Избранные циклы фантастических романов. Компиляция, Книги 1-17 (СИ) - Юрин Денис Юрьевич (книги онлайн полные txt, fb2) 📗
Хоть испокон веков в черте городских стен селились все, начиная от бродяжек и заканчивая высокородными господами, в Вендерфорте существовали четко обозначенные границы, кто где мог жить и куда ходить. В нищенских лохмотьях Штелера и близко бы не подпустила к благополучным кварталам бдительная стража. В грязной и рваной одежде он мог отправиться лишь на юг и восток, туда, где ютились бедняки, отравляли воздух едким дымом цеха мануфактур и, проливая семь потов на дню, трудились ремесленники. Даже порт и его окрестности были для бедняков закрыты, а если кому и удавалось задворками миновать кордоны стражи, то его быстро ловили, притом не без помощи местных жителей, и отправляли прямиком в тюрьму.
Так что барон не просто развалился возле колодца и, ковыряя запыленной травинкой в зубах, созерцал разнородный, шумливый поток приезжих. Он размышлял, думал о том, как побыстрее раздобыть денег и куда отправиться потом за приличной одеждой. Варианты воровства, грабежа и иные связанные с насилием способы он сразу исключил из списка возможных. Во-первых, на улицах еще было довольно многолюдно и злодею пришлось бы дожидаться темноты, а во-вторых, в городе, где между местами обитания сословий проводились четкие границы и стражников насчитывалось, пожалуй, в десяток раз больше, чем воров, трудно встретить «жирную» добычу в укромном уголке. В кварталы, где проживала знать и более-менее зажиточные горожане, его бы просто не пустили, а у бедняков нечего брать. Единственной возможностью обогащения оставалась продажа фамильного перстня, до сих пор пребывавшего в грязных штанах лже-бродяжки. Барон был морально готов расстаться с последней вещью, связывающей его с родом, но и в этом случае возникли бы значительные осложнения. Он не знал в Венденфорте торговцев, которые купили бы украшенный драгоценными каменьями перстень у нищего. Да и к тому же на перстне был герб, а значит, на Штелера могли донести властям. Конечно же, стражники не признали бы в нем опального барона, но тюремный палач пытал бы его до смерти, чтобы узнать, где и при каких обстоятельствах в руки бедняка попала редкая драгоценность.
От маленького невзрачного пятачка, гордо именуемого Привратной площадью, в город шли три дороги. Одна прямиком вела к площади Сегмунта, названной в честь знаменитого прапрадеда Штелера, ко дворцу герцога, к площади Доблести и многим красивым, ухоженным улочкам, где проживала знать и состоятельные горожане. По ней проезжали кареты и благородные господа, предпочитавшие поездки верхом. Именно туда моррону следовало попасть в конечном итоге, но пока эту дорогу избрать было нельзя. По дороге, что справа, громыхали повозки да телеги и взбивали пыль сапогами усталые наемники. Это был объездной торговый путь, ведущий от ворот через пустоши и цеха, мимо кварталов бедняков на северо-восток. Тракт хорошо охранялся людьми купцов вместе со стражей, да и в переполненном народом порту Штелеру нечего было делать. Единственная дорога, по которой одетый нищим барон мог пока пойти, была неказистой, не покрытой брусчаткой, и по ней двигался основной поток странствующих голодранцев. Она вела в квартал Ринктара, где ютились бедняки и водился разбойно-воровской сброд. Только там Штелер мог попытать счастья и за вечер сбыть очень дорогую вещь, которую из-за гонений на него практически невозможно было продать. Хоть моррону и не хотелось отправляться в царство покосившихся сараев, разваливающихся гниющих лачуг, но иного пути у него не оставалось. Причина же, из-за которой он до сих пор сидел сиднем и размышлял, вместо того чтобы действовать, была ужасно банальна. Он не был в Вендерфорте около двадцати лет, да и в детстве и в юности мальчик из богатой и знатной семьи редко покидал пределы охраняемых стражей благополучных кварталов и уж тем более не общался с воровским отребьем. Он просто не представлял, куда пойти и где искать скупщиков краденого. Вряд ли они вывешивали вывески над дверями своих домов.
