Оружие юга (ЛП) - Тертлдав Гарри Норман (читать книги без .txt, .fb2) 📗
"Ваш дом посредине, я прав, Масса Роберт?" - сказал Люк.
"Да, и спасибо, Люк." Ли сошел с экипажа. Люк щелкнул кнутом, и когда лошади стали набирать скорость, снова поднес фляжку ко рту. Он глотнул и сделал удовлетворенный выдох.
Перед домом 707 по улице Франклина стоял молодой клен в кадке, украшенной шевронами. "Привет, сержант," - сказал Ли с легкой улыбкой. Он открыл ворота в чугунной ограде и поспешил пройти к подъезду. Там он остановился, чтобы очистить грязь с сапог, затем постучал в дверь.
Он услышал звук шагов внутри. Дверь открылась. Свет от лампы пролился на крыльцо. Агнес Ли выглянула наружу. "Отец!" - воскликнула она и бросилась в его объятия.
"Привет, моя драгоценная маленькая Агнес," - сказал он. - "Тебе следует быть поосторожнее с этими иглами для вязания там, за моей спиной, а то нанесешь мне рану еще хуже, чем бы это смогли сделать федералы." Она посмотрела на него со слабой улыбкой. Она редко улыбалась с тех пор, как ее сестра Энни умерла полтора года назад; они с Энни были близки, почти как близнецы. После того, как он поцеловал ее в щеку, она высвободилась из его объятий и позвала: "Мама, Мэри, Милдред! Отец здесь!" Милдред прибежала первой. "Жизнь моя," - нежно сказал он, обняв ее.
"Ну, как ты, моя любимица?"
"Ну папа," - сказала она тоном, который любой восемнадцатилетний использует для своих пожилых и одряхлевших родителей, подчеркивая тот прискорбный факт, что она когда-то была гораздо моложе, но сейчас-то уже достигла зрелости.
Ли не возражал; его младший ребенок был его любимицей, независимо от того, что она думала сама. "Как Кастис Морган?" - спросил он ее.
"Он счастлив и толст," - ответила она. - "Желуди найти легче, чем еду для людей."
"Такому счастливому толстому бельчонку не место в доме," - дразнил он дальше, - "ему место на сцене в сиянии славы". Она скорчила ему рожу. Он покачал головой в притворном негодовании.
Его старшая дочь вышла в переднюю мгновением спустя, вытолкав вперед колесное кресло с его женой. "Привет, Мэри," - обратился он к ним обеим. Мэри, его дочь, имела сильное сходство с женой, хотя ее волосы были темнее, чем у Мэри Кастис Ли, когда она была молодой. Он сделал три быстрых шага к жене и склонился, чтобы взять ее за руку. "Ну, как ты, моя дорогая Мэри?" спросил он ее. Она проводила в своем кресле большую часть времени; ревматизм сделал ее калекой настолько, что она едва могла ходить.
"Ты не писал нам о своем приезде," - сказала она немного резковато. Даже тогда, когда она была молода и красива - более чем полжизни назад, Ли вдруг подумал с некоторым удивлением, что он может вызвать в своем сознании ее тогдашний образ так же легко, как если бы это было позавчера - ее нрав был нелегким. Годы инвалидства не смягчили ее.
Он сказал: "Меня вызвали к президенту, и я сел на первый же поезд на юг. Письмо вряд ли обогнало бы меня, поэтому я здесь так внезапно. Рад видеть тебя, рад видеть вас всех. Твои руки, дорогая Мэри, я вижу, не устают вязать." Он указал на клубки, спицы и недовязанные носки, которые лежали у нее на коленях.
"Когда я больше не смогу вязать, вы вправе положить меня в могилу, ибо я буду совершенно бесполезна," - ответила она. Она любила возиться со спицами еще с тех пор, как она была девочкой. Она продолжала, "Поскольку ты здесь, сможешь забрать посылку с носками для солдат с собой. С тех пор, как мы в последний раз посылали их, мы с дочерьми успели закончить почти четыре десятка пар. Так мы хоть будем уверены, что их не растащат по дороге".
"Времена трудны для всех," - сказал Ли. - "Если на железной дороге нуждающийся человек возмет для себя пару носков, я это могу понять, ему так же плохо, как и любому из моих солдат."
