Дарю вам праздник - Мур Уорд (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗

— Я приехал вместо Пон…

— Никаких имен, — прорычал Спровис. — Так слышишь? Никаких!

— Хорошо. Мне сказали, вы разгрузите, что я привез, и что-то погрузите снова.

— Д-да.

Я набросил лямки торбы на уши лошади и двинулся к Восьмой авеню.

— Эй! Ты куда это?

— Перекусить. А в чем дело?

Он посмотрел на меня с недоверием.

— Нет, ничего. Но не заставляй нас ждать, понял? Минут через двадцать сможем ехать.

Мне не понравился мистер Спровис. В закусочной-автомате, где хитроумный механизм выдавал порции стоило опустить монетку в прорезь, я накинулся на рыбу с картофелем. Но удовольствия от того, что хоть на сей раз я увернулся от осточертевших хлеба и сердца, было испорчено мыслями об этом подозрительном разноухом. А ведь даже в самом лучшем случае я находился сейчас лишь посредине своего ночного пути. Что грузят в фургон Спровис и его помощники, я понятия не имел. Но знал наверняка: власти за такой груз по головке не погладят.

Я вернулся на угол Двадцать шестой улицы вовремя — но темной массы фургона, громоздившейся у обочины, когда я уходил, уже не было. Встревоженный, я побежал. Нагнал его у поворота, на середине квартала. Подпрыгнул и, ухватившись за щиток, прикрывающий возницу от летящей из-под копыт грязи, подтянул наверх.

— Вы что?

Сильный удар в плечо едва не сбросил меня обратно на мостовую. От дикой боли рука сразу онемела. В отчаянии я цеплялся из последних сил.

— Поддержи его, — рявкнул кто-то, — это сопляк, что пригнал фургон! Пусть лезет.

Новый голос, принадлежащий, видимо, тому, кто меня ударил, буркнул назидательно:

— Побереги себя, друг. Не прыгай этак-то, не предупредивши. Я ведь мог тебе и перо в бок вставить.

А я лишь повторял:

— Вы что? Вы что? — поехали без меня? Я же отвечаю за фургон!

— Он отвечает, вы гляньте! — передразнил меня голос из глубины фургона. — Какие мы невежи, что не подождали владельца!

Я сидел, зажатый между возницей и тем, кто меня ударил; плечо болело, и теперь, когда гнев мой схлынул, я впервые по-настоящему испугался. Вокруг были боевики Великой Армии — те, кто регулярно совершает избиения, поджоги, ограбления и убийства. Я был безрассуден, но мне повезло; лучше и не пытаться завладеть вожжами.

Позади слышались дыхание и бормотание, выдававшие присутствие других людей — но и без того мне было ясно, что фургон перегружен. Мы повернули на север по Шестой авеню; в свете уличных фонарей я увидел, что правит Спровис.

— Давай, давай! — понукал он. — Ну, пошла!

— Это лошадь, а не паровоз! — запротестовал я.

— Что ты говоришь? — раздалось сзади. — А мы думали, фирменный поезд «Эри» [28].

— Она устала, — я пытался стоять на своем, — и груз очень тяжелый.

— Заткнись, — негромко велел Спровис. Его голос был спокоен, но исполнен угрозы. Я заткнулся.

Гнать с такой скоростью казалось мне безумием по нескольким причинам. Прежде всего, это привлекало к фургону внимание, да еще в такое время, когда грузовые перевозки практически завершились, и на улицах остались частные экипажи, кабриолеты, наемные лошади для верховой езды да минибили. Я отчетливо представлял себе, какая толпа соберется, если наша лошадь падет — и сколько всевозможных подозрений на наш счет эта толпа выскажет. Не приходилось даже надеяться, что храбрости Спровису придает сознание своей чистоты перед законом; что бы мы ни везли, наверняка оно было не безобиднее фальшивых купюр.

Время от времени до меня долетали обрывки разговоров, которые вели между собою люди Спровиса.

— …Я говорю: слушая, ты неплохо заколачиваешь на продажах за кордон. Или ты…

— Ну и конечно, он все поставил на двадцатидолларовый билет, хотя…

— …Уплатил налоги, говорит. Твои налоги, говорю — твоя забота. А моя забота — твои пожертвования нам…

Равномерное пыхтение позади не сразу привлекло к себе мое внимание; но когда мы повернули на восток в районе Сороковых, я воскликнул:

— Минибиль за нами!