Аугуст силился что-то придумать, но в голове возникали лишь предположения, одно глупее другого. Разум моррона не справлялся с задачей, но ему неожиданно пришла на помощь память. Штелеру было лет десять, когда в доме отца произошел неприятный инцидент. Один из дворовых слуг бежал, прихватив с собой не только кошель господина, но и столовое серебро. Воришку нашли, ведь поиски возглавил сам глава городского сыска, бывший у семьи барона в долгу. Неудачливый беглец продал добычу старенькому ростовщику, проживавшему чуть южнее тюремной площади, где каждую субботу проводились публичные казни и пытки преступников, а также порой сжигали изредка забредавших в Вендерфорт ведьм. Тогда старичок-перекупщик долго отпирался, но в конце концов помог властям найти виновника и выдал тайник с краденым добром в обмен на небольшой штраф и свободу. Что и говорить, старичок умел торговаться, а жажда наживы была у него в крови. Говаривали, что в роду у скупердяя с редким именем Витаниэль Винель водились эльфы, мифические существа, о которых рассказывали много легенд, но которых никто никогда не видел. С тех пор прошла уже четверть века, старый скряга наверняка отошел на Небеса, хотя, скорее, за свои делишки провалился в преисподнюю. Однако у него был внук, чуть постарше Штелера, и, возможно, он продолжил грязное семейное дело.
Поскольку на ум все равно ничего более стоящего так и не пришло, моррон ухватился за этот шанс, поднялся с насиженного местечка и, стараясь ненароком не угодить под колеса проезжавших телег да карет, направился по третьей дороге, в зловонный и неприглядный квартал Ринктара; место, куда чужаку было небезопасно заходить даже днем, не то что вечером.
Настроение – субстанция непредсказуемая, зависящая не от воли или сознания, а от многих объективных обстоятельств, в частности от того, кого и что мы видим вокруг. Красивые, цветущие сады, добротные дома с ровными, выкрашенными в приятные глазу цвета карнизами и резными украшениями на окнах, а также опрятно одетые, сытые, довольные, улыбающиеся люди могут вывести любого из плохого расположения духа. Точно так же, как серость и убогость окружения способны вызвать депрессию даже у самого психически стойкого человека.
Солнце скрылось за крышами домов почти в тот же миг, как Штелер переступил незримую границу квартала Ринктара. Обшарпанные, испещренные трещинами и надписями стены небольших домиков и огромных бараков на десять-двадцать семей, однородная грязевая масса вместо мостовой и валявшиеся прямо под ногами отбросы, включая испражнения как животных, так и людей, вызвали у моррона множество негативных эмоций, начиная от отвращения и заканчивая сочувствием к тем, кто вынужден всю жизнь прозябать в нищете и постоянно видеть перед глазами лишь грязные стены да нечистоты. Стараясь как можно меньше запачкать босые ноги, Штелер поспешил быстрее добраться до дома Винеля. Точное местонахождение халупы старьевщика и ростовщика моррон не знал, но все-таки кое-как ориентировался среди бараков, да и темно-серые, высокие стены тюрьмы, грозно возвышающиеся над приземистыми одноэтажными жилищами рабочих и нищих, помогали ему сохранять приблизительно правильное направление движения. Винель жил на юге от тюрьмы, а барон пока находился на западе-юго-западе, значит, до конечной цели заплыва по грязи оставалось не так уж и далеко.
В бедняцких кварталах не только грязно, но и чудовищно шумно. Днем между собой ругаются соседки, которым трудно поделить одну протянутую между деревьями веревку для сушки стираных-перестираных портков да юбок, а также беснуется детвора, хоть и имеющая родителей, но в действительности такая же беспризорная, как и ошивающиеся возле рынков шайки малолетних воров. С наступлением вечера дети и женщины уходят на покой, а на вахту заступает вторая смена производителей шума – вернувшиеся из цехов мужчины. Маленький пересменок, во время которого в районе бараков царит относительная тишина и спокойствие, продолжается чуть менее часа. В это время многочисленные семейства ужинают, а затем трудовой люд высыпает из бараков на улицы и пьет, горланит, дерется почти до полуночи. Но стоит колоколу на часовне Юнктара ударить двенадцать раз, двери бараков тут же захлопываются и неизвестно зачем (красть-то у бедняков все равно нечего) запираются на тяжелые, проржавевшие засовы. Снаружи остаются лишь те, кто перебрал со спиртным и не смог доползти до своего жилища или просто запутался среди одинаково серых, невзрачных, похожих друг на дружку, как братья-близнецы, бараков. Пострадавшие от плохого вина и «несвежих» настоек так и ночуют на улицах, а если не в силах уснуть, то бродят, шатаясь, как матросы во время шторма, и воют, как призраки в ночи, хотя им-то самим кажется, что они поют.
