Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума - Лазарчук Андрей Геннадьевич (книги серия книги читать бесплатно полностью TXT) 📗
— Вы не понимаете ничего. Когда время повернет вспять… не останется никого. А это будет уже скоро. Через двадцать лет или через сто — какая разница? Все равно — очень скоро. Поэтому надо успеть… а вы мешаете. Препятствуете грабежу? Комики. Полицейская академия. Спасательным работам вы препятствуете. И за это вас надо бы…
— Расстрелять, — подсказал Терешков-старый.
— Наподобие. Просто — оставить за чертой. Но и так будет слишком много темных пророков, зачем еще и вы? Отправитесь в Гиперборею — но без комфорта. В трюме. В товарном вагоне. Сюда-то вы в нем и прибыли? Ну вот… Стас, к грузчикам их, — кивнула она розовомордому. — И распорядись: пусть начинают таскать гробы. Еще два эшелона — и отправляемся…
Стретта: До могилы!..
ИСПОЛНЯЕТ СЕРЕЖА ДОВГЕЛЛО
Он с презрением смотрит на любые часы: ходики с кукушкой, брегеты с репетиром, солнечные в саду, каминные с изображением знаменитого мореплавателя Дюмон-Дюрвиля, напольные, от боя которых дрожит вся усадьба. Сережа знает, что никакого времени на самом-то деле не существует!
Так что поэт Батюшков вовсе не был безумцем, когда на вопрос: «Который час?» — отвечал: «Вечность…»
Вечность, господа. И более ничего.
Неверморррр…
Воронов в Сабуровке нет, но во множестве летают серые вороны. Они мельче, но ничуть не менее зловещие.
Дядя Илья привез из Петербурга черного котенка. Он говорит, что к следующему Рождеству из него вырастет огромный котофей. У кота желтые глаза и белое пятнышко на горле.
Лед на пруду сошел, но вода остается неподвижной, и не хочется, как прошлым летом, пробежаться по горячим доскам купальни и плюхнуться туда, хотя кузены делают это с прежним удовольствием.
Отражение дома в пруду кажется более отчетливым, чем сам дом.
Кузены ищут клады, изучая какой-то обрывок козлиной кожи, найденный на чердаке. Это детское занятие, недостойное настоящего сыщика. В промежутках между поисками кладов они еще играют в индейцев.
Огюст Дюпен — вот единственный, кто нам сейчас по-настоящему нужен. Потому что в Сабуровке свершилось преступление!
Дюпену было хорошо. У него был свой негр Юпитер, а у Сережи — только кобыла Аврора. От нее мало помощи в расследовании.
Дюпен, Дюпен… Или хотя бы аббат Фариа. Не нужно быть гениальным. Но — просто очень внимательным. Все события произошли, все злодеи и герои здесь, перед нами (кроме бабушки!) — и ничего не происходит.
Как доказать, как? Ведь Сережа все знает.
Но на этот раз ему не поверят. Потому что подумают: он говорит так, потому что не любит Эшигедэя. Да, не любит. Ну и что? Настоящий сыщик никогда не обвинит невиновного только оттого, что не любит его.
А за что его любить? Во-первых, он притащил с собой призраки. Раньше можно было с кузенами дурачиться и пугать друг друга, наверное зная, что никаких призраков нет, а теперь…
Вдруг из-за угла высунется такое…
Во-вторых, он пугает горничных. Они все боятся его до икоты, но ничего не могут объяснить, хотя дедушка спрашивал добром.
А главное, он убил Эмира. Никто не знает, что Эмир умер не просто от старости. То есть от старости, но не просто.
Собаки ненавидели Эшигедэя, а кошки любили. Стоило ему подойти к псарне, как начиналось хоровое вытье. Псарь Никита шугнул однажды калмыка из своей вотчины, и тогда тот сделал так, что вышло, что Никита украл щенков Лизетки и пропил их. А никаких щенков у Лизетки не было!
Кузенам Эшигедэй нравится. Они считают, что таким и должен быть настоящий индеец. А он боится запечных тараканов. И серебра. Специально для него ставят стальной прибор на стол. А еще он разговаривает с мышами.
А Эмиру он что-то налил в миску с водой. Сначала он пытался бросать ему косточки и куски мяса, но Эмир от него не брал. А с водой — не разобрался. И стал стариться, стариться, седеть. Глаза у него выцвели и выпали зубы. И Никита увел его в лес и там застрелил.
Потом Никиту ни за что выпороли. Но это я знаю, что ни за что, а даже сам Никита думает, что за щенков. Которых не было сроду.
Эшигедэй умеет показать то, чего не было.
И только Сережа знает, что он чисто говорит по-русски. С ним, с Сережей. Но говорит такие ужасные вещи, что их не рассказать даже отцу Георгию…
Нет, он не признался, что убил бабушку. Но Сережа знает, что это он. Он сделал что-то такое же, как и с Эмиром. Только другое. И бабушка не состарилась, а сгорела.
Как и тунгусская царица. Его мать.
