Злые чудеса (сборник) - Бушков Александр Александрович (серии книг читать онлайн бесплатно полностью .TXT, .FB2) 📗

Поговорить с теми, кто, как утверждал Веня, склонны гораздо более серьезно отнестись к «бабьим сказкам», потому что родом из мест, кое в чем крайне похожих на сибирскую глухомань – со старшиной Бельченко и Топаловым? И что это даст? Предположим, я под угрозой всяческих кар (да что там, под дулом пистолета) приведу в палату к Вене Гриньшу – исключительно для того, чтобы успокоить Веню и придать бодрости, накажу Гриньше, чтобы разыграл комедию «снятия хомута»? А где гарантия, что комедия эта, доморощенная психотерапия, поможет?

Так я ничего толкового не придумал. И, вернувшись в расположение, с превеликим удовольствием уселся со своими орлами выпить умеренно водочки по крайне печальному поводу – помянуть Бунчука. Вчера мы этого сделать не смогли: еще до похорон начальник дивизионной разведки майор Студницкий твердо сказал: он, конечно, не чурбан бездушный и все понимает, ему самому хорошего разведчика и отличного парня Колю Бунчука чертовски жаль, но мы не должны выпить ни грамма, остаться трезвехонькими ввиду недвусмысленного приказа армейского начальства, исключающего подобные вольности. А поскольку он, как только что говорилось, не чурбан бесчувственный, завтра (то бишь сегодня) даст нам возможность помянуть боевого товарища, как полагается.

Так что мы поехали на стрельбище и до позднего вечера (и в светлое время, и в темноте) упражнялись с теми самыми бесшумными наганами – стреляли из разных положений, с разных дистанций, поодиночке и группами, с применением самодельных манекенов, тех, на которых уже не раз отрабатывали и снятие часовых, и кое-что из рукопашной. Студницкий в подробности не вдавался, но и так было ясно: после того как дивизию вернут на передовую, первый же разведпоиск состоится с этими наганами. То ли задача именно этого требует, то ли нужно испытать новое оружие в боевой обстановке – кто бы нас раньше времени посвящал в такие детали…

Когда я пришел, все было уже готово, импровизированный стол накрыт, водочка в наличии, раздобытая моими орлами закуска побогаче обычного солдатского пайка – разведка такие вещи умеет организовывать в лучшем виде.

Заранее пригласили Аглаю, и она пришла, отпросилась – доктор Федоскин тоже был не чурбан бесчувственный, кое-что знал, а главное, заняться девушкам было решительно нечем. Пришли и двое корешей Бунчука из разведки артполка. Как всегда бывает в таких случаях, первое время опрокидывали стопари и закусывали в совершеннейшем молчании. Вслух об этом не говорилось, но угрюмости против обычного прибавляло еще и то, что смерть Бунчуку выпала какая-то насквозь нелепая, абсолютно непонятная. Не вернись он из разведпоиска, погибни на фронтовых дорогах от пули или осколка, было бы, конечно, ничуть не веселее, но гораздо привычнее, что ли. Тот случай, когда категорически не годится обычное военное присловье: «С каждым может случиться…»

Сам не знаю, что меня на это толкнуло, но я с самого начала украдкой следил за Гриньшей, непонятно зачем. Держался он как обычно, правда, мне понемногу стало всерьез казаться, что он мрачен далеко не так, как остальные, словно бы вообще нисколечко не печалится. Вообще-то это было чисто по-человечески понятно: они с Колей с некоторых пор стали соперниками в борьбе за благосклонность Аглаи, а с недавнего времени стали натуральными смертельными врагами. Многих на месте Гриньши смерть недруга нисколечко не опечалила бы, что уж там, такова человеческая натура. Правда, ничуть не походило на то, что Колькина смерть позволит Гриньше добиться успеха – Аглая с самого начала, как только пришла, держалась так, словно Гриньши не существует вовсе, и вместо него – пустое место…

И вот, когда, конечно, не надрались (все пить умели и меру свою знали туго), но, безусловно, были вполпьяна, меня будто черт дернул. В голове назойливо вертелась всякая чепуха насчет смерти Бунчука и той же непонятной хвори, неожиданно свалившей Веньку Тимофеева. Ни в какое сибирское колдовство я по-прежнему не верил, но чертовски хотелось кое-что прокачать по старой привычке не оставлять неразвязанных узелочков, о чем бы ни шла речь. Проще говоря, во мне все сильнее и сильнее крепло желание независимо от того, во что я верю, а во что нет, посмотреть, как Гриньша отреагирует, услышав от меня кое-что, чего безусловно не ожидает услышать. Что он обо мне подумает, меня не заботило совершенно. Переживу, мне с ним не детей крестить, и в любом случае я твердо решил от него в скором времени избавиться…

Когда я решился, не раздумывая, встал, подошел к Гриньше, положил ему руку на сильное плечо и негромко сказал приказным тоном:

– Выйдем-ка покурим.

