Башни земли Ад - Свержин Владимир Игоревич (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
Камдил пожал плечами.
– Есть еще резервный вариант. Джиакомо Аттендоло – основоположник династии Сфорца. Но, скажем так, вариант очень резервный. Одно дело – храбрый кондотьер, хотя и весьма толковый. И совсем другое – великий герцог Запада. Но тут надо либо что-то делать с Анной, либо не прими за каламбур, поставить крест на Жане Бесстрашном и радоваться, если он не окажется по ту сторону поля боя.
– Я так понимаю, пока казначей оплакивает матценности, с которыми ему предстоит расстаться, у нас есть время заняться Анной.
– Пожалуй, да. Как минимум надо с ней встретиться без лишних глаз. Кстати о глазах. Куда девался юный де Буасьер?
– За рубашкой уметелился, – усмехнулся Лис. – Правда, за это время уже можно было вырастить лён и из собранного урожая сваять новых рубашек, но мало ли? Может, какая бургундская дама остановила мальчика, дабы полюбоваться его торсом. А! Вон он. Кстати, в рубашке. И, шо показательно, в портках.
– Монсиньор, – едва приблизившись, начал детинушка. – Моя троюродная пра-пра-прабабушка хотела бы свидеться с вами.
– Пра-пра-пра, – линий раз уточнил Лис. – Ты ничего не путаешь?
– Нет, – обижено замотал головой Кристоф. – Но сегодня уже вечер. Завтра – суббота. Стало быть, в воскресенье, если вашей милости будет угодно…
Кадил удивлённо посмотрел на напарника:
– Пожалуй, будет угодно…
Глава 6
«Гостю следует держаться так, чтобы хозяин чувствовал себя как дома».
Тамерлан ехал по городу на роскошном туркменском жеребце, покрытом богатым ковром. Не раз и не два Великому амиру доводилось въезжать в побеждённые города. Всякому было известно, что ещё со времён Чингизхана в Орде властвует военный обычай. Если город добровольно открывает ворота и соглашается платить дань, любой грабёж, любое насилие против жителей приравнивается к преступлению против хана. Османские сипахи и янычары рыскали по улицам и площадям вечного города, бросая на горожан яростные взгляды, но не решаясь открыто нарушить указ Железного Хромца. Для особо ретивых грозным напоминанием служил десяток отсечённых голов, выставленных на пиках перед императорским дворцом.
Тамерлан любовался величием огромного города, вернее остатками его величия. После нашествия крестоносцев две сотни лет назад Константинополь так и не смог вернуть себе прежние богатство и могущество. Но все же, даже в таком не праздничном виде, город потрясал красотой древних храмов, огромных цирков, стройностью колонн и величием статуй.
«Конечно, – рассуждал Тимур. – Аллах запретил изображать человека, но ведь эти прекрасные изваяния сделаны до того, как правоверные узнали о воле Аллаха, милостивого, милосердного». Он внимательно выслушивал Хасана Галаади, переводившего слова императора Мануила, любезно вызвавшегося показать владыке тартарейцев ромейскую столицу. Слушая рассказы о прежней славе кесарей-василевсов, Тимур степенно кивал, то и дело бросая взор на императора. Османы в один голос говорили, что тот, по неведомому повелению свыше, похож на самого пророка Магомета. Великий амир не мог точно сказать, так, или нет, но достаточно было взглянуть на венценосного провожатого, чтобы уразуметь, что пред тобой государь.
– …позже выяснилось, что дочь Анны Комнины, Никотея, пыталась злоумышлять против василевса, желая взойти на трон вместо законного наследника, будущего Мануила I. Она уже заручилась поддержкой многих владык северных варваров и, казалось, никто в мире не может остановить её. Однако, господь милостью своей хранил вечный город. Она выпила из кубка, который подала ей рабыня, – рассказывал Мануил, поглаживая гриву своего коня.
– Конечно, вино было отравлено?
– О нет! – улыбнулся император. – Рабыня-персиянка действительно была известна, как непревзойдённая мастерица по изготовлению ядов. Но весь фокус в том, что вино как раз не было отравлено. Никотея незадолго до этого ради удовлетворения своей злобы обрекла рабыню на смерть. Однако та выжила и вздумала отомстить. И не просто умертвить бывшую госпожу, она желала поглядеть ей в глаза перед смертью.