Если бы бабушка осталась жива, она просто не пустила бы Эшигедэя на порог. То же подтверждает и вся дворня: «Да ежели бы Александра Сергеевна жива была, да разве ж такую образину пустила б на порог?» Как говорили древние римляне: «Хочешь знать, кто виноват, — ищи, кому выгодно». А теперь он потребует и наследство…
«Он теперь и баричей изведет…» — это Сережа слышал от Никиты.
Как Яго. Так его теперь Сережа и будет звать про себя. Эшигедэй — Яго-бабай. Звучит почти одинаково.
Все несчастья происходят не просто так…
…И у него была возможность это сделать! Он мог прийти в раньшее время и налить под елку петролея, принесенного из будущего. Или чего-то еще. И обвести елку особым кругом, который нельзя пересекать…
А Сережа-то грешил на порох, спрятанный кузенами!
Еще он может выдувать огонь прямо из ладони.
И менять лицо. На несколько секунд можно видеть кого угодно. Так играли: Эшигедэй, покажи исправника! И он показывал.
Когда-то мы играли.
Его спальня рядом с Сережиной, и ночами слышно, как он воет на разные голоса.
Когда он уходит при луне, Сережа крадется за ним. Иногда удается не выпустить его из виду. Но он всего лишь кричит в лесу на своем тунгусском языке.
Когда-нибудь Сережа его убьет.
Купались тогда — еще до Ивана Купалы, папенька возражал, но дед сказал: «Можно…» Потом взрослые расселись в купальне, а кузены, Яга-бабай и Сережа — полезли в воду опять. И вдруг Яга-бабай закричал: «А-а! Сережка-то девка, у Сережка-то ниче нету-ка!» Сережа посмотрел. Действительно, ничего не было. И все посмотрели и увидели, что ничего нет…
Я его убью.
ГЛАВА 26
— Смотри! — вдруг обрадованно воскликнул Викулов. — Знакомая!..
Агафонкин вздрогнул.
Из-под арки выходила та самая высокая девушка с необыкновенными глазами. Под руку с ней двигался какой-то немолодой бледный перекошенный хрен, которого Агафонкин мгновенно возненавидел. Впрочем, он вполне мог быть ее папашей…
— Пошли поздороваемся, — распорядился Ситяев.
Агафонкин уже шел сам, без команды. Эти глаза… сейчас она увидит его и…
Она увидела его — и улыбнулась! Притормозила своего кавалера, подняла руку — и приветствуя, и поправляя упавшую на лоб прядь. Пижон, наклонившийся, чтобы распахнуть дверь лимузинного салона, быстро выпрямился.
— Здра…йте …— Агафонкин сглотнул и почувствовал, что краснеет. — А мы тут… вот, идем …торт ищем…
— Садитесь, пожалуйста, — сказал пижон девушке — Ираиде, радостно вспомнил Агафонкин, ее зовут Ираида!
Голос пижона тревожно вибрировал, и Агафонкина со товарищи пижон не видел в упор.
— Какая встреча! — объявил Ситяев за спиной Агафонкина.
— Проходите, — сказал пижон. — Не задерживайте леди.
— Служивый, — голос Ситяева опасно треснул. — Не забывайся. Ты что, не понимаешь, с кем говоришь?
— Простите… — Ираида положила руку на плечо пижону, как бы пытаясь примирить его с неизбежностью еще одной маленькой задержки, но он вдруг резко обернулся и присел, а из машины высунулась чья-то рука и ухватила девушку за локоть. Агафонкин крикнул: «Стой!» — и лапнул себя за бок, где должен был быть служебный пистолет, но пистолета, разумеется, не было, зато пижон вдруг взвился высоко в небо и оттуда, сверху, нанес слепящий удар твердым каблуком. Белая вспышка затмила мир, и больше Агафонкин никогда ничего не видел.
Друзья пережили старшего сержанта меньше чем на минуту. Страшный пижон, упав на четвереньки, подкатился под Ситяева и, пока тот летел мордой на асфальт и потом вставал, дотянулся носком туфли до Викулова, до самого нежного места — а когда Викулов согнулся, ткнул его открытой ладонью в темя — вроде бы тихонечко… Викулов сломался сразу весь и упал так мягко, как будто в нем вообще не осталось костей. Кирдяшкин, хороший драчун и чемпион роты по рукопашному бою, успел принять стойку и даже нанести удар — но противник легко ускользнул и оказался совсем рядом — Кирдяшкин внезапно оцепенел: в упор на него — и сквозь него — смотрели нечеловеческие глаза: без радужки — красноватый, в сетке сосудов, белок и провал зрачка… Страшный этот нечеловек мягко и требовательно положил руку на грудь Кирдяшкину — и сердце его, дернувшись раза два, остановилось. Но Кирдяшкин еще стоял несколько секунд на ногах и меркнущим взором видел, как убивший его нечеловек медленно подходит к окровавленному лейтенанту, что-то делает с ним — лейтенант резко подогнул ноги и раскинул руки, словно собрался пройтись вприсядку, — а потом хлещет лейтенанта наотмашь расслабленной кистью — и идет дальше, к машине, в которую вталкивают и втаскивают ту высокую девушку, а ее кавалер стоит на четвереньках и блюет на тротуар, а голова лейтенанта как-то странно запрокидывается — и вдруг из горла вверх бьет высокая черная струя…
