Т. 06 Кот, проходящий сквозь стены - Хайнлайн Роберт Энсон (книги онлайн полные TXT) 📗
После учений в «потемкинской деревне», где мы прорабатывали все ранения, которые только могли прийти в голову, большинство медицинских бригад решено было оставить на бундокской стороне ворот. Раненых будут сортировать и «безнадежных» отправлять в Бундок, где безнадежных случаев не существует — лишь бы мозг был жив и не слишком поврежден. Там будут работать доктора Иштар и Галахад во главе своих обычных команд (не обязательно добровольцев, ведь Ковентри они даже не увидят.) После починки «безнадежных» отправят выздоравливать в Веулу на несколько дней или недель и еще до рассвета вернут в Ковентри. (Назавтра эти чудеса никто не сумеет объяснить. Нас уже и след простынет.)
Каса и Пола их жены, мои дочки Лаз и Лор, назначили таскать носилки — транспортировать тяжелораненых из Ковентри в Бундок.
Мы предположили, что большое количество слишком хорошо оснащенных медиков, возникших, как из-под земли, при звуке сирен, только насторожит моего отца, и он учует, что дело здесь нечисто. Но когда раненые начнут поступать, ему уже будет не до того.
Джубал и Джиллиан, дежурная бригада, пройдут в ворота в случае необходимости. Дагмар войдет, как только Дити на Веселой Обманщице сообщит, что бомбардировщики поднялись в воздух — ей надо представиться доктору Джонсону сразу, как он появится. Когда завоют сирены, войдем мы с Лазарусом в масках и халатах — он врач, а я сестра. Я могу быть и врачом, но как операционная сестра не в пример ценнее — практики больше. Предполагалось, что мы втроем завершим операцию: похитим отца, протащим его через ворота, а в Бундоке все ему объясним — в том числе то, что его могут омолодить, обучить новейшим достижениям медицины и вернуть в Ковентри того же восьмого апреля сорок первого года, если он будет настаивать. Если ему уж очень захочется.
Но я надеялась, что к тому времени отец с помощью Тамары осознает, что возвращаться на Битву за Британию — чистейшее донкихотство, поскольку эта битва уже выиграна два тысячелетия назад.
Тамара — мое секретное оружие. Благодаря чудесному стечению событий я все же стала женой своего любовника со звезд… то есть своего сына, как оказалось к моему изумлению и великому счастью. А вдруг свершится еще одно чудо, и я стану женой единственного мужчины, которого любила всегда, целиком и без оговорок? Отец непременно женится на Тамаре, как сделал бы любой мужчина, дай ему только случай, — а уж Тамара устроит так, чтобы он женился и на мне. Я на нее надеялась.
А не получится — с меня более чем довольно будет и того, что отец жив.
Я вернулась через ворота в Бундок и тут услышала голос Гвен-Хейзел:
— Конь Годивы — всем постам. Дити сообщает, что бандиты в воздухе и строятся. Сирены прозвучат ориентировочно через восемьдесят минут. Подтвердите, как поняли.
Гвен-Хейзел стояла рядом со мной сразу за воротами, но ведь она не только передавала сообщение, а и проверяла связь, и мне тоже полагалось ответить. Мое переговорное оснащение было простым: микрофон — не внутренний, а прибинтованный к горлу, невидимые наушники и антенна под одеждой.
— Кровь-не-водица — Коню, — ответила я. — Вас поняла.
И услышала: «Йомен — Коню, вас поняли. Восемьдесят минут. Час двадцать».
— Кровь — Коню, — сказала я. — Я слышу Гретхен. Так и надо?
Гвен-Хейзел отключила микрофон и сказала мне:
— Нет, ты не должна ее слышать, пока вы обе не окажетесь в 1941 году. Мо, будь добра, выйди опять в Ковентри, чтобы проверить еще раз.
Я вышла — теперь связь между мной и Гвен-Хейзел, между сорок четвертым и двадцатым веком, работала нормально, но Гретхен я больше не слышала, как и полагалось. Тогда я вернулась в Бундок надеть халат и маску. При переходе был момент, когда что-то как будто вцеплялось в твою одежду и в ушах стреляло — я знала, что это статическая перегородка, уравновешивающая перепад давления, но все равно было жутко.
Дити доложил, что в воздух поднимается конвой немецких истребителей. Немецкие «мессершмитты» были не хуже, если не лучше «спитфайеров», но им приходилось воевать на пределе горючего: основной запас бензина расходовался на перелет туда и обратно, и драться они могли только несколько минут. Кто не рассчитал, падал в Ламанш.