– И что же?
– Когда севаста Никотея поднимала кубок за победу, рабыня сорвала чадру со своего лица.
– Это великий грех, – покачал головой Тамерлан.
– Может, и так. Но, увидев перед собой известную отравительницу, Никотея настолько испугалась, подумав, что вино отравлено, что яда и не понадобилось. Она умерла от неожиданного испуга.
– Поучительная история, – кивнул покоритель мира. – Всегда интересно слушать о преданности, измене и мести. Вот, к примеру, не далее как сегодня султан Баязид прислал ко мне раба с жалобой на тебя. Он пеняет, что ты убил его подданных – воинов Мир-Шах паши, и желает, чтобы ты был наказан за их смерть.
– И какова же твоя воля, великий амир?
– Я был удивлён этим письмом, о чем и сказал султану. Мир-Шах предал его, перейдя к тебе, затем пожелал сменить хозяина и вновь предал. На этот раз и тебя, и Баязида. Ведь опасаясь праведного гнева, он пошёл не к нему, а ко мне.
– Мои люди, умеющие задавать вопросы так, чтобы услышать на них ответ, сообщили мне, что посланец Мир-Шаха побывал у Баязида, и тот посоветовал ему идти к тебе. Он надеялся, что в благодарность…
– Он надеялся, что я как обезьяна, стану таскать для него каштаны из огня. Но Аллах велик. Ни одна обезьяна не живет столь долго, сколь живу я. Замысел султана для меня был так же очевиден, как то, что корабли, стоящие пред нами, пребывают в воде, а не на суше.
Он пришпорил коня, выезжая на пирс, возле которого ровным строем стояли корабли ромейского флота. Наварх, командующий морскими силами некогда великой державы, склонился перед Тамерланом, демонстрируя покорность его воле.
– Готовы ли корабли выйти в море?
– Да, о великий амир.
– Завтра на борт взойдут леванты [11]. Вы отправитесь к Смирне.
– Но, повелитель, если мне будет позволено сказать, это невозможно. С Эгейского моря движется шторм. Очень сильный шторм. Буря может продолжаться и неделю. Корабли, а тем более корабли, полные войск, пойдут на дно. Даже если каким-то чудом эскадре удастся выйти в Эгейское море и не разбиться о скалы в Дарданеллах, там их ждёт верная гибель. В Эгейском море нет места, где бы по левому или по правому борту с кормы или с носа не был виден какой-либо берег. И корабли и люди погибнут.
– Мне рассказывали о Смирне. Покуда не будет пресечена морская дорога из Венеции туда, взять крепость невозможно. Поэтому флот должен стоять у стен этой твердыни как можно скорее. Сухопутные войска уже двинулись в путь.
– Но есть силы, которые превыше человеческих. Никто не волен изменить путь урагана. Можно лишь полагаться на милость божью и ждать…
Лицо Тамерлана помрачнело так, будто наварх, походя, хлестнул его по щеке.
– Один Аллах велик, – сверкая глазами процедил он. – И он дал мне силу повелевать. Всякий, кто противится мне – изменник, и обречен на смерть. Завтра утром леванты будут выстроены на палубах кораблей. К полудню я и мой верный друг и собрат Мануил будем принимать парад флота на императорской каракке. А потом мы пойдём к Смирне.
– Но, друг мой, – с тревогой начал Мануил. – Как же ураган?
– Урагана не будет, – сквозь зубы процедил Тамерлан и, развернувшись к свите, задал вопрос: – Кто из вас, верные мои, желает, подобно мне, отправиться к Смирне по волнам?
Привыкшие к степям лихие наездники замялись, опасаясь менять верного коня на своенравные волны.
– Я почту за честь, – негромко, но четко произнес Хасан Галаади.
Море лениво плескалось у пирса. Ветер с явной неохотой переползал с реи на рею, надувая паруса галеасов ровно настолько, чтобы корабли без труда могли совершать манёвры. На легкой зыби Мраморного моря скользили быстроходные многовёсельные галеры, огненосные дромоны, грозные каракки с боевыми площадками на баке и юте, полными султанских левантов.
