Неожиданность (СИ) - Попов Борис (книга бесплатный формат .TXT) 📗
— Смутно помню истории о каком-то страшном существе.
— Есть старинная легенда о том, что если старый петух снесет в свежий навоз яйцо, а высидит его жаба, вылупится страшилище с очень большой головой зубастого петуха, крупным телом, покрытым грубой чешуей, и очень длинным здоровенным змеиным хвостом, убивающее все вокруг себя взглядом, запахом или прикосновением. О нем написано даже в Библии. Я в это не верю, учитель мой тоже не верил, но кто его знает — в жизни есть много неожиданных событий и неведомых вещей. Может в похожести имен Василиса-Василиск есть что-то эдакое?
Я сказал, что ни в каких василисков тоже не верю. А имя, если его можно выдумать самому, это не показатель.
— Почему? — начал горячиться Богуслав, — имя, — это очень важно!
— В наше время, — объяснил я, — имя и фамилия заверяется особой грамотой, — паспортом с подробной картинкой, изображающей твою личность. Поймают тебя на улице воины, следящие за порядком, под названием милиция или полиция, без паспорта — волокут в поруб для выяснения твоей подозрительной личности. Для любого дела требуется эта грамота. У вас я и живу уже черте-сколько, и дом отстроил, и дела веду многочисленные, — никто ни разу никакой грамотки не спросил. Недавно Твердохлеб Мишинич выдал грамоту, что я — Владимир Мишинич, благодаря тебе, и за месяц никто и нигде ее ни разу не спросил. Какой должен быть документ у простого человека, не боярского рода и не благородного звания?
— Да никакого! У послов в другие страны, да крупных купцов, идущих с товаром через переволоки, должны быть заверенные князем грамоты, иностранцев тоже бывает проверяют, там в силе или княжья печать, или их гостиный двор свою печатку шлепнет, а у простого человека ничего нету. В Новгороде есть знатки, для пришлых людей, которые подозреваются в лихоимстве каком или для получения купеческого звания, а поручителей нету, и это все.
— И какую же ты знатку с Василисы стребовал? Она, поди, сразу сказала, сейчас предъявлю — я ее вот тут под юбкой между ног прячу!
Отсмеявшись, боярин буркнул:
— Тебе бы все хиханьки, да хаханьки! Какие с бабы грамоты? Она что, человек что ли?
— Моя Забава человек, да еще какой! И другие женщины, кого я тут знаю, люди интересные, возьми хоть Наину. Вон Марфа, после твоих уроков поумнела и стала вполне самостоятельной личностью.
Моя собачка горделиво замахала обрубком хвоста.
— Остальных не знаю, судить о них не берусь.
— Ну ты хватил! Паспорт еще с рисунком своей псине выдай! — заявил боярский грубиян.
Марфа сразу повесила отсутствующие уши. Эх, обидел мою девочку старый подлец! Ответим ударом на удар, не спустим безнаказанно обиду!
— А твоя знакомая Анастасия Мономах, она же Полетта Вердье, является человеком? Или так, беспаспортная француженка, урожденная византийка?
От гнева Богуслав аж затрепетал и схватил меня за грудки.
— Как ты посмел такое сказать про мою Настеньку, козлина?! Моя Настя не человек? — зарычал он.
Моя верная подруга и соратница ответила тем же. Ее не менее грозное рычанье означало — хоть ты кто будь, не дам хозяина обижать!
Про боярина мне подумалось: ишь, как тебя разобрало!
— А мои Забава и Марфа нет никто?
Его как холодной водой обдали! Побратим потихоньку отошел от своего неразумного гнева. Бросил за меня держаться, и просипел:
— Ну, извини…
Вот то-то же! Марфа перестала рычать на своего хулителя, и опять гордо замахала остатком хвоста. Уши бы у моей собачки, при их наличии, вздернулись, как у немецкой овчарки. Любимый хозяин Володя поставил ее на одну доску с женой! Так она невесть где, а я тут, рядом с ним! Защитил от злобного побратима!
Каждой особе женского пола независимо от того, из гоминидов ты или псовая, так же, как и мужчине или псу, надо хоть раз в жизни почувствовать себя самой любимой и нужной. Марфа вышагивала по столичной мостовой, как чемпионка среди всех собак на свете. Я, конечно, сухоносый примат после этого, но не буду разочаровывать верную зверюгу, что Забаву люблю все-таки гораздо больше нее.
