Мир Кристалла (гепталогия) - Вартанов Степан Сергеевич (мир книг .TXT) 📗
– Понятно. И есть один шанс из четырех, что ее удастся вернуть?
– Да. Повелитель однажды проделал это – с девушкой, которую любил. Так что – да, шанс есть. Только это будет душа, понимаешь? Не память.
– Вот как? А память… всего рода, говоришь?
– Память пропадет, – равнодушно говорит гоблин. – Пойдем, пора прощаться.
Легко, словно не вышел только что из тяжелейшего боя, он спрыгивает с камня, поднимает за локоть барона Джона и направляется к шатру лекаря, деликатно придерживая своего спутника, чтобы тот не спотыкался.
Генора-Зита умирает. Собственно, будь на ее месте человек, он умер бы еще тогда, в бою, еще с половиной, да что там – с третью этих ран. Но Томас Турлоу все равно надеялся, и, как выяснилось, зря. Чудес не бывает.
Сейчас девушка больше походит на человека. Впрочем, под той коркой крови и грязи, что покрывает ее лицо и что не успел смыть изгнанный Акут-Аргалом (и до смерти обиженный на него за это) лекарь, оно, пожалуй, и не удивительно. И еще, как ни странно, она находится в сознании. Желтые «волчьи» глаза смотрят как всегда – ясно и насмешливо.
– Дылда.
– Тебе не следует разговаривать.
– Поучи меня еще.
Девушка поднимает руку, однако следовать штампам не собирается – вместо того, чтобы гладить склонившегося над ней юношу по щеке, она дергает его за нос. Затем рука падает.
– Все должно было быть не так! – Томас сжимает кулак размером без малого с голову своей собеседницы.
– Все прошло так, как надо, – строго поправляет его девушка. – Мы победили, помнишь? То-то… рыцарь. Все…
И замолкает. Несколько секунд Томас таращится на нее, и лишь затем до него доходит, что это и вправду – все.
– Ну уж нет!
Наверное, Джону Рэду следовало бы гордиться своим воспитанником – ни страхов, ни сомнений тот не испытывает – ни секунды. Вытаскивает кинжал, проводит им по своей ладони и прижимает руку к широкому порезу на щеке Геноры-Зиты.
– Я твоей крови. Слышишь?!
Ворвавшийся в шатер Акут-Аргал, влекущий барона Джона буквально на себе, шарахается назад, закрывая глаза от вспышки света, невидимого, впрочем, человеческому взгляду.
– Что ты наделал, парень?! Проклятье! – Довольно бесцеремонно уронив своего спутника на сваленное в углу тряпье, он бросается наружу.
– Ты! – раздается оттуда. – Гоблина сюда! Облейте его водой и тащите, бегом. Дорога? каждая секунда!
Утро выдается солнечным и для отца Уолтера – ни облачка на небе и звонкое чириканье воробьев. Казалось бы – радуйся, но радоваться пожилому священнику не хочется совершенно. Вчера была битва – и в битве этой Ланкастерам сломали-таки хребет. Отец Уолтер не одобряет битв, и жертвы, сопутствующие подобному способу борьбы за корону, он тоже не одобряет.
Еще у него болит сердце – тупая ноющая боль поселилась за грудиной, – но это не опасно. Просто организм напоминает, что пора прекращать сидеть над документами до рассвета и что нужно отдыхать, хоть иногда.
«Взять, что ли, Чарли и поехать в аббатство»?
При мысли об аббатстве сердце разом перестает болеть. В аббатстве сейчас хорошо. Цветут яблони, звонят колокола, и смиренные братья вовсю предаются молитвам, прерываемым лишь грехом чревоугодия.
Кстати, пора бы Чарли уже появиться. Маленький негодник тоже радуется весне, и отец Уолтер даже самому себе не хочет признаваться, что боится – боится, что в один прекрасный день его питомец просто решит не возвращаться, предпочтя весну и свободу.
«Вороны, говорят, живут по триста лет. Может, будет лучше, если он не увидит, как меня не станет».
Одно время отец Уолтер присматривался к братьям-монахам, особенно молодым, прикидывал – а кому бы он доверил заботиться о вороненке, буде сам окажется немощен. Потом махнул рукой.
