Господин Изобретатель. Часть I (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич (читаемые книги читать .TXT) 📗
— Ну те — с, молодой человек, как себя чувствуем, — раздался бодрый голос и я открыл глаза.
У кровати сидел человек средних лет с бородкой и усами, он как раз вынимал из жилетного кармана часы, намереваясь, видимо, посчитать пульс. Ага, вот и доктор — бодрячок! О чем — то они переговариваются с Генрихом на латыни. Контузия церебри — то есть ушиб мозга, не слишком ли круто? Я бы поставил диагноз сотрясение, то есть коммоцио церебри, но неизвестно, сколько я был без сознания. Ага, вот уже и «я» — начинаю отождествлять себя с рецепиентом. Доктор довольно бегло осмотрел меня, рефлексы не проверял, в том числе и глазодвигательные, что я бы на его месте непременно сделал для исключения внутричерепного кровотечения и произнес:
— Что же, продолжайте лечение. Холод на голову — пузырь со льдом и полный покой. Успокаивающие капли — Лауданум. — слышался оптимистичный голос доктора (ну прямо весельчак доктор Ливси из мультфильма «Остров Сокровищ»). — Через пару дней загляну к вам, а если состояние больного ухудшиться, не дай бог — зовите.
С тем доктор откланялся.
Какой Лауданум?! Это же настойка опия! Дрыхнуть с нее непременно будешь, может даже и с глюками, но ведь так и привыкнуть можно! Хотя в это время капли с опием были даже в виде лекарства для слишком беспокойных детей, и врачи их рекомендовали. Да и в аптеках по рецепту обычного врача отпускали и кокаин и морфий и еще черт знает что. И наркоманов вроде не было в России, так как сейчас, когда шприцы на всех лестницах и в подворотнях валяются. Водочки народу хватало чтобы по мозгам бить, а опий китайцы курили, но до них отсюда далеко и мода не прижилась. Но мой хроноабориген молодец, не испугался вселенца, как же — парень Жюль Верна читает, привык уже к чудесам на уровне подсознания.
Тут к кровати приблизилась давешняя худая некрасивая женщина и поднесла к моим губам ложечку с микстурой. Саша прглотил, потом как — то еще ответил на ее вопросы уже заплетающимся языком и заснул. Интересно, но меня опий «не пробрал», ясность мышления осталась. Может от того, что я не физическая, а, так сказать, духовно — нематериалная сущность, но про духовные вопросы потом, сначала разберемся с местом и временем.
Реклама сиропа с опием для успокоения беспокойных детей. Препарат для детей запрещен только в 20—е годы 20 века, а изобретательница «волшебного зелья» пошла под суд.
Глава 1. Попал, так попал или немного о реципиенте
Итак, «юноша бледный со взором горящим»… Кое — что Саша мне рассказал о своей семье, надо же хоть знать Who is who? Кстати, как я понимаю Сашин немецкий, так и он понял английскую фразу, не изучав «инглиш», то есть способность к языкам передается и это хорошо, так мы минимум удвоили языковой багаж (по максимуму, может и больше, если он хорошо успевал в гимназии по латыни и греческому, а также знает еще какие — то языки). О себе пока я не распространялся, больше слушал Сашу.
Хорошо, что он сейчас сладко спит под опийной настойкой, есть возможность подумать о собственной дальнейшей судьбе. На него опий действует гораздо сильнее, видимо, как на «кровного» владельца тела, я же вообще не испытываю сонливости, скорее, наоборот — хочется действия. Голова у меня уже почти не болит, все же молодое и, хочется думать, здоровое тело, восстанавливается гораздо быстрее, чем если бы меня, сердешного, приложило головой в прошлом моем обличье. Назад мне, скорее всего, пути нет, умер я там, солнечным июньским утром 2020 года. Здесь же мне досталось молодое, хотя и нетренированное тело юноши с комплексами и плохим зрением, не слишком обремененном знаниями, все же мой реципиент закончил Университет по 2 разряду и был вынужден быть на побегушках у присяжного поверенного, по нашему, адвоката. До самостоятельной практики ему как пешком до Китая и, как он признался, первое впечатление от реальной юриспруденции оказалось негативным: все дела, на которые он собирал для мэтра данные и готовил бумаги, касались жуликов из купеческого сословия, которые реально были виновны, но надеялись избежать тюрьмы и каторги, заплатив адвокату, специализирующемуся на подобных процессах. Присяжный поверенный и взял — то Сашу в помощники из — за того, что помощник происходил из именитой купеческой семьи и мог бы поставлять ему клиентов. Защитой неимущих из податных сословий этот поверенный не заморачивался, так как, даже по казенной разнарядке за защиту крестьян и мещан платили сущие гроши, а вот купцы и фабриканты несли поверенному солидные гонорары, лишь бы не попасть на каторгу за воровство на государственных подрядах. Видя, что мэтр успешно защищает отъявленных жуликов, Саша разочаровался в юриспруденции, свою же практику он не мог получить, не отработав минимум пять лет помощником поверенного, так что свое вынужденное безделье он встретил даже с некоторым облегчением, как подарок судьбы.
