Русская война. 1854 (СИ) - Емельянов Антон Дмитриевич (книги регистрация онлайн .TXT, .FB2) 📗
Сижу в кресле перед окном и думаю, что то хоть и прозрачное, но не такое, как в будущем. Поверхность немного волнистая, видимо, технология гладкого стекла еще не отработана, и мир из-за этого кажется неправильным, искривленным.
— Ваше благородие, вы уверены, что брить наголо? — спросил мой денщик.
Да, у меня теперь есть свой личный слуга по имени Ефим, которого я могу посылать по всяким мелким поручениям.
— Наголо, — я чуть задрал подбородок, чтобы довольному своим новым положением солдату было проще избавить меня от проклюнувшейся бородки и усов.
Я бы, наверно, и волосы сбрил, помня об опасности вшей, но уж слишком это будет революционно. Невольно всплыло воспоминание местного Щербачева. Он любил ходить в столичный театр, и однажды рядом сидел офицер из их полка с длинными волосами. Какому-то генералу, тоже заглянувшему на представление, очень не понравилась неуставная прическа, он нажаловался командиру полка, и этого оказалось достаточно, чтобы виновника нашли и на два года отправили служить в часть под Новгородом. Ну, как нашли… Вспомнили, что наш Щербачев театрал, и не стали долго разбираться и обращать внимание на такие мелочи, как его короткая стрижка.
В общем, бриться налысо точно будет лишним! Особенно учитывая, что вечером меня ждет то ли прием, то ли какое-то совещание. В любом случае это будет вхождение в местное общество, что в идеале должно закончиться не скандалом, а полезными связями!
Денщик ловко наносил пену помазком и потом срезал ее вместе с волосами, а я сидел, щурился на солнце и размышлял о том, как закончился разговор с Меншиковым. А то я во время всех наших приключений на Альме такого наворотил… В главные преступления оказалось записано то, что я командовал Ильинским. Капитан-лейтенант — это восьмой чин, а поручик — двенадцатый. Я раньше думал, что десятый из-за приписки к инженерному управлению, но не учел, что Николай Первый больше любил пехоту. Вот и уравнял их чины с другими.
Так вот капитан-лейтенант на флоте — это как майор на суше. Кстати, уважение Ильинскому, что успел в моем же возрасте добиться такого карьерного успеха, причем не за красивые глаза. И я, прыгнув сразу через три[1] чина, им командовал. Меншиков, когда узнал, что мы никого не потеряли, немного успокоился, но потом все равно минут пять ходил из стороны в сторону и рассказывал, как мой поступок попирает устои империи.
Я согласно кивал, а потом Ильинский рассказал, сколько врагов мы положили благодаря моим идеям. Меншиков задумался. Мне кажется, не поверил: все же поле боя осталось не за нами, и проверить наши слова было непросто. Вот только мы — тут, атаки англичан видело пол-армии. Меня попросили рассказать суть задумки, и я не стал ничего скрывать. Выдал и про дальность выстрела, и как мы ее обошли за счет окопов, и как вплотную разрядили сотню ракет в целый полк англичан.
— Сколько вы потратили? — Меншиков снова покраснел от гнева.
— Разменяли, ваше высокопревосходительство.
— Разменяли?
— Так точно, одна ракета примерно на пять англичан.
— А то и больше, — добавил Ильинский.
Меншиков снова задумался, успокоился, и надо мне было рассказать ему про план с Расселом. Сначала он обрадовался полезному пленному, но, когда я признался, что дал тому интервью и отпустил, пришлось наблюдать третью вспышку гнева. Кажется, кто-то совсем себя не бережет. Так ведь и сгореть на работе можно.
— Вы понимаете, что не имеете права решать судьбу пленных? Вы бы за них еще выкуп брали как в темные века! — Александр Сергеевич пытался успокоиться, но на этот раз это давалось ему немного сложнее.
— А я и взял, ваше высокопревосходительство, — я тоже разнервничался и перестал следить за словами. — Заставил пообещать, что он еще напишет статьи с нашим мнением о войне.
