Другой путь - Бондарь Дмитрий Владимирович (книги полные версии бесплатно без регистрации .txt) 📗
Я пожал плечами, а Захар почесал свой лоб:
— Откуда? Мы ж из провинции, лаптем щи лопаем.
— Да не обижайтесь! Просто страна у нас большая и глухая — телефонов мало, дороги длинные, население себе на уме, что где делается — даже в Кремле не всегда знают. Ну вот, я бы взял всех этих освобожденных работников горкомов, обкомов, крайкомов, райкомов, парткомов да отправил бы в поля — картоху собирать да сеять. Тьфу, наоборот — сеять, а потом собирать. У нас же вся власть с двойной вертикалью — как спираль ДНК. И в обеих ее вертикалях — партийные бонзы сидят! Наверное, скрепляют ее собой, чтоб устойчивее была. А на самом деле ни одни, ни другие ни в одной вертикали ни черта не делают, кроме штамповки лозунгов да отчетов! И то правильно — если за сборку тонны свеклы вручную в совхозе платят шестнадцать копеек — кому она усралась, эта свекла? Чтобы пачку «Космоса» купить — три с лишним тонны свеклы собрать нужно! Лучше уж в теплом кабинете сидеть и раздавать указания по повышению и углублению. Где это видано, чтобы Россия закупала зерно и мясо в Канаде и США? Мы, страна с самой большой территорией! Когда освоена Целина, когда такие успехи в агрономии?! Зачем нужны были все эти опыты Мичурина? У нас самые большие в мире комбинаты по производству удобрений! Этими удобрениями можно весь мир засыпать три раза! А мы? А мы в кабинетах сидим и бумажки пишем! Как будто их можно есть!
Захар разлил по стаканам остатки.
— Ну и в остальном. — Васян опрокинул в себя жидкость и вытер рукавом рот. На рукаве остался след от томатного соуса из-под консервированной кильки. — Я вот был на заводе одном в Подольске. Или в Чехове? Не помню уже. Интервью брал у директора для «Комсомолки». Оно в номер не пошло, да и фиг с ним. Вы только представьте себе: завод в конце двадцатого века работает на станках, сделанных в середине тридцатых-сороковых годов! Вы представляете? Что такое старый станок? Это частые поломки, это перерасход электроэнергии, это лишний штат монтеров, это малые нормы продукции, высокие показатели брака. Ну как при этом экономика может стать экономной? А на «Тойоте» или «Форде» каком-нибудь парк станков обновляется полностью каждые семь лет! Они на одном станке с ЧПУ сейчас делают столько же, сколько весь наш завод! И таких станков у них десятки. И окупаются они полностью за два-три года! А наши и за десять лет не окупаются! Потому что хлам еще на этапе проектирования! Был в НИИ электропривода на днях — ваша же тема?
— Рядом, — согласился Захар. — И что там?
— Там идет тупое копирование буржуйских образцов десятилетней давности! Вы спросите — почему десятилетней? Я отвечу: потому что для копирования современных нет технологической базы! И под это копирование они выбивают фонды, предприятия, звания и награды! До смешного доходит! Закупаем у американцев микросхемы, напильниками счищаем маркировку, сверху фломастером пишем свою и втыкаем во всякую «отечественную» электронику!
— Ну что-то же у нас есть хорошее?
— Знаешь, Захар, мне на днях анекдот рассказали несмешной о японской делегации, приехавшей посмотреть на передовые наши производства. Так вот, когда они уже уезжали, их спросили, что им понравилось? Они ответили: «У вас очень хорошие дети». Их спросили: «Неужели вам не понравились наши новейшие самолеты?» А они отвечают: «У вас прекрасные дети!» Тогда их в третий раз спрашивают: «Позвольте, а разве вас не впечатлили наши машины?», и они отвечают: «У вас просто замечательные дети! А все, что вы делаете руками — очень и очень плохо!»
Мы посмеялись, представив себе то, что мы можем делать не руками.
— Так что помяните мое слово, братцы, Черненко не зря назначили Генсеком. Промежуточная фигура, вроде вечного правителя — старика Кузнецова Василия Васