Камбрийская сноровка - Коваленко (Кузнецов) Владимир Эдуардович (книги онлайн полные .TXT) 📗
Решили посмотреть форум, что работает рынком. Стены — подковой, колонны — лесом, в три ряда. Первый ряд от стены: склады и всякие загородки. Ряд второй: открытые лавки. Ряд третий: крыша для покупателей. Это Камбрия, здесь крыша нужна: по ней опять барабанят капли, толстые, что майские жуки.
Когда–нибудь тут будет мрамор и камень, а пока — дерево. Горожане не унывают, выкрасили колонны в любимый зеленый цвет, поверх разрисовали цветами. Простенько, но ярко, очень по–камбрийски. Нет двух одинаковых колонн, зато лавки все одного размера — это уже по–немайновски. Можно закрыть глаза, отсчитать несколько шагов, открыть — и увидеть другой товар. Меняются, одна за другой: вот суконная, вот льняного полотна, здесь железный инструмент, там котлы… Стоп! Не медные, не бронзовые… Оказывается, чугун. Говорят, отход от получения стали. Ничего себе отход — неплохой дает доход!
Две глупые, по–камбрийски срифмованные на концах строчки получились случайно. Вертятся в голове… А в самом чугуне ничего глупого. Пули из него вышли дороже свинцовых, зато котлы — куда дешевле медных. Всех размеров и форм. Торговля идет бойко, словно ярмарка началась: горожане покупают. Уже прилепили новое название: чугунки.
— Цены заметил? — спрашивает Пенда сына о том, что посол при всяком наезде отписывает. Привык, и жене насоветовал: пусть дома, в Кер–Гуриконе, за ценами посматривает. А что делать надо, если пойдут не туда, понять нетрудно. Достаточно посмотреть, что в такой же ситуации делают Немайн или король мерсийский.
— Ну, чугун дешев. Вообще, все, что делается по–сидовски, довольно дешево. Зато остальное… Дороговато. Еще много привозных товаров. Ох ты, даже шелк! Так, я здесь задержусь. Посмотрю, нет ли чего–нибудь, годного в подарок, например… дочери графа.
Что ж, подарок невесте — дело нужное. Официальные подношения уже отобраны и едут на долгих по римскому тракту. Вот еще новшество: раньше не было никаких «долгих», был поезд, королевский! Теперь это называется: «на долгих», а для быстрой езды нужны подорожная и колесница с торсионами.
Можно обойтись и без крученых веревок, но без подрессоривания жив от почтовой езды не останешься. А так — закинуть три полога, шерстяной, кожаный и грубого конопляного холста, защитный. Проверить, удобно ли будет доставать оружие. И — вперед, меняя на станциях усталых лошадей на свежих, печать и росписи на подорожной — на трапезу и сон. Спокойный… если не вспоминать о саксах и их катапульте. Потому ночевать нужно в городе. В Камбрии городов много, и на почтовых добраться от одного до другого засветло можно всегда — если есть печать и подорожная. Которую, кстати, можно купить в конторе хранительницы за золото, но которую золото вовсе не заменяет. Так и здесь!
— О дочерях ничего не скажу, не обзавелся пока, — заметил Окта, — но моя жена оческами не заинтересуется. Вот перед этой самой поездкой распекала меня за то, что служу больше, чем обязан… Дома бываю редко. Уж не начал ли заглядываться на глазастую и ушастую? А я показываю ей несколько шелковых отрезов. «Это», — говорю, — «тебе. От нее. За барки, что ты ей под Глостер по Северну спустила.» Радости сразу стало больше, чем достаточно.
Пенда улыбнулся.
— Длинная нить, — сказал, — ясно. То, чем римляне наружу не торгуют. Похоже, я тебе второй медовый месяц испортил, вытащив сюда снова.
На деле, спас. Если не от смерти, так от второго перелома и преждевременной глухоты. Но вслух это говорить Окта не стал. Зато рассказал то, что скоро раззвонят кумушки по всему острову. А то, пожалуй, и по всему подлунному миру.
— Жена говорит, ткань дворцовая… Узор не вышит, выткан.
Пенда застыл. Казалось, он на мгновение превратился в обычного вольного пахаря, что становится в строй фирда не в первом ряду, и которому не грех в затылке покопаться при затруднении. Потом… вместо пожилого служаки прямо посреди торговых рядов возник властитель. Правда, говорящий ровно и негромко. Так, что по хребту пот и мороз разом!