От размышлений пожилого священника отрывает стук в дверь. Будучи человеком опытным, всю жизнь сознательно развивающим наблюдательность, он автоматически отмечает, что стучат ниже, чем стучался бы он сам, – вероятно, трактирщик послал к нему мальчишку с каким-то поручением. Потирая поясницу, отец Уолтер подходит к порогу, откидывает щеколду, отворяет дверь, да так и замирает неподвижной статуей.
За дверью стоят трое. Нет. Четверо – если считать Чарли. Ворон сидит на плече у девочки лет восьми. Все та же систематическая привычка к наблюдениям подсказывает отцу Уолтеру, что жизнь у девочки была тяжелая, но в последнее время в ней явно произошли перемены к лучшему. И еще – она недавно много бегала по пересеченной местности.
Затем отец Уолтер переводит взгляд на лицо мальчишки, стоящего за спиной у девочки, и едва удерживается от изумленного возгласа. Это тот самый мальчишка из сна про горящий замок! Сейчас, в отличие от того, что было на «картинке», мальчишка не улыбается расслабленно – напротив, он с живым интересом разглядывает священника, и присутствует в этом интересе нечто…
«Похоже, я здесь не единственный, кто умеет собирать данные и проводить анализ».
Ну и в завершение безумной картины – высящийся за спинами детей сэр Эндрю Эйнджел собственной персоной, в доспехах, с ног до головы заляпанный грязью и кровью.
– Боже мой, что с вами случилось?!
– Пустое, святой отец, – рыцарь расплывается в широкой улыбке и сразу превращается из грозного воина в доброго дядюшку. Чего-чего, а харизмы у этого человека не отнимешь. – Эти милые дети помогли мне вспомнить кое-что важное.
– Важное?
– С днем рождения! – пищит девчушка. Отец Уолтер, поперхнувшись, смотрит на нее в немом изумлении. Впервые за последние бог знает сколько лет его способность быстро делать выводы подвергается такому испытанию.
– Откуда ты знаешь?! – все, что он может, наконец, выдавить.
– Мне Чарли сказал!
– Я… Ты понимаешь Чарли?!!
– Мой подарок стоит перед крыльцом, – перебивает его сэр Эндрю, всем видом показывая, что не желает слушать всякую ересь. Еще, легко и как-то мимоходом, он ухитряется продемонстрировать, что тайна отца Уолтера для него и не тайна вовсе… но об этом можно будет подумать позже. Позже, потому что сэр Эндрю еще не закончил свою маленькую речь. – Эти милые дети, помимо напоминания, еще и вывели меня на… э…
Он сбивается, подбирая слова.
– На колдунов, – спокойно говорит мальчишка. – Мы знаем.
«Конец света». Впрочем, судя по взметнувшимся вверх бровям рыцаря, тот изумлен не меньше, хотя и взял себя в руки, мгновенно, как и подобает рыцарю на службе святой…
– Они, в основном, живы, – продолжает сэр Эндрю после почти незаметной паузы. – Хотя и изрублены изрядно. Я свалил их на телегу, а добрые христиане, которых мы встретили по дороге, согласились их посторожить.
«Нет, все-таки сегодня хорошее утро». Отец Уолтер разводит руками, и вздыхает.
– У меня просто нет слов…
– Слова у вас есть, – с усмешкой возражает сэр Эндрю. – Пока. Но сейчас их не будет, ибо ЭТИ три безгрешных души… – он возводит очи горе. – Даже я, при всем своем опыте, до сих пор прихожу в себя.
– Э… – отец Уолтер ненавидит чувствовать себя глупым, но ситуация, давайте признаем это, полностью ускользает из-под его контроля. – Что случилось?
– Чарли тоже решил сделать вам подарок! – заявляет девочка и принимается рыться в висящей у нее на поясе котомке. – Вот.
Несколько секунд отец Уолтер подслеповато щурится на предмет, лежащий у нее на ладонях, затем охает и тяжело опирается о стену. Сэр Эндрю как-то сразу оказывается рядом, но поддерживать его пока не спешит. Выжидает с улыбкой, в которой явственно читается: «Ну, слава Богу, не я один за сердце хватался».
– Дети, – разом охрипшим голосом произносит отец Уолтер. – Где… Где вы взяли эту штуку?!
Кольцо с печатью Ричарда Йоркского на ладонях маленькой замарашки в комнате придорожного трактира… Боже, какая могла бы получиться картина маслом!
– Не мы, – с долей зависти в голосе отвечает мальчишка. – Чарли. Он молодец. Обошел даже меня. Ну… это ненадолго.