Едва я успел сказать это, маневренная машина рванулась вперед, впритирку с фургоном, резко обогнала нас и стала отжимать к тротуару. Лошадь, должно быть, настолько вымоталась, что не смогла даже испугаться — просто встала, как вкопанная, и я услышал брань повалившихся друг на друга людей в фургоне.

— Нет, не легавые!

— Не скажи!

— И всего за полквартала от…

— Живо, ружья в руки!

— Да не ружья! Навалимся и прорвемся. Пневмашки, если есть у кого. А так — перья и кулаки. Ну, вперед!

Они стремительно вымахнули наружу мимо меня, и я остался один на козлах — единственный зритель, но сидящий очень удобно. В нескольких кварталах отсюда располагался садик, где Тирза обычно поджидала меня. Странно. Я не мог поверить, что все это происходит в одном их самых тихих жилых районов Нью-Йорка в 1942 году.

Неровный искусственный свет лишь подчеркивал отчаянный темп стычки; казалось, изображение прыгает — словно противников охватывают из тьмы короткие вспышки, и от одной до другой они успевают сделать множество движений. Все произошло очень быстро. Если за окнами соседних домов или на окрестных тротуарах и нашлись зрители помимо меня, они наверняка ничего не успели понять.

Четверо из минибиля сошлись вплотную с пятью из фургона. Казалось, ставки не совсем равны: нападавшие, скорее всего, прошли специальную подготовку, которой людям Спровиса не доставало. В последнюю секунду предводитель нападавших попытался договориться миром.

— Эй, ребята, мы против вас ничего не имеем. Здесь по тысяче долларов на каждого…

Чей-то кулак хрястнул его по зубам. Свет фонаря упал на его лицо, когда он откинулся назад — но мне и не нужен был свет; я по голосу узнал полковника Толлибура.

Агенты Конфедерации были вооружены кастетами и дубинками, а у полковника оказалась шпага в трости; сверкающий росчерк острия мелькнул во мраке. Бойцы Великой Армии молниеносно выхватили ножи. Похоже, никто не собирался пускать в ход пневматические пистолеты или пружинные ружья.

И конфедераты, и бойцы ВА старались не привлекать к стычке внимания и, насколько возможно, сохранять тишину; никто не кричал от ярости и не стонал от ран. Но эта глухая ожесточенность делала борьбу еще ужаснее — ведь противники чувствовали и гнев, и страх, и боль, как все живые люди. Я слышал звуки ударов, хрипы усилий, сдавленные вскрики, скрежет подошв о тротуар и глухой, короткий шум падений. Один из защищавшихся упал; потом упали двое нападавших; а потом уцелевшие двое южан оставили поле боя и попытались ускользнуть.

Сначала они порывисто кинулись к минибилю, затем, сообразив, что нет времени заводить двигатель, побежали по улице. Это секундное замешательство дорого им обошлось. Четверо бойцов Великой Армии окружили их, и я увидел, что конфедераты подняли руки в традиционном жесте капитуляции. Ударами ножей их свалили наземь.

Я тихонько сполз с козел и, стараясь держаться в тени, бросился наутек.

9. БАРБАРА

На последующие несколько дней чтение стало лишь предлогом; открытой книгой я маскировал желание уединиться. Меня буквально колотило от пережитого — не столько страха, сколько отвращения. Я рос в грубом мире, и убийства в Нью-Йорке не были для меня новостью, я видел убитых и прежде — но теперь впервые столкнулся напрямую с ничем не прикрытой, первобытной жестокостью. Хотя я был уверен, что останься я в фургоне, Спровис без колебаний разделался бы со мной как с ненужным свидетелем, о своей безопасности я не тревожился: с каждым ушедшим днем моя ликвидация становилась бессмысленней. Но отвращение не уменьшалось.

Оно не было, однако, единственным чувством, под ним пряталось любопытство. Я гадал и так, и этак о том, что же все-таки стоит за событиями страшной ночи.

Кое-что случайно слыша, а кое-что намеренно подслушивая, кое-что вычитывая из газет, размышляя и припоминая, я добрался до подоплеки. Она была куда масштабнее, нежели наша Астон-плэйс.