Все против всех (СИ) - Романов Герман Иванович (читать книги онлайн бесплатно полностью без сокращений .TXT, .FB2) 📗

Напавших на обитель было десятка три — сейчас они грабили подворье, с которого доносились жалостливые женские крики. Не пронзительные, что было бы гораздо хуже для жертв. Взять нахрапом обитель лесная вольница не смогла — монахи просто не отворили ворота или калитку, хотя их пытались обмануть жалостливыми речами. Теперь все действо шло уже открыто — лезть на частокол криминальный элемент не стал, видимо знали, что у иноков имеются пищали. А вот монахи пока не жгли факелов, но уже по его настоятельной просьбе — до поры, он сам подаст им сигнал. А келарь вряд ли оплошает, хоть и в изрядных годах, но в молодости был изрядный рубака — вбитые насмерть повадки даже старость не спрячет, если умеешь видеть. Хороший ветеран, а плохие просто не доживают, всегда имеет плавные движения, «экономичные», для рационального расходования сил.

— Ай-ай, как нехорошо…

Под прицельной планкой была толпа, не одиночная цель — размахивали руками, что-то выясняли. По ним и хлестанула картечь, вначале один выстрел, а через секунду другой. Дуплетом стрелять было нельзя — нужно, чтобы противник оценил огневую мощь пошедших из обители «стрельцов» на вылазку. И здесь был единственный шанс в одиночку разогнать всю эту шайку, и Князев решил его использовать. Ведь пищали перезаряжаются долго, несколько минут, у ружья это занимает десяток секунд. Так что три шага в сторону, прикрылся кустами и шмальнул снова двумя выстрелами, на этот раз пулями в хорошо различимых воинов — тех, что в доспехах, они явно были командирами. Иначе бы не озаботились своей безопасностью, что говорило об определенной выучке.

— Ой, я-яй!!!

Хорошо попал — вой смертельно искалеченного человека, оборвавшийся на высокой ноте, даже ему подействовал на нервы. И только сейчас на стене обители показались горящие факела, и один за другим, через короткие интервалы в несколько секунд, прогремели три выстрела. Тяжеленые пищали били с грохотом противотанковых ружей — довелось ему как-то раз пулять из двухметровой «дуры» времен войны с гитлеровцами. Грохот страшенный, тут точно такой же, и отдача вряд ли слабее — плечи инокам вынесет. И сам стрельнул два раза, успев перезарядить ружье.

— Стрельцы!

— Спасайтесь! Всех убьют…

Разумные мысли, хотя и запоздалые — разбойнички умели считать, число выстрелов запоминается большой кровью. А Иван подбавил им «жару», хлестанув картечью по спинам — с полусотни шагов само то, очень доходчивый довод. Тут даже тупой бандит, подсчитав восемь выстрелов из кустов, и три со стены, сообразит, что напоролся на регулярный отряд, воюющий «огненным боем». А таковые только стрельцы, у которых кроме пищалей имеются еще бердыши, у которых большое округлое лезвие на длинном топорище — как раз для резни бездоспешного противника. Выстрелив еще два раза в спины бегущих, но уже пулями, что прибавило прыти удирающим врагам, он увидел с края дороги неяркую вспышку и тут же донесся пронзительный вой смертельно раненного разбойника.

— Молодец, Малой, не удрал, решил помочь, услышав выстрелы! Но тогда монахам «подсветку» дать можно, должны же сообразить!

Не успел прошептать, как со стены громыхнула самая натуральная пушка, правда, единственная, и с очень коротким стволом. А Иван сделал еще два выстрела и закричал:

— Сотник! Окружай гадов!

Со стен донеслась яростная разноголосица, громкая и страшная, у иноков были хорошо поставленные голоса:

— В бердыши их!

— Рубить без жалости!

— Окружай! Догоняй!

— Ату их, татей!

Иван только хмыкнул, слушая «концерт» — импровизация вышла на диво убедительной. Теперь настало время подводить промежуточные итоги случившегося, и делать выводы…

Глава 23

— «Но ежели царя именуют микадо, то главного наместника, что от его имени правит — сегун. И назначается он из двух родов, из которых цари были — Миновара и Фудзимото, хотя раньше из трех. И разбита страна на княжества, и у тех свои правители — дайме. Князья эти враждуют промеж собой, как только сегун умрет, али убьют его, и один, что силой или интригами отличен, возьмет власть сегуна на себя».