— Это возмутительно, офицеры не имеют права делать подобные заявления: ни стихи корябать, ни писульки в газеты отправлять. Пока вы на службе — вы рука императора, проявление его воли, и ваши слова могут именно так и интерпретировать… — Меншиков оборвал себя на полуслове. — С другой стороны, цивилизованный диалог никогда не будет лишним. Если отметим благородство врага — это может дать нам пару очков на международной арене.
Кажется, меня пронесло в миллиметрах от огромных проблем, о которых я даже не подозревал. Я выдохнул и продолжил спор.
— Ваше высокопревосходительство, нельзя их только хвалить! — я аж замахал руками. — Поверьте, они с этим и сами прекрасно справятся. Тем более, Рассел — он формально свободен, но ходит под оппозицией, ему невыгодны только комплиментарные статьи. А вот если дадим информацию, которая была бы интересна союзникам Пальмерстона, они от нас уже никуда не денутся. А мы под это дело сможем продвинуть и то, что нужно нам самим. Ведь уже скоро союзники выйдут к городу, начнут обстрел… Я видел их пушки в бою: они могут стрелять далеко, но точность после километра уже совершенно никакая, что уж говорить про те, что стреляют на две или четыре версты.
Под конец я ловко перешел на местные меры расстояния.
— И чем тебя не устраивает то, что враги мажут? — Меншиков окончательно успокоился. — Про то, откуда тебе известны расклады в лондонском клубке змей, я даже спрашивать не буду. Опять много думал заранее?
— Так точно, много думал, — закивал я. — А разброс вражеских выстрелов приведет к тому, что они будут беспорядочно сыпать ядра не на наши позиции, а на город.
— Дорогое удовольствие.
— Стоимость доставки одного ядра из Лондона или Парижа до Крыма на корабле — конечно, не бесплатная, но в итоге выйдет в сущие копейки, — отмахнулся я под выпученным взглядом Ильинского. Кажется, разговаривать так с Меншиковым не стоило, но тот сам меня не останавливал, и я продолжал. — А вот то, что в городе ядра смогут прилететь в любой дом, что будут гибнуть гражданские — нам совсем не надо. И мы сможем решить эту проблему, сделав фотографии и добавив пару случайных комментариев на эту тему. Не в лоб, чтобы не насторожить цензуру, а между делом. И тогда эти убийства перестанут быть «заслуженной карой для варваров с востока» и станут тем, чем они и были всегда. Просто убийствами и преступлениями. Помните же, что они писали о Синопе, когда после обстрела Нахимова вместе с батареями сгорела и часть города? Теперь мы сможем обернуть всю поднятую тогда истерию против них самих!
— Что ж, — Меншиков какое-то время думал, а потом принял решение. — Если твоя идея сработает, получишь орден по дипломатическому ведомству.
Я вспомнил, что Меншиков был не только морским министром, но и послом тоже пару раз выступал. Неудивительно, что он понял, что именно я имею в виду, говоря о возможности воздействовать на вражеское общество.
— Мы там еще обоз захватили и хотели попросить вас поставить нас в оборону вместе с владимирцами. Теми, что с нами ходили. Мы уже притерлись, и вместе будет гораздо сподручнее бить врага, — зачастил я.
— Если адмирал Корнилов будет не против, можете включить их в сводный отряд, — казалось, что Меншиков нас уже не слушает. Слова про обоз так точно пропустил мимо ушей. — Только помните про свои чины. И вам потребуется новый офицер для новых солдат… Справишься, штабс-капитан Щербачев?
Кажется, меня только что повысили. Не орден, но, на мой взгляд, так даже лучше.
— Есть справиться, ваше высокопревосходительство! — выпучил я глаза, и, кажется, Меншиков остался доволен.
После этого мы с Ильинским и бледным Игнатьевым выбрались из шатра. Ефрейтор сразу же поздравил меня с назначением, а капитан-лейтенант задумался о том, что делать с обозом. Я же ответил на поздравления, а обоз предложил считать своим. Мы же о нем доложили — все честно, а раз дополнительных инструкций не поступило, то значит всех все устраивает.
Потом была встреча с ранеными, которые слушали рассказы о продолжении наших приключений. Получили предписание, какую именно часть укреплений мы будем прикрывать, и, наконец, когда пришли первые новости о маневре союзников, сами выдвинулись в сторону Севастополя. Кажется, столько всего случилось, а на самом деле прошло меньше суток.