Походили часа два, никого не поймали, и вернулись на постоялый двор. Там мы опять завалились в кровати, а веселая и довольная жизнью Марфа разлеглась возле меня на полу во всю длину.
Глава 10
Страшный аппетит прошиб нас, лишенцев по крови, через полчаса. Костный мозг у обоих работал от души, и настойчиво требовал еды. Богуслава, как более потерпевшего, прошибло раньше и сильней.
— Пошли сожрем чего-нибудь? Расстегая какого, или пирожка, а запьем все отваром из ягод или трав?
Я был еще не очень голоден, и ответствовал довольно-таки вяловато.
— Может не будем портить аппетит перед ужином? Осталось-то всего три часа.
И тут меня тоже накрыло! Уже натягивая сапоги, я бойко тараторил:
— Побежали скорей! Где тут этого ужина дождешься! Да вставай же, старый лапоть!
Слава, тоже очень быстро натягивая обувку, отбрехивался.
— Можно подумать, что ты лапоть молодой!
И мы рванули в обеденную залу. Залетели, крича в две голодные глотки:
— Половой! Половой!
Неторопливо приближающемуся работнику по доставке разных вкусностей с кухни, добавил оборотов выкрик Богуслава:
— Полтинник сверху!
На махом подскочившего, излили каскад наших желаний.
— Расстегаи! Пироги! Взвар! Копченое сало! Грудинки!
— А не желаете, — робко начал трактирный работник, — все желаем! Тащи скорей!
Половой убежал. Скатерть вызывала во мне глупые мысли, — а может она из чего съедобного замастрячена, и ею до путной еды можно поразмяться? Слава тоже как-то по-особенному хищно озирался.
Половой не заставил себя долго ждать и быстро завалил столик едой. Господи, как ослепительно пахнет! Мы жрали, ели, потом спокойно кушали. Уф!
Разговаривая о том, о сем и подъедая сладкие крендельки с маком, мы обратили внимание на наших товарищей, сидящих за соседним столиком с двумя очень колоритными девицами. Наши были представлены протоиереем Николаем с его верным попутчиком Емельяном.
Дело житейское, зашли пополдничать намолившись вволю, а вот девахи были довольно-таки необычны. Одна была широченная и толстенная, но лицо довольно-таки приятное. На такую бабищу мужики клюют только после третьего стакана водки, когда уже любой одушевленный, а бывает и неодушевленный предмет, кажется реальным эротическим объектом. Причем женщины и девушки кустодиевского типа, этакие полненькие симпатяшечки, в 11 веке были нарасхват.
Моя совершенно не худенькая Забава шла из-за этого, как говорили в брежневскую пору за третий сорт и только в сельской местности. Мужики за глаза говорили о ней: эх, сальца бы ей с пудик добавить! Поперла бы девка! — имея, видимо в виду, что вот тогда-то они бы на ней отличились. Но этой девушке, похоже, к варианту моей супруги добавили еще пуда три. И в плечах, и в бедрах она была вдвое шире меня. Впрочем, талии не было совсем, и поэтому делить, где уже, где шире, было просто неуместно. Столичная тумбочка была ровной. Ее сарафанчик с короткими рукавами открывал виды на две очень полные руки, равные по толщине моим бедрам.
Тем разительней был контраст с подругой. Та была просто невероятно худа, с ввалившимися щеками, руками и ногами, напоминающие щепки. Почему-то сохранилась талия, перехваченная симпатичным, но слишком ярким красным поясом. Прямо анорексичка какая-то! Но вопреки этому диагнозу, сушеная воблочка кушала активно и весело, цвет кожи просто кричал о редкостном здоровье. Худой нос был изрядных размеров, и торчал вперед, как форштевень корабля.
Святой отец что-то им рассказывал, размахивая руками от вдохновения. Мы с Богуславом прислушались. В зальчике, кроме нас и группы при протоиерее, был только какой-то бритый и длинноволосый иностранец. Он, не торопясь, что-то хлебал из тарелки.
Обед давно прошел, до ужина было еще прилично времени, поэтому народу пока и не было. Только постукивание деревянной ложки да голос священника нарушали тишину. Слух волхва обычно превосходит способности обычного человека, поэтому слушать клирика, не приближаясь к говорящему, для нас труда не составило.