Его старшая дочь сказала: "Недавно нас посетила миссис Чеснат и сказала, что мы со своим занятием превратили дом в промышленное училище." Мэри покачала головой, чтобы показать, что она думает о женщинах голубых кровей Южной Каролины. В этом возрасте ее мать поступила бы так же.
"Меня не волнует, что Мэри Бойкин Чеснат думает о нас," - заявила Мэри Кастис Ли. - "Было бы совсем неприличным проводить время в развлечениях, когда мужчины там все полуголодные, и когда ты сам живешь как монах в этой своей палатке."
"Мнение президента Дэвиса о вас значительно выше, чем у миссис Чеснат." И Ли передал им слова благодарности от Дэвиса. "Скажите, чье одобрение для вас важнее?"
"Твое," - сказала его жена.
Он наклонился и поцеловал ее в щеку. Несмотря на болезнь, они были верны друг другу. Более того, они были частью друг друга. После более чем тридцати двух лет брака, он и не мог представить себе иначе.
"Джулия, застелите вторую кровать в комнате матери, пожалуйста," - сказала Агнес. Чернокожая женщина начала подниматься по лестнице.
Ли сказал: "Ну, я пока еще не настолько устал. Мне бы хотелось посидеть еще немного и послушать вас о том, что делается в городе. При вашем желании могу даже рассказать немного о делах в лагере."
"Я только пойду и спрячу Кастиса Моргана, чобы ты не увез его обратно в Оранж Корт Хаус вместе с носками," - сказала Милдред. - "Что значит счастье твоей дочери на фоне перспективы рагу из белки для солдат?"
Усмехнувшись, Ли сказал ей: "Ваш питомец может быть спокоен за свою драгоценную жизнь. Вряд ли он бы своими размерами удовлетворил голодных солдат. Если бы в Писании говорилось о чуде с хлебами и белками, тогда да, однако, там - хлеба и рыбы."
Все засмеялись, даже Агнес улыбнулась. Мэри Кастис Ли сказала: "Давайте вернемся в гостиную, там и поговорим." Колеса скрипнули, когда Мэри развернула коляску.
"Я не хочу больше говорить о белках," - сказала Милдред.
"Тогда не будем," - пообещал Ли. Спицы пришли в движение, и женщины возобновили прерванное вязание. Война затронула их в Ричмонде почти так же тяжко, как и его армию в Северной Вирджинии. Одна из историй, которую рассказала старшая дочь Ли, была о массовом бегстве федералов из тюрьмы Либби менее двух недель назад. Более ста мужчин вырвалось на свободу, и менее половины из них были схвачены снова.
"Наши солдаты тоже страдают в северных лагерях," - сказал Ли, - "ведь Север больше экономит на пленных, чем мы. Север больше экономит на всем." Он вздохнул. "Я боролся с этим довольно долго и желал, чтобы эта война никогда не наступила; она истощает обе стороны."
"Я так и сказала, когда это началось," - заметила его жена.
"Да знаю, но не все так просто. Я не хотел другого флага, кроме зведно-полосатого, другой песни, кроме "Да здравствует Коламбия". Но когда все-таки так произошло, нужно бороться до конца." Он поколебался, затем продолжил: "Возможно, даже, намечается поворот в нашу пользу."
Вязальные спицы остановились. Его жена и дочери, все они смотрели на него. Он всегда делал все возможное, чтобы озвучить надежду в своих письмах и при встречах, но он никогда не был ложно или слепо оптимистичным, и они это знали. Его дочь Мэри спросила: "Откуда появилась такая хорошая новость?"
"По сути, из Ривингтона в Северной Каролине," - сказал Ли. Название места означало для его семьи не более, чем это было для него за месяц до того. Он быстро рассказал о новых автоматических винтовках и о небычно выглядевших людях, поставляющих их, и закончил: "Мы не можем превзойти федералов по численности, но можем в вооружении, и надеюсь, что это нам поможет."
Дочерей в его рассказе больше заинтересовали чужаки, чем подробности о карабинах. Милдред сказала: "Интересно, это те же люди, что не так давно арендовали целый этаж в здании напротив Института Механики?"