— Дагмар, вперед, — сказала Гвен-Хейзел.
— Есть, — Дагмар прошла через ворота — в халате, маске и шапочке, но пока без перчаток. Да и Бог знает, какой толк от перчаток в боевых условиях. Разве что послужат защитой не столько раненым, сколько нам.
Я завязала маску Вудро, он мне. Теперь мы наготове.
— Конь Годивы — всем постам, — заговорила Гвен-Хейзел. — Звучат сирены. Йомен, открывайте ворота и переходите в другое время. Прием.
— Йомен — Коню, слышу тебя, есть переходить.
— Конь — Йомену, вас понял. Доброй охоты! Мо и Лазарус, можете идти, — добавила Хейзел. — Удачи!
Я прошла вслед за Лазарусом — и сердце у меня екнуло. Дагмар помогала моему отцу надеть халат. Он взглянул на нас, когда мы появились из-за занавески, но больше не обращал внимания. Я слышала, как он говорит Дагмар:
— Что-то я вас не видел, сестра. Как вас зовут?
— Дагмар Доббс, доктор. Можете звать меня Даг. Я только что из Лондона, привезла медикаменты и прочее.
— То-то я в первый раз за много недель вижу чистый халат. И маски — просто шик! А вы говорите, как янки, Даг.
— Я и есть янки, доктор, — как и вы.
— Признаю себя виновным. Айра Джонсон из Канзас-Сити.
— Да мы с вами земляки!
— Мне так и показалось, что ваш выговор отдает кукурузой. Когда «хейны» сегодня уберутся восвояси, можем посплетничать о родных краях.
— От меня мало толку — я не была дома с тех пор, как надела чепец.
Дагмар занимала отца, не давая ему отвлекаться, — и я про себя благодарила ее за это. Мне не хотелось, чтобы он заметил меня до конца операции — сейчас нет времени на воспоминания о былом.
В отдалении упали первые бомбы.
Я не видела этого налета. Девяносто три года назад — или в ноябре того же года, смотря как считать, мне довелось видеть, как падают бомбы на Сан-Франциско, и я ничего не могла тогда сделать — только смотрела вверх, затаив дыхание, и ждала. Поэтому я не жалею, что была занята и не видела, как бомбят Ковентри. Но слышать слышала. Если слышишь, как упата бомба, — значит, она слишком далеко, чтобы быть твоей. Так говорят, но я не очень-то этому верю.
— Слыхала Гретхен? — спросила Хейзел у меня в ухе. — Говорит, они сбили шестьдесят девять штук из первой волны, а всего было семьдесят два.
Я не слышала Гретхен. Мы с Лазарусом занимались своим первым пациентом — маленьким мальчиком с сильными ожогами и раздробленной левой рукой. Лазарус приготовился к ампутации. Я смигнула слезы с глаз и стала помогать ему.
28
ВЕЧНОЕ НАСТОЯЩЕЕ
Не стану надрывать душу ни вам, ни себе подробным рассказом об этой ночи, длившейся тысячу лет. Если вам доводилось бывать в отделении скорой помощи городской больницы — то это самое мы и видели всю ночь, этим и занимались. Сложные переломы, раздробленные конечности, ожоги — ужасные ожоги. Не слишком опасные мы покрывали гелем, который откроют только через много веков, перевязывали и передавали пострадавших санитарам гражданской обороны, которые эвакуировали их на носилках в госпиталь. Самых тяжелых Кас и Пол уносили в другом направлении — за занавеску и через ворота Бэрроу-Картера Либби в бундокскую клинику Айры Джонсона, а обожженных направляли дальше — в больницу имени Джейн Калвер Бэрроу в Веуле, где их лечили несколько дней или недель, чтобы вернуть в Ковентри той же ночью к отбою воздушной тревоги.
Все наши раненые были штатскими людьми, в основном женщины, дети и старики. Единственными военными в Ковентри, насколько я знаю, были зенитчики, и у них имелся свой перевязочный пункт. Пункты вроде нашего, в Лондоне, должно быть, помещались в метро. В Ковентри метро не было, и нас огораживали только мешки с песком, но все-таки здесь, пожалуй, было безопаснее, чем в здании, которое могло бы обрушиться. Я не собираюсь ничего критиковать. Их гражданская оборона делала, что могла, и весь народ, прижатый к стенке, храбро отбивался тем, что было под рукой.
