Измаила! И это рассуждали не «забитые ботаники», а парни, отслужившие срочную, на которых с интересом поглядывали почти все девчонки группы.
Парни озвучивали какие-то дикие в моем понимании теории о том, сколько месяцев должны встречаться с девушкой до первого поцелуя (месяцев – не часов!). А я пытался представить, чем все эти месяцы они вместе со своими избранницами будут заниматься. В города играть? Читать друг другу стихи? Разрабатывать советскую Лунную программу? Я не мог представить себя рядом с красивой девчонкой в роли статиста. И потому даже порадовался, что кроме Альбины Нежиной в круг моих интересов никто из студенток не попал.
А вот о Нежиной от тех же сплетников Аверина и Могильного узнал немало интересного. Оказывается, Альбина была зареченской. Она хоть и жила едва ли не на другом конце города, но в общежитие заселиться не захотела. До поступления в институт никто из моих нынешних одногруппников ее не знал, зато теперь все дружно обсуждали ее личную жизнь: гадали, откуда у нее деньги на наряды, сплетничали о том, что первого сентября Королева приехала в институт на такси вместе с заведующим кафедрой горного дела.
«Расслабься, Дима, – сказал я. – Девочка знает себе цену и на тощего выпускника школы-интерната не соблазнится, о чем вчера ясно дала понять. Так что закатай губу. Гони мысли о Королеве из головы. И порадуйся, что не успел вляпаться в неприятности. Жениться ты на девчонке не собираешься, а вот поссориться из-за нее с завкафедрой вполне можешь. Тебе оно надо? Радуйся, что Нежина сразу обозначила свое отношение к тебе. И не пытайся морочить девчонке голову».
Я прогнал из головы мысли о женщинах (в прошлой жизни научился говорить «нет» и своим неуместным желаниям, и желаниям охотниц за моей фамилией). Попытался размышлять о своем ближайшем будущем, исходя из мысли, что не сплю, а действительно очутился в прошлом. С учетом того, что мое сознание попало не в меня молодого, а в тело будущего насильника и террориста, да еще низкорослого. Как же меня утомляло смотреть на своих сокурсников снизу вверх! Из парней ниже меня в группе оказались только двое.
У нового тела насчитал множество недостатков. Но обнаружил и преимущества передо мной прошлым, пусть и незначительные. Та же игра на гитаре, к примеру. Вспомнил, как уговаривали меня вчера продолжить концерт. Я отказался: сослался на усталость и появившуюся в голосе хрипоту. Владелец гитары подобрал эстафетную палочку – около часа развлекал студентов сольным выступлением. Теперь я понимал, что поступил вчера правильно. Кто его знает, чего бы я там сгоряча напел. В моем репертуаре было много «несоветских» песен.
Прислушивался к храпу и сопению студентов. Вспоминал об услышанных вчера в чужих разговорах сведениях. О советской школе. О «светлом будущем», которое обязательно наступит. О Горном институте. О Зареченске. Подслушал я и кое-что о прошлом своих одногруппников. Пашка Могильный, как оказалось, имел разряд по шахматам. Оля Фролович семь лет посвятила гимнастике. Надя Боброва – чемпионка города по тяжелой атлетике. Славка Аверин в старших классах боксировал.
«Сплошные спортсмены вокруг, – подумал я, поворачиваясь на другой бок. – Не горняки, а настоящий спортотряд».
Может, и Комсомолец в своем интернате не только за струны дергал? Да только его об этом теперь не расспросишь.
«Дальше посмотрим: глядишь, еще окажется, что я разрядник по плаванию или по прыжкам в высоту, а не по литрболу, как в прошлой жизни».
В девяностых мы чаще пьянствовали, чем уроки учили. Было же время…
«Но с песнями – это я зря затеял, – мысленно отметил я. – Без знания современного репертуара мне в музыкантах делать нечего».
Утром я пожаловался Пашке Могильному, что потерял голос. Решил сыграть на опережение, заранее отвертеться от просьб «что-нибудь спеть», ведь вечером такие наверняка бы последовали (а я бы замучался фильтровать свой репертуар с его «И целуй меня везде, восемнадцать мне уже» и «Владимирский централ, ветер северный»). Разговаривал с Пашкой громким шепотом, изображал хрипы и покашливание. С остальными и вовсе обходился жестами и печальными вздохами. Что привело к непредвиденному: за мое лечение взялась Света Пимочкина.
– Нет, ну ты зря вчера учудил с этим мытьем у колодца, – сказал Могильный.
– Совсем вы, мальчишки, бестолковые, – закудахтала узнавшая о моей болезни Пимочкина. – Закаляться нужно совсем по-другому! Я читала об этом в «Советском спорте». Кто же так сразу лезет в холодную воду? Балбес. Ну, ничего, Александр, я быстро тебя поставлю на ноги. Мама меня учила лечить простуду. Вот увидишь, уже вечером тебе станет легче. Возьму над тобой шефство!
Я попытался доказать Светке, что прекрасно стою на ногах, что не чувствую себя больным, что потеря голоса – ерунда, а не болезнь. Но мой шепот остался неуслышанным из-за Светкиных горестных причитаний.
Пимочкина с упорством истинного комсомольского вожака принялась за дело. Припахала для помощи мне и старосту, с самого утра вертевшегося рядом с ней. Славка по ее указке бегал кипятить воду, мыл посуду – совершал совсем не геройские, но полезные с точки зрения комсорга действия. Еще до утреннего похода «в поля» меня накормили медом и гематогеном, дважды напоили горячим чаем, влили в меня три ложки незнакомой горькой настойки, «задули» в горло порошок стрептоцида, умудрившись запорошить и глаза.