Архимандрит Троице-Сергиевской Лавры читал вслух, «спотыкаясь» на незнакомых словах. Покачал головой и тихо произнес:

— Страна сия чудная далеко, а все как у нас, Авраамий.

— Я то же немало удивлялся — сильно человеческое в нас, мало к богу прислушиваемся. То же и в закатных странах творится — там католики с лютеранами сцепились, и вот сто лет друг дружку смертным боем бьют без всякой жалости. А у нас что сейчас твориться?!

Келарь огорченно вздохнул и засопел. Архимандрит снова углубился в чтение листков, удивленно ахая. Да и сам Авраамий был немало удивлен рассказам князя Старицкого, а чтобы не забыть ничего важного, посадил за стеной «холодной кельи» двух иноков, что повествование записывали слово в слово. А так она именовалось потому, что печь в ней никогда не топилась, зато через хитро выложенные отверстия все сказанное было хорошо слышно. А для понятливости келарь порой останавливал князя, переспрашивал, специально говоря чуть громче. А иноки записывали каждый свое, а потом переписали все в общую грамотку, которая вышла очень большой, на два десятка листов. И перечитав ее несколько раз, Авраамий еще раз похвалил себя за то, что поступил и правильно, и разумно.

— Мыслю, будь он самозванец, то сразу бы сказал, из каковых будет. А так сам толком не знал, какого рода, — после долгого размышления отозвался Дионисий. — Да и не рассказывал бы столь чудесных историй, тут запутаться можно в словах непонятных, и нравы не опишешь, если не жил с этими нехристями, что животы сами себе с легкостью вспарывают.

— Я тоже о том думал отче, — наклонил клобук Авраамий. — Выдумать такое трудно, да и подзабудешь наболтав, так лгуны проверку не проходят. А я ведь князя с утра о многом расспрашивал, все совпало, что давеча нам говорил. Тут жить надо, много своими глазами видеть, да и говор тот странный знать — а он в беседе больше сотни слов тех назвал, вестимо, тамошняя речь ему хорошо знакома, отче. Оттого и по-нашему говорит плохо, а по-ляшски или латыни не разумеет совсем, да и когда разговор ведет, то медленно, слова подбирая, будто ему не совсем привычно.

— Да с чего, если дядька его помер — с кем там говорить ему? Схизматики только и остаются, что сами плохо беседы ведут?! Ничего, поживет тут, научится скоро. И то, что веру православную князь Иван Владимирович не отринул, хорошо — мыслю, сам схожу к нему, службу там проведу и исповедь приму. Вот тогда сердцем своим и уверую. И на подарки чудные взглянуть надобно, и на повозку чудную надобно взглянуть, что есть механика хитрая. Святой водой окроплю, дым диавольский не пойдет и рычания не будет, как он тебе говорил…

— Идет дым, и рык слышен громкий — о том мне князь сказывал. А от лукавого он или нет, то самим смотреть надобно.

— Вот и зрить будем собственными очами, а там и решим, чего больше — божьего или бесовского. Но скажу так — многое, что князь сказал, есть правда, и на лжи язык его не поймали. То вера ему, что Иван Владимирович действительно князь Старицкий. Да сестрица родная признала, на которую он и ликом схож — а то о многом говорит, в отца или мать пошли оба, тут на князей Одоевских нам глянуть нужно.

— Церкви нет в деревеньке той, даже часовни — малая и худая она, брошена пять лет тому назад, потому боярин Телятьевский закладную на нее написал обители нашей на два семьдесят рублей, хотел сотню получить. Но я от него почитай на три десятка рублей платы за вотчинку ту выбил.

Келарь вздохнул — семьдесят два рубля большая сумма, но угодья земельные втрое дороже. Большие они, до Черехи реки и сельца оного доходят. Но в деньгах боярин нуждался вот и заложил вотчину, а выкупить не смог. Утекает серебро сквозь пальцы быстрее водицы.

— Мужиков отправь, страдников — церквушку «однодневку» поставят пусть. А я инока пошлю службы править, за князем присмотрит. И сам приеду — храм божий освящу, службу в нем поведу. Убранство и утварь дай, раз у князя на сие денег нет…