Наследники по прямой. Книга первая - Давыдов Вадим (список книг TXT) 📗
— Это не так уж и фантастично, миледи, — усмехнулся Осоргин. — Это ещё вполне может произойти.
— Он уехал, чтобы этого не случилось. Вы ведь знаете это, так же, как и я, — грустно сказала Рэйчел. — Чтобы этого больше нигде, никогда не случалось!
— Вы верите, что у нас это получится? — тихо спросил Осоргин и стиснул зубы.
— Я верю. И вы должны верить, мой дорогой капитан, — Рэйчел вскинула голову. — Только так мы можем что-то сделать. Все вместе. Только так у нас появится шанс снова увидеть его здесь. С нами.
Она никогда не думает о себе, вздохнул Осоргин. Почти никогда. Или о нём, или о брате. О нас всех, о работе, о банке. И снова о нём, — все эти годы. И этот взгляд, — внутрь себя, и свет изнутри, такой свет! Заработав миллионы фунтов, каждый день находясь среди мужчин, которые… Она всё время думает о нём. Всё время. Конечно, если бы не он, ничего этого не было бы. И меня бы не было. Господи Иисусе, как ты посмел оставить её, мерзавец?!. Да, да, я знаю. Ты не мог поступить иначе. Ты уехал, чтобы защитить её, — и всех нас. Если бы не эта тряпка на троне сначала и не эта толпа вурдалаков в Кремле потом, у меня могла бы быть такая дочь, замирая от ярости, подумал Осоргин. Или такой сын! Толпа вурдалаков, русских и нерусских. Ну-ну, — а разве не русские столетиями торговали русскими, словно скотом? Разве не русские жгли за это русских, вешая и швыряя на вилы грудных младенцев?! Мы сами себя ненавидим. Что же удивительного в том, что случилось с нами, если мы сами так ненавидим друг друга?! Это же он сказал тогда, — Всевышний рассеял евреев не за грехи прелюбодеяния и мздоимства, а за грех беспричинной ненависти. И с нами Он поступил так же, только рассеял лишь толику нас. Может быть, чтобы когда-нибудь собрать нас снова. Господи, пусть у него получится. Прости нас, Господи. Мы опомнимся. Мы опомнимся и передавим всю эту нечисть. Клянусь Тебе, Господи. Прости нас. Прости Россию, Господи!
— Невозможно, дорогая, — Эдуард Восьмой взялся пальцами за виски. — Они найдут тысячу оправданий и поводов. Миллион отговорок. Понимаете, леди Рэйчел?
— А Вы, милорд? Вы тоже будете искать отговорки?
— Вы же знаете, как я к Вам отношусь.
— И я Вас люблю, милорд, — просто сказала Рэйчел. — Вы это тоже хорошо знаете. Но дело не в этом. Всё изменилось самым трагическим образом. Вы не можете больше кивать на правительство. Когда начнётся война, британцы будут ждать поступков и твёрдости не от правительства, которому уже мало кто верит. От Вас.
— Вы даже не представляете себе, о чём Вы просите, миледи, — нервно вскинул голову король. — Неужели Вы думаете, что они нам позволят?!
— Я верю, милорд, что Вы не станете никого спрашивать. Я — определённо не собираюсь.
— Рэйчел, дорогая…
— Меня сейчас абсолютно не интересуют крайне неотложные дела правительства. Я как раз очень даже хорошо представляю себе масштабы своей так называемой просьбы. Милорд, я прошу в действительности только об одном. Объявите Вашу волю. Если британские джентльмены и настоящие мужчины, возглавляющие британскую нацию, желают и впредь оставаться мужчинами и джентльменами в глазах британских женщин, им придётся, наконец, научиться держать слово и выполнять обещания. И волю своего монарха. А кого и как они собираются при этом и для этого спасать — поляков, зулусов или евреев — мне всё равно. А если нет, — Рэйчел прищурилась, и Эдуард едва удержался, чтобы не поёжиться. — Если нет, милорд, — мы вместе с Её Величеством сумеем позаботиться о том, чтобы британские женщины узнали, кому они доверили свои судьбы и будущее своих детей. И джентльменам не поздоровится. Поверьте, милорд, всё именно так и будет.
— Как вы собираетесь их заставить?! После Мюнхена, после…
— Я вам объясню, милорд.
Когда Рэйчел умолкла, Эдуард, сгорбившись, снова сжал пальцами виски.
