Мавзолей для братка - Ерпылев Андрей Юрьевич (читаем книги бесплатно TXT) 📗

Угля в Фивах было хоть завались, селитру, хотя и с некоторой долей труда, тоже можно было добыть, поскольку естественных нужд горожане не чурались и регулярно их справляли в отведенных для этого местах, откуда сие стратегическое сырье и добывали впоследствии несколько столетий кряду, но… Третий элемент, краеугольный, замечу, камень всего состава, новоявленному алхимику был недоступен. Ну не применялась в нехитрых ремеслах, практикуемых в Фивах, сера, и все тут! Хоть тресни. Так что пришлось отложить создание стрелкового оружия на неопределенный срок…

Игра на бирже, всякого рода «схемы» с лесом, нефтью и товарами народного потребления в эту эпоху, еще далекую как от экономических учений Адама Смита, так и от теорий Маркса, Энгельса и Егора Гайдара, не котировались совершенно. Равно как риэлторские услуги, маркетинговые исследования и обналичка бюджетных денег «в серую». Последняя, может быть, где-нибудь в столице наверняка имела место, по той причине, что подобные махинации стары, как мир, но в патриархальном городишке до таких сложностей еще не доросли.

Вообще, полусонные Фивы живо напомнили Дорофееву приснопамятный ильфо-петровский Старгород с многочисленными похоронными бюро в пору его расцвета. Никто, правда, не навязывал встречным-поперечным выставочных глазетовых гробов с кистями, но весь город целенаправленно трудился в данном направлении. Если конкретно – обеспечивал достойную загробную жизнь себе и окружающим. Египет, так сказать, увидит вас в гробу еще при этом поколении, товарищи!

Рамоон, дитя своего времени (Сергей, кстати, по-прежнему продолжал звать ее Ромкой), тут же бодро включилась в созидательный процесс, устроившись прядильщицей-мотальщицей в местную артель по выработке льняных бинтов для обмотки мумий, на которые уже несколько сезонов подряд имелся большой спрос. Увы, для мужчины в этом чисто женском коллективе работы не нашлось.

Точно так же получил он от ворот поворот в цехе по изготовлению кипарисовых саркофагов, в гончарной мастерской, на папирусной фабричке, смолокурне (она же, по совместительству, парфюмерная лаборатория), пивоварне, кузнице и лесопилке. Что уж говорить о творческом объединении золотых дел мастеров, куда подбирали исключительно по блату и к тому же строго учитывали национальный признак?

Оставалось идти либо служкой в местный храм Анубиса [13], заодно (да ладно «заодно» – в первую очередь!) выполнявший функции городского морга, либо в каменоломню.

Первое претило Дорофееву по банальной причине: он с детства боялся покойников, поэтому и проработал в свое время в морге санитаром всего три дня. А уж присутствовать при процедурах, о которых весело и доходчиво ему поведала Рамоон, как истинная египтянка со всеми премудростями перехода в Вечность знакомая досконально, – боже упаси!

Оставалось одно. И как ни шептала вечерами ему на ухо девушка, что она-де прокормит обоих и пусть он не утруждает себя, – совесть бывший бизнесмен имел.

Работа по выгрызанию (иного слова не подобрать) каменных блоков из горного массива оказалась предельно «творческой». Ну, то есть такой, от которой кони дохнут. Царапая раз за разом бронзовым «стилом» субстанцию, похожую на засохшую шпатлевку, Дорофеев вспоминал свои подростковые упражнения в «подъездно-наскальной» живописи. За небольшим исключением: предполагалось процарапать не несколько прямых линий миллиметра по два глубиной, складывающихся, чаще всего, в некую псевдоматематическую формулу из трех знаков, а глубокую – более метра – борозду, идеально очерчивающую будущий «кирпич» великанских размеров. Так что упорные возвратно-поступательные движения, а главное, результат напоминали еще и другое подростковое увлечение…

Пару дней спустя после «зачисления в штат» Сергей уже твердо знал, что все домыслы историков относительно рабского труда на египетских каменоломнях – бред сивой кобылы. Особенно если учесть масштабы архитектурно-строительной деятельности. Не в силах подневольного трудяги дать такую выработку в смену, чтобы хватило на все храмы и прочие постройки! Если за спиной у человека лишь надсмотрщик с кнутом, а впереди – миска пшеничного варева да сухая лепешка, то ничего дельного от него не добьешься.

