Змеелов. Книга вторая (СИ) - Дорнбург Александр (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT, .FB2) 📗
А военной комендатуре мне по любому надо «сдаваться». У меня же с собой целый ворох карт этих мест. В красной картонной папке с почему-то виньеточной французской надписью «Мюзик».
Для нынешних времен — расстрельная статья. Если кто их обнаружит, то сразу в шпиона запишет. Да и паспортный учёт оформлять нужно. И помимо всего прочего надо где-то определиться на постой. Валяться на вокзале не хочется никому, гостиниц же мало, даже для таких командировочных как я.
Даже приоритетные иностранцы были не в восторге от своеобразного советского гостиничного сервиса. Царящего в рабоче-крестьянском государстве. Английский автор-интурист вспоминает: «Гостиница „Прогресс“ во Владимире была настолько прогрессивной, что отказывалась принимать гостей. Чтобы убедить их дать мне номер, пришлось идти в горсовет. Когда секретарь горкома сказал директору гостиницы, что надо быть вежливым с иностранцем, даже если тот странно выглядит ( как контра), мне все же дали койку в семиместном номере».
А что вы хотите? Недаром же у нас лозунги призывают валюту не зарабатывать, а «сдавать». Можно так же вспомнить, что отмена денег была гвоздем программы партии большевиков.
Может быть военные посодействуют мне с жильем?
Внушительное здание военной комендатуры было украшено актуальной как никогда надписью: «Коммунизм сметет все границы».
Дежурный в комендатуре был молодой еще парень в форме доблестной Красной Армии с петлицами и эмблемами, в которых я совершенно не разбирался. В погонах я еще как-то немного шарю, не не в этих вариантах геометрических извращений. Толи передо мной фельдмаршал-любитель, толи младший генералиссимус.
Впрочем, тот сразу представился:
— Капитан Куприянов!
Я ответил так же вежливо, подав в качестве козырного туза выданный мне в Москве вездеход с надписью «ГУГК при МВД». К нему я совершенно по-бендеровски присовокупил слова «строгий секрет» и «государственная тайна». Что сразу окутало мою миссию атмосферой солидного достоинства, респектабельности и незыблемого консерватизма.
Документ произвел свое обычное впечатление, так что капитан вытянулся и спросил:
— Товарищ Устинов, чем могу быть полезен?
Я прояснил:
— У меня тут по легенде биологическая экспедиция. Как честный труженик и друг детей, буду бродить по осенним лесам, собирать жучков. Заодно надобно будет уточнить топографические карты этих мест. И еще кое какие мелочи, о которых посторонним знать не обязательно. Меня интересует села Александрув и Бутримичи. Поможете туда добраться?
— Отчего же не помочь. Только я Вам не советую там бродить, места там глухие, а Вы, — Куприянов укоризненно посмотрел на мою загипсованную руку, — явно не в форме. Как бы Вас местные в том лесу не похоронили.
— Не волнуйтесь капитан, вот мои документы на оружие. Уж одной рукой я смогу выстрелить и подать сигнал о помощи. Так что никто со мной не свяжется.
— Оно-то, конечно, шум будет, но кто же к Вам придет на помощь? — усомнился недоверчивый сотрудник комендатуры. — Округа так и кишит агентами бывшей польской «дифензивы» и их пособниками.
Я включил дурака:
— Как кто? Наши советские люди, которым выпало счастье жить в Стране Советов и которые теперь будут дружно отстаивать свой счастливый шанс всеми возможными методами! Утверждать иначе может только наивный безумец!
Куприянов, сей достойный блюститель порядка, лишь криво усмехнулся:
— Ну-ну. Я Вас предупредил. Машину я Вам завтра с утра в те места организую, а переночевать можете у нас.
При этом на его лице намертво застыло выражение «Да пошли Вы все!»
— Хорошо я тогда вещи из камеры хранения заберу и завалюсь после ужина сразу спать,- обрадованно отвечал Ваш покорный слуга, потягиваясь всем телом.