— Сейчас?! — простонал он. — Леди Рэйчел, да после всего, что Вы мне изложили?! Сейчас?! Сейчас они хотят…
— Именно сейчас, — голос Рэйчел наполнился звоном, от которого у короля возникло чувство, будто ему за шиворот вытряхнули мешок со льдом. — Именно сейчас, потому что другого шанса у них не будет.
— Ну, хорошо. Вы хотя бы представляете себе…
— Отлично представляю. Мои люди работают над этой задачей уже почти месяц. И мы готовы.
— Готовы — к чему?!
— Встать на Вашу защиту, милорд. Вы ведь не думаете, что я пытаюсь играть с Вами?
— Нет, — вздохнул Эдуард. — Нет, нет, конечно же, нет!
— Тогда Вам тоже предстоит приготовиться.
— Вы думаете, что это совещание будет достаточным поводов спровоцировать их выступление?
— Не сомневаюсь ни одной секунды, милорд. Надо, с одной стороны, отобрать у них инициативу, а с другой — не позволить им догадаться об этом.
— И Вы?
— Разумеется, я тоже.
— Подождите, Рэйчел. А что же Артур? Вы не собираетесь предупредить Глокстона?
— Артур давно предупрежден, милорд.
— Что?! И он не…
— Старина Артур не хуже меня понимает, в чём состоит истинная забота о Вашей безопасности.
— Чёрт вас всех побери, — Эдуард закрыл глаза.
— Мой человек со всеми необходимыми бумагами, цифрами и выкладками будет у Глокстона, — Рэйчел посмотрела на изящные часики, инкрустированные изумрудами и бриллиантами, украшавшими её запястье, — через два часа. Если Вы окажете мне такую любезность и посидите над ними хотя бы до полуночи, то уже завтра сможете набросать тезисы для разговора с нашими рыцарями из Адмиралтейства. Я знаю, что Вы этого страшно не любите, но иначе нельзя. Вы должны быть во всеоружии, милорд. Я умоляю Вас — ради Вашей любви к Уоллис, ради Вашего сына, ради нас всех. Пожалуйста, милорд. Вы не можете больше тянуть. Вы должны показать, что Вы король не только по крови. У нас у всех не осталось иного выхода.
— Леди Рэйчел, — Эдуард изумлённо покачал головой. — Леди Рэйчел, Вы понимаете, что мне придётся отправить правительство в отставку? И не только правительство, вероятно. Боже, что будет твориться в Палате общин!
— Да.
— И как Вы это себе представляете?!
— Отлично представляю. На нашей стороне будут все здравомыслящие люди. И пресса.
— Ах, да, — король усмехнулся. — Разумеется. И кого же Вы видите в качестве премьера?
— Сэр Уинстон прекрасно справится с этими обязанностями.
— Вы с ума сошли, дорогая, — содрогнулся король. — Этот буйвол станет орать на меня по каждому удобному и неудобному поводу. Кроме того, я ему не до конца доверяю. Если бы не Ваше вмешательство, он со своими друзьями свалил бы меня тогда, в декабре тридцать шестого, не задумываясь!
— Сэр Уинстон — один из немногих политиков, способных менять свои взгляды. Не убеждения, а именно взгляды. Это крайне важно в нашей ситуации.
— Допустим. А как же его русофобия? Меня беспокоит этот его пунктик, леди Рэйчел. Его антибольшевизм — всего-навсего форма, суть же остаётся прежней чуть ли не с Крымской войны, которую он, кажется, не прочь перевоевать при удобном случае. Если нам предстоит сражаться плечом к плечу с русскими — а, насколько я понимаю, именно так и будет — нам это станет мешать. Очень сильно мешать, я полагаю.
— И всё-таки он единственный, на кого можно положиться. И он последовательный и непримиримый противник Гитлера. Признаться, его враждебность к России беспокоит и меня, хотя в последнее время мы многократно обсуждали это. И я должна сказать Вам, милорд, — влиять на сэра Уинстона сложно, но возможно. Он политик, который способен выслушать иное мнение. Да, его нелюбовь к России не нравится мне, — кроме всего прочего, ещё и по личным мотивам. Значит, нам следует принять меры к тому, чтобы установить равновесие. И Вы, я уверена, отлично справитесь с этим. А орать на короля не посмеет даже Черчилль, милорд.
— Вы позаботитесь об этом, — лукаво посмотрел на Рэйчел Эдуард.
— Совершенно верно, милорд. Я позабочусь о том, чтобы сэр Уинстон исполнял Вашу волю надлежащим образом.