Но совсем другое дело, если человек свободный «пашет на сдельщине», при которой как потопаешь – так и полопаешь.

Дорофеев ожидал увидеть изможденных доходяг с исхлестанными спинами, ползающих, будто мухи, по каменному крошеву – эдакий ГУЛаг египетского разлива в представлении наших доморощенных демократов и либералов, – а увидел…

Увидел слаженный коллектив веселых здоровяков, мужичков-хитрованов, у которых отлично «варит котелок», которые имеют про запас массу всяких примочек, чтобы и выработку повысить не без пользы для своего кармана, и сделать так, чтобы нормы остались на прежнем уровне. А оттрубив смену – пойти теплой компанией в кабачок и спустить там медяк-другой на пиво.

Новичка вначале приняли холодно – уж больно отличался заросший шерстью светлокожий верзила от жилистых аборигенов сплошь шоколадного оттенка. Но трудяга – везде трудяга. Поняв, что «шерстяной» отлынивать не собирается, старожилы прониклись к нему уважением, кое-что подсказали, кое-что показали, и работа пошла… А уж после традиционной «проставы» Сергей стал на каменоломне своим человеком…

Сергей шагал по улицам ночных Фив домой, чувствуя, как гудят натруженные за день руки, ноет поясница (полдня пришлось «шкрябать» в узком закутке на третьем участке, где, как назло, в мягкий известняковый пласт оказалась вкраплена железняковая прослойка), саднит ободранный локоть…

Да-а… Совсем не так представлял он себе житье-бытье в прошлом, совсем не так… Кстати, все мечты насчет «полубога» вообще рассеялись в прах: огнестрельное оружие здесь уже знали, и порох тоже не был страшной тайной.

Порох, как и многое другое, принесла с собой волна русского завоевания, докатившаяся и до таких отдаленных мест, так что Дорофеев, прикинув на пальцах, высчитал свое примерное местоположение на временной шкале.

Никаких, естественно, четырех тысяч лет. Приблизительно та же эпоха, куда он запулил Жорку Арталетова, жаждавшего звона клинков и шороха дамских кринолинов. Где-то середина шестнадцатого века от Рождества Христова. Сергей сам видел казаков на улицах, православные церкви, мирно сосуществующие с храмами египетских богов, даже указы, писанные старославянским шрифтом на «досках объявлений». А большинство «предприятий» города подчинялись «хоронному приказу» – своеобразному министерству загробных дел…

А все балбес Горенштейн! Ткнуть бы ему сейчас в физиономию ту справочку с радиоуглеродным анализом ракушки, собственноручно выколупнутой Сергеем из окаменевшего кораллового рифа, неведомым землетрясением поднятого на без малого десятиметровую высоту над уровнем моря.

«Плюс-минус столетие, но за четыре тысячи лет я вам ручаюсь!.. Побываете в эпохе фараонов…»

Ага, побывал. Только фараоны оказались местными ментами, а камни сейчас приходится тесать для гробниц великих русских царей.

Понятное дело, смекнули владыки, что если похоронят их в жарком песке, а не в сырой родимой землице, то и лежать будет не в пример комфортнее. Особенно если принять во внимание египетские похоронные традиции, действительно очень древние.

Как по секрету шепнули Сергею работяги (откуда узнали – неведомо!), плиты и блоки сейчас готовились для гробницы царя Ивана, который пока еще здравствовал, но покоиться желал не хуже своих предшественников. Который Иван по счету, неграмотные каменотесы не знали, а что до прозвища царского, то их знание русского языка так далеко не простиралось.

И про пирамиды какие-то они ничего не слыхивали, а на просьбу Дорофеева хотя бы приблизительно начертить на устилающей пол каменоломни тонкой, словно мука хорошего помола, известковой пыли форму гробницы, рисовали что-то похожее на ленинский мавзолей. Три широких уступа и арка входа.