Так я и сделал, устроившись спать ночью на составленных вместе стульях в одной из кладовок. Это я удачно устроился. А то в новоприсоединенном городе, советские граждане в темное время суток могут нарваться на всяческие неприятности. Сейчас, в первые дни советской власти, так особенно. Дурно воспитанные поляки злобствуют, а их пока упорно гладят по шерсти. Чтобы сложилась благостная картинка. И в итоге человеческая жизнь в этом логове потомственных воров и головорезов стоит очень дешево.
А по мне лучше бы в качестве наглядного примера развесили десяток этих придурков по виселицам, а еще сотню отрядили в заложники. Немцы так и сделают и будет тут тишь до гладь. И полное благолепие. А по другому эти уроды не понимают. Понималка не выросла.
Что же, еще никто не задумывается, что скоро в этих опаленных многочисленными войнами местах придется сражаться всерьез. Без всяких скидок…
Лишние карты, чтобы с собой их не таскать я сложил в пакет, который опечатали и положили в один из казённых сейфов. Заберу их на обратном пути.
Утром ни свет ни заря, меня подняли, не дав толком умыться и перекусить, погрузили в машину и отправили в нужном направлении. В тусклом свете нарождающегося дня. От перекрестка предстоит еще километров десять пешком тащиться, что в условиях тумана и мороси занятие не из самых приятных. Впрочем, я надеялся, что туман рассеется и погода разгуляется. А для бешеной собаки семь верст не крюк.
Водитель, солдат направляющийся как раз в бывшую польскую военную часть, в которой теперь уютно расположился советский гарнизон, и которая находилась километрах в двадцати на юго-запад от нужного мне места, ехал довольно бодро. Не взирая на туман.
Хотя наша полуторка была не машина, а голубая мечта садомазохиста. Наша «рабочая скотинка РККА» чадила, скрипела, дымила, сбоила и грозила в каждую секунду заглохнуть намертво. Но шофер обращался со своим «пылесосом» довольно умело, зря не газовал и машину берег.
Впрочем, часа через полтора тоскливый туман развеялся, а еще через полчаса мы прибыли на место. У шофера, обладателя простого рязанского лица, на котором лежал отпечаток наивного восторга, что он сумел вырваться из деревни в люди, мне удалось успешно выцыганить бутылку бензина. Для «розжига костров». Так что мне налили топлива из бензобака и заткнули горлышко пробкой из газеты.
Трудно сказать, чем я вызвал такую симпатию у водителя, возможно он принял меня за подвижника науки, ученого, которого даже тяжелая травма, перелом правой руки, не может отвлечь от исполнения его прямых обязанностей.
Машина уехала, а я оказался совершенно свободен. Как старые ситцевые трусы с лопнувшей резинкой. Так что потихоньку достал карту, сверил местность, добросовестно сделал на ней некоторые отметки и почапал по раскисшим от грязи полям в сторону леса. Ужасающие и леденящие душу приключения начинаются.
Окружающее меня пространство представлялось слишком пустынным. Глушь, однако. Заскорузлая. Здесь народ на медведях за водкой ездит. А потом себе для развлечения яйца крутит. Или медведям. Кому как нравится.
«Уходя в дальнейшее пространство, я блесну непрошенной слезой» — как поется в песне из популярного телесериала. Эх-х, молодость, время беззаботное!
А вот вещей у меня неожиданно оказалось достаточно много. Вода и еда, теплые вещи. Ружье, патроны и сачок, как символ моей профессии. Гипс, рюкзак, кусок войлока и кусок брезента, чтобы ночевать в лесу. Котелок, кружка, ложка. Топорик, нож, фонарь железнодорожников. Прочие мелочи, в частности забористая махорка, смешанная с острым перцем, чтобы отбивать нюх у собак.
Погода и предстоящее дело не располагали к романтической мечтательности. Погруженный в свои размышления, я изнемогал, отрабатывая в роли тяжело груженного осла. Ситуация представлялась комической. К счастью, часам к одиннадцати немного распогодилось и мелкая сырость с неба сыпаться перестала. А то я уже все ноги в грязи извозюкал.
К полудню я, уставший донельзя, достиг опушки леса. Лес был лиственный, печальный, полуголый, усыпанный пологом из опавших и опрелых листьев. Но достаточно густой, на парк культуры и отдыха не похож. Всякие посторонние тут не шастают.