— Подарок был именно ей? Не тебе?
— Ей. Как я и сказал, мой ко…
— Ша!
Вовремя одернул.
— …граф. Что не так?
Вздох — снова рядом переминается с ноги на ногу пахарь, не правитель. Причем пахарь, огорченный до крайности.
— Хорошо, что парень с лавочником товар перебирает… Рано ему. Вот как женится, поймет. Не раньше. Ты — поймешь. Видишь ли, у моей жены нет платья такого тканья. Шелковое — есть, да узор на нем лишь вышит. А то, что помянул ты… Давай ухо!
— Рынок…
— Самое лучшее место: все сплетнями делятся. Да и тайны особой нет. Кому здесь нужны подробности семейной склоки, что ждет мерсийского графа? И тонкости торговли шелком, которые выложит любой римский купец?
Король рассказывает — тихонько. Так, что прохожему и не понять, что «жена моя, Киневиса» — королева. Имя, конечно, чуточку выдает, оно значит — «королевская мудрость». Но девочек этим именем нарекли — не сосчитать! Кто угадает, что речь идет о той, с которой и началось поветрие! Многие хотят, чтобы дочь вышла похожей на супружницу Пенды: красивая, добрая, верная, любимая… И несчастная! Муж всегда в походе, вернется ли живым? Полководцу следует быть позади, но ей достался поклонник Тора–громовержца. Громит врага не только хитрыми планами, но и зажатой в тяжкой длани булавой. Может, оттого Киневиса столь истовая христианка. Молится за супруга, не теряет надежды уговорить, обратить в свою веру. Народ королеву жалеет — и тем больше любит.
За нарядами Киневиса не гоняется, но шелк императорских мастерских — дело чести. И королевы, и династии. Такие наряды исходят лишь от римских царей. Их можно получить в подарок, взять ими дань, снять с убитого, украсть… Все едино. Такая одежда — знак силы. Чем лучше ткань, чем реже и ценней, тем больше сила. Просто длинная нить — всего лишь «не продаем иностранцам», запрет, который обойдет быстроходный корабль, но есть нити и краски, что запросто купить нельзя, нужно особое разрешение. Простой пример. Чтобы уничтожить изношенную и негодную вещь такого качества, законный владелец должен написать извещение в канцелярию Большого Дворца. Горе ему, если она где всплывет! Вот, выскочила. Некроеными отрезами платья на три!
Такая красота к иноземцам попадает редко. Или знак благоволения римского царя, или, редко — дань. Правда, римляне и дань пишут подарком. Слова одни: «святой и вечный август, да благословит его Господь, жалует…» Разве что последнее время вместо «август» чаще пишут по–гречески: «базилевс». И если уж сида взялась передаривать такое — по негласной росписи, скрепленной шелком, как большой печатью, она отныне первая сила в Британии. А графиня Роксетерская — вторая!
Почти оскорбление, не только королеве — всей Мерсии. Но Немайн вряд ли желает ссоры. Значит…
— Хранительница — голова, — такое можно и вслух сказать, — выкрутится.
Король кивнул.
— Да. Например, по поводу свадьбы поднесет счастливой матери жениха отрезов пять. Киневиса сразу пару в церковь пожертвует, два отложит до времен, когда Кинебурга с Кинесвитой подрастут… Не в том дело. Раз у сиды есть такой шелк, греков она, считай, раздела донага. С нами что будет?
— Думаю, ничего страшного. Мы, все–таки, с одним врагом сражаемся.
Повисло молчание. Вернувшийся наследник — так и есть, кошель похудел! — переводит взгляд с отца на Окту и обратно.
— Опять война дотянулась?
— Нет. Задумались, что будет после.
Ряды окончились — половина подковы пройдена. Впереди суровое здание — словно из старого Рима заглянуло. Не мраморной, но усталой имперской столицы — из глиняного и дерзкого города, еще лишь стремящегося к величию! Серые колонны местного камня темны от влаги, фронтон блестит сланцем облицовки. По краю — насечка огамой, по центру — изображение римского механического замка и латинские буквы. Сверху большие: «Республиканское хранилище». Пониже мелкие: «Защита и преумножение».