Вообще — то поверенный несколько заблуждался в способности Саши поставлять ему богатых клиентов. Сашин дед, действительно, был московским купцом первой гильдии, владельцем, как бы сейчас сказали, холдинга, состоящего из сукновальной и ситценабивной фабрик, представительств и складов в пяти основных городах Империи и трех десятков лавок. В Москве и Петербурге у Ивана Петровича, а так звали деда, были большие магазины, торговавшие первоклассным товаром, кроме своего, еще и привозной иностранной мануфактурой. В регионы шли ткани попроще, в основном ситец для небогатых крестьян и мещан. Поскольку Иван Петрович уже более 20 лет состоял купцом первой гильдии и был награжден большой золотой шейной медалью на анненской ленте «За полезное» по причине трудов праведных на поприще благотворительности и попечения неимущих, то ему и его детям Александром II было пожаловано потомственное почетное гражданство.
У деда была дочь Елизавета, та что замужем за Генрихом, затем родились сыновья — Павел (отец Александра и Ивана) и Николай. С женитьбой детей получилась неувязка — старшие пошли против воли отца. Это случилось уже после смерти жены (бабушки Саши), которая умела успокаивать крутой нрав купца — первогильдейца. После смерти жены характер Ивана Петровича стал еще более несносным, судя по описанию Саши, он походил на купца Дикого из драмы Островского «Гроза». Кроме того, Иван Петрович происходил из старинного купеческого старообрядческого рода, с незапамятных пор жившего среди подобных купцов — старообрядцев на Рогожской заставе в своей слободе со своей церковью и кладбищем. У старообрядцев царили патриархальные нравы, без родительской воли никто не женился, часто жених и невеста видели друг друга только в церкви и до свадьбы не общались — все за них решали родители. В этом тоже была своя слабость таких семей — наследники дела часто до 40 лет не могли принимать самостоятельных решений, оглядываясь на волю родителей и опасаясь их гнева. Но, как деловые партнеры, рогожские купцы славились верностью слова и своих не обманывали никогда, разве что никониан — табашников, да и то не всегда.
То, что главы семейств лет до сорока могли давать самостоятельности детям в ведении дел, объяснялось и отменным здоровьем старообрядцев, не куривших и не употреблявших алкоголь. Начало расколу в семье положила старшая — Елизавета. Она получила неплохое домашнее образование (отец мечтал выдать ее с большим приданым за какого — нибудь обедневшего дворянчика, польстившегося на капитал), музицировала, неплохо пела, знала немецкий и французский, но была некрасива и предложений от дворян не было. Но тут она познакомилась с владельцем аптеки, куда ходила за сердечными каплями для матушки, Генрихом Циммером, магистром фармации и третьим сыном прусского мелкопоместного дворянина, уехавшим на заработки в далекую Россию. Молодые бросились в ноги отцу, он, правда, поорал для виду, что за еретика — лютеранина дочь не выдаст, но Елизавета уже засиделась в старых девах, к тому же Генрих принял православие и молодые обвенчались. Злые языки говорили, что бедный немчик герр фон Циммер позарился на купеческие деньги, однако уж очень большого приданого он не получил, но, похоже, новобрачные искренне любили друг друга и скупердяйство папаши — купца их не особенно напрягало. Я заметил, что когда Елизавета, устав, задремывала, а она почти постоянно находилась подле Саши, поила его и кормила с ложечки бульоном, поправляла на голове пузырь со льдом и всячески следила за состоянием племянника, Генрих, сидя на стуле рядом, обнимал ее и гладил по руке. Когда она засыпала, он на руках относил ее на диван в углу, укрывал пледом и сам дежурил, пока жена спала. Аптека Генриха была недалеко, так что он часто навещал нас. Саша называл Генриха дядей, поскольку он был мужем его тетки Елизаветы
