Секретная командировка (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич (читать книгу онлайн бесплатно без .txt) 📗
И вообще, сколько можно рефлексировать? В конце– концов, я журналист губернской газеты, которая мне платит деньги. Стало быть – у меня нет морального права выпендриваться, а нужно отрабатывать свое жалованье и паек (на деньги уже мало что можно купить, а паек снова урезали – нам, совслужащим, вместо одного фунта хлеба в день, начали выдавать полфунта и по паре твердокаменных селедок).
Отдав секретарше исторический документ, вернулся на свое рабочее место. Сегодня наш общий кабинет пустовал, потому что коллеги уже сдали свои материалы, и разошлись – кто домой, а кто на выполнение редакционного задания.
Мне нравилось оставаться одному в редакции. Можно было открыть окно, как следует проветрить кабинет от едкого махорочного дыма и, в кои-то веки посидеть на относительно свежем воздухе. Странное дело. В том, своем мире я когда-то курил, а когда бросил, то терпеть не мог табачного дыма, а здесь, некурящий, относился к нему почти равнодушно. Другое дело, что когда курят все, включая Павла Николаевича, не расстающегося с трубкой, в редакции бывает накурено так мощно, что не только топор, а бронепоезд можно вешать.
У меня на сегодня тоже было еще одно важное дело. После обеда в народном суде должно было рассматриваться дело товарища Андрея Башмакова.
Андрей Афанасьевич снова «отличился». Неделю назад наш губвоенком лично отправился создавать комитет бедноты в свою родную Уломскую волость, а когда его дядя Фома принялся возражать против кандидатуры председателя комбеда – мол, племянничек решил пропихнуть в руководство своего собутыльника, то изобиженный губвоенком просто… застрелил дядю. Следует отдать должное Андрею Афанасьевичу. Он не подался в бега, а явился с повинной к начальнику губчека, да еще и привез на подводе тело дяди. Вот уж, труп-то на фига притащил? Сейчас Башмаков сидит под домашним арестом, ждет вызова в суд. Правда, к дверям квартиры, где обитает неугомонный военком, приставлен красногвардеец с винтовкой, но это все-таки не домзак. Попади Андрей Афанасьевич в камеру, там могут его очень неласково встретить.
Вот, такая вот интересная ситуация. По мне – так Андрей сводил какие-то старые счеты с родным дядькой. Может, обижал Фома Башмаков племянника, или заставлял работать? Надо полагать, что народный суд примет справедливое решение, связанное с лишением свободы (тьфу ты, я уже начал думать штампами, как и положено советскому журналисту!).
Но сходить на суд и сделать отчет о заседании не удалось (а я уже и псевдоним придумал для очерка – «Неравнодушный»!), потому что в редакцию явилась девица лет двадцати, в красной косынке. Нет, конечно же, на ней была одежда, но я ее не рассмотрел, так как уставился на яркий головной убор. В красных косынках у нас щеголяли девчонки, записавшиеся в социалистический союз молодежи. Их и было-то не то две, не то три на весь уезд, но они выделялись.
– Мне бы товарища Аксенова! – строго сказала барышня, глядя на меня.
– Я Аксенов, – привстал я со стула. Видимо, сказывалась прежняя привычка вставать с места в присутствии женщины. – Слушаю вас внимательно!
Я специально выбрал бюрократический стиль общения, хотя сам его терпеть не мог. Хоть «тут», а хоть и «там», если входя в какой-то кабинет, слышал такую фразу, то появлялось желание стукнуть говорившего чем-нибудь тяжелым. Авось барышня обидится неласковому приему и уйдет.
Скорее всего, девушка решила попробовать свои силы на ниве журналистики и теперь начнет вытаскивать листы и листочки со своими «опусами» – требованием к волостным властями срочно замостить дорогу из пункта «А» в пункт «Б» или критика деятельности комбеда, члены которого не обращают внимания на изобилие кулаков, прячущих хлеб. Нет, вообще-то мы любим «письма с мест», под них в газете отведена половина третьей и часть четвертой полос, но сегодня мне некогда. Через четверть часа начинался суд над Башмаковым. К тому же, коль скоро барышня явилась к «товарищу Аксенову», скорее всего, ее отправил кто-нибудь из моих коллег, потому что обычный гражданин, приходя в редакцию, говорил – «а мне бы кого-нибудь», или – «а с кем мне можно поговорить»?
– Товарищ Аксенов, примите повестку и распишитесь в получении.
А, так это простая курьерша! Так они в редакцию постоянно прибегают, приносят всякие – разные бумаги, включая приглашения на заседания «губроучета», «губрнаркомуна», именуемые «повестками». Я оставил в протянутой самодельной тетрадке свою закорючку, изображавшую подпись, раскрыл повестку, сложенную пополам и едва не выругался. Оказывается, девица в красной косынке была не простым курьером, а курьером губчека, а в повестке, написанной почему-то от руки, тов. Аксенову предлагалось явиться сегодня по адресу Воскресенский проспект дом № 25, каб.2 к 16.00 к тов. Есину.
Стало быть, на заседание суда над Андреем Афанасьевичем я уже не успею, редакционное задание не выполню. Плохо, разумеется, вот только теперь у меня другая головная боль, поважнее. В конце – концов, решение суда можно узнать и в секретариате.
Товарищ Есин Николай Харитонович, как известно, был начальником Череповецкого губчека. Приехал к нам из Петрограда, «на укрепление». Скорее всего, из рабочих. Худого слова о нем сказать не могу, хорошего тоже, так как по работе мы с ним не пересекались. Я все больше с Сашкой Павловым, его заместителем, якшался, а в какие-то оперативно-следственные мероприятия чекисты нас не посвящали. Даже и не уверен, был ли в восемнадцатом году такой термин.
Хотя у меня был довольно-таки большой опыт общения с подобными структурами (да чего там ерундой страдать – я сам был частью этой структуры), но повестка слегка вывела из равновесия. Все-таки, в двадцать первом столетии повестка из ФСБ не воспринимается как нечто страшное, хотя предварительно мы стараемся созвониться. Если человек действительно нужен, то повестку ему не шлют. Позвонить в редакцию газеты невозможно технически. Я уже узнавал – на весь город всего двадцать номеров, уже разобранных разными учреждениями. Все-таки, Череповец одновременно и губернский, и уездный центр и всяких «шарашкиных контор» в нем много. Мы уже давненько просим, чтобы редакция получила собственный телефон, нам обещают, но приоритет отдается военным.
Стало быть, позвонить не могли. А так… Пришли бы, взяли под белы рученьки. Но перед Советской властью я ни в чем не провинился. Если подумать, то целый продотряд спас. Кузьма, не побоявшийся доложить начальнику продотдела о своем самоволии, решил искупить вину кровью и ушел на чехословацкий фронт. (Меня до сих пор удивляло такое название, но потихоньку начал привыкать.)
И еще меня утешало то, что в правом верхнем углу повестки имелась резолюция «Не возр.» и подпись «Тимох.». Стало быть, товарищ Есин, прежде чем пригласить меня на беседу, согласовал приглашение с Иваном Васильевичем Тимохиным. А почему? Единственная причина приглашения (если это приглашение, а не завуалированный приказ!), которая мне приходила в голову – это то, что меня могут пригласить на работу в Чрезвычайную комиссию.
Сказать откровенно – чего-то подобное я и ждал все это время. А сколько я здесь? Попал в конце марта, теперь июль. Три с половиной месяца ждал, но втайне надеялся, что пронесет.
Есин не походил на начальника губчека, выбившегося в большие начальники из рабочих. Ему бы положено носить рубашку с косым воротом, а поверх нее какой-нибудь долгополый пиджак и иметь густые усы. Но Николай Харитонович был одет в костюм-тройку, из под которой выглядывала белоснежная рубашка, прикрытая галстуком. Ни усов, ни бороды не носил, напротив – был идеально выбрит. И обращался ко мне не «товарищ Аксенов», а на «вы» и по имени-отчеству. Я бы даже решил, что передо мной действующий преподаватель вуза, или врач, а не чекист с рабочим стажем. Правда, дело немного портила правая рука товарища Есина – мизинец и безымянный пальцы росли криво, словно их отрезали, а потом неудачно пришили.
– Владимир Иванович, как вы оцениваете современную ситуацию в Советской России?
