Аргус против Марса - Шагурин Николай Яковлевич (книги хорошего качества TXT) 📗
— Ты конкурируешь с Витторио Керлатто?
— Ни в коем случае. Керлатто — это ловкость шарлатана. Мицуда — ловкость ума. Я не только владелец фирмы, но и ее главный выдумщик. Без ложной скромности могу сказать, что мне удалось создать немало оригинальных иллюзионных эффектов. Никакой мистики здесь, разумеется, нет и в помине: сколько-то оптики, немного кибернетики, радиоэлектроника, новые материалы, продуманная композиция света, тени и красок, плюс использование некоторых физиологических особенностей человеческого зрения. Что еще? Искусно подобранные музыкальные ритмы, наконец — мастерство исполнителей. Впрочем, ты сейчас убедишься сам, до какой степени можно ввести в заблуждение человеческий глаз. Но я — честный предприниматель, Анри. Пусть это звучит парадоксом, но я беру деньги только за стопроцентный обман.
В центральной, богато убранной ложе просмотрового зала стояли два ряда белых пенопластовых кресел и небольшой пульт на колесной треноге. Под ногами путался кабель.
Тотчас за японцем и Бертоном в ложу вошли еще трое: два незнакомых мужчины и женщина — секретарь Мицуды.
Японец представил их друг другу.
— Мистер Кросби, мистер Драйберг, месье Арман Роше, Владелец варьете в Лионе.
— Очень рад, — равнодушно сказал пожилой толстый мужчина. На этом, видимо, исчерпывался весь его запас французских слов, потому что, подумав, он добавил, неизвестно к чему: — О'кей.
— Прошу садиться! — новым и каким-то вкрадчивым голосом пригласил Мицуда. И, обращаясь к Бертону, пояснил: — Мистер Кросби — продюсер, хозяин зрелищных предприятий в Калифорнии, один из самых уважаемых моих клиентов-заказчиков. Мистер Драйберг — его консультант по вопросам рекламы. Он же переводчик.
Бертон промолчал. Японец склонился к микрофону на пульте:
— Антуан! Что там у вас?
— Готово! — отозвался репродуктор.
— Предупреди остальных: в сценах с привидениями поменьше философии, побольше динамики. Даю сигнал на режиссерский пульт!
На доске перед креслом Мицуды вспыхнул красный глазок.
— Начали!
Зашуршала поднимаемая штора, открывая взгляду круглый зал. Белый потолок конусом с темным отверстием посредине, прозрачный, видимо, стеклянный пол, вместо стен — алюминиевые жалюзи.
Освещение померкло. В дальнем конце зала в стене образовалась голубая щель… Там, в клубке синих теней, под медленный волнующий ритм мелодии зарождались обещанные Мицудой грезы.
…В глубине сцены возникает волокнистая спираль галактики. Излучения мириад далеких солнц сливаются в красноватое зарево. На фоне его — двое: мужчина и женщина в легких костюмах космонавтов, он — в голубом, она — в розовом. Бенито и Эвридика. Полная невесомость — она в движениях, в мелодии музыкального сопровождения. «Космонавты» разыгрывают сложную акробатическую пантомиму, витая в пространстве, как воздушные шарики. Сцена прощания. Трогательный поцелуй. Он надевает шлем, включает невидимые двигатели и, подобно звездному кораблю, уносится в сторону галактической спирали… Эвридика в отчаянии. Скачут, беснуются звуки джазовой музыки. Выражение лица Эвридики меняется, глаза вспыхивают, телодвижения становятся непристойными. В сторону летят перчатки, расходятся застежки-молнии, разрезая костюм на части. Космический стриптиз… Обнаженное тело продолжает извиваться в пространстве под ударами джазового ритма.
Американцы кивают. Это им определенно нравится.
Сцены иллюзионного ревю сменяют одна другую. Коварная русалка увлекает влюбчивых аквалангистов на дно морское, превращает их в дельфинов и катается на них. Привидения играют в регби и танцуют твист. Блестящее мастерство постановщика и исполнителей, ошеломляющая техника спектакля принесены в жертву откровенной вульгарности многих эпизодов: японец знал вкусы своих заказчиков. К концу спектакля Бертон еле сдерживал зевоту, его тянуло уйти, но не хотелось обидеть друга.
Но вот привидения исчезли в своих гробах, и занавес опустился. Мицуда вопросительно глядел на американцев.
Мистер Кросби обратился к своему советнику:
— Скажите господину Мицуде, что нашей публике это будет по вкусу. Теперь мы сможем успешно конкурировать с телевидением. Желательно только в окончательном варианте ревю иметь побольше…
— Чего именно, мистер Кросби? — осведомился Мицуда. — Наши гарантии учитывают любые требования клиентуры.
— Побольше секса, господин Мицуда!
Бертон рассмеялся.
Прошло пять дней.
Бертон старался как можно реже выходить из маленькой, удобной комнаты, предоставленной ему гостеприимным хозяином. Раза два или три к вечеру Бертон исчезал и возвращался поздно. Мицуда догадывался, что он бывает в порту.
В первой половине дня в комнате Бертона царила тишина. Во второй половине наступало время репетиций в студии, и тогда комната превращалась в резонансный ящик: жужжали трансформаторы, доносился рев громкоговорителей, гремел джаз.
Каждый день утром приходила Люсьена — секретарша Мицуды. Она приносила все, что просил Бертон, наводила в комнате порядок. Иногда они вместе пили кофе за маленьким столиком, и Бертон не знал, куда деваться от взгляда ее умных, пытливых глаз. Говорили о пустяках. Вечерами, прогуливаясь в старом парке академии, он вспоминал этот взгляд и смущенно пожимал плечами.
Мицуда захаживал редко. Но сегодня он принес бутылку хорошего коньяка: захотел выпить с другом по случаю завершения работы над новым спектаклем. Бертон заметил, что Мицуда чем-то угнетен.
Выпили сразу по большому бокалу.
— Семнадцать лет! — воскликнул Мицуда. — Подумать страшно, Анри!
— Согласен, Ми. Семнадцать лет назад мне было двадцать девять, — отозвался Бертон.
Мицуда, казалось, не слышал. Бертон глянул в его отсутствующие глаза, больно защемило под сердцем.
— Семнадцать лет! — повторил Мицуда с каким-то странным волнением. — Чтобы увидеть свою внешность, достаточно посмотреть на себя в зеркало… Но чтобы заглянуть в свою душу, нужно встретить старого друга. Великий бог, что ты наделал со мной!
Щуплое тело японца содрогалось в рыданиях. Выпавшая из рук сигара дымилась на ковре. Пепел, просыпанный на рукав пиджака, попадал в глаза. Попадал в самое сердце. Пепел, пепел, пепел…