Он пошел за мной, не прекословя. Никто не обратил внимания, разве что ближайшие покосились недоуменно. Мы вышли в огороженный покосившимся забором двор с лежащими воротами, где стояла наша полуторка, а из архитектурных украшений имелся лишь деревянный сортир. Достали каждый свой табачок. Я дал ему сделать несколько затяжек. Неуверенности не чувствовал – наметил начерно разговор. Правда, чуть напрягало от нелепости ситуации – как будто я и в самом деле верил, будто… И я сказал:

– Не можешь успокоиться, Гриньша? До Тимофеева добрался? Испугался, что он всерьез отнесется и что-то нехорошее для тебя придумает, надо полагать?

Как я и ожидал, он уставился на меня с видом самым недоуменным, будто баран из поговорки на новые ворота. Пожал плечами:

– Ты о чем, командир?

– Сам прекрасно знаешь, – сказал я. – О хомутах.

– Какие еще хомуты? Разве что в обозе они найдутся…

– Не виляй, – с хорошо разыгранной брезгливостью поморщился я. – Я не про конские хомуты, про совсем другие. Которые ты, сволочь такая, напялил на хороших ребят…

– Командир, ты вроде и выпил мало, а несешь чушь какую-то…

Вроде бы вполне естественные реплики, естественное поведение. Однако… Короткого разговора мне вполне хватило, чтобы сделать безошибочный вывод. Я не следователь и не книжный сыщик наподобие Шерлока Холмса или майора Пронина, но допросов пленных провел немало – еще в немецком тылу, «по горячему». Смею думать, научился определять, что у человека на уме, как он держится.

Все вроде бы правильно, все мотивированно. С таким лицом, такими словами человек и должен отреагировать, когда услышит абсолютную чушь. И тем не менее во всем – в его интонациях, на миг вильнувших глазах, осанке – присутствовал этакий второй план. Словно он оказался застигнут врасплох словами, которых никак не ожидал услышать – и теперь лихорадочно пытался вернуть душевное равновесие, уверенность в себе…

А я, как предписывают правила войны, развивал успех:

– Не по себе, Гриньша? Не ожидал, что тебя раскусят, хомутника долбаного? Это понятно: откуда тебе знать, чего я в жизни насмотрелся и что о жизни знаю такого, что не все знают… и к чему я серьезно отношусь…

– Может, это и против воинской дисциплины, но ты, командир, уж прости на худом слове, ерунду какую-то порешь…

Да, он вновь обретал уверенность в себе, но медленно. И нотка неубедительности все еще присутствовала…

Чуть насмешливым тоном, чуть свысока, я сказал с расстановкой:

– Знаешь, Гриньша, что ни у кого не получается? Быть самым хитрым. На всякого хитреца найдется свой капкан. Вот и на тебя нашелся, и прихватило тебя надежно, хрен ногу вырвешь. Можешь и на меня хомут набросить, но не поможет. Всех не перехомутаешь, откуда тебе знать про всех…

– Командир, у нас ведь разговор совершенно не по службе? – спросил он уже совершенно спокойно – ох, не дурак, прокачал в темпе то и это и понял свою совершеннейшую неуязвимость…

– Конечно, – кивнул я, – какая тут служба…

– Товарищ старший лейтенант, разрешите идти? – спросил он насквозь официальным тоном, подтянувшись. – Я понимаю, у всех нервы не на месте… Подумайте потом на трезвую голову, какую чушь сморозили. Хомуты какие-то… Я все понимаю, но вам же потом самому стыдно будет. Я, конечно, язык буду держать за зубами…

– Да уж будешь. Когда поймешь, что всех не перехомутаешь. – Я тоже перешел на официальный тон. – Идите, товарищ сержант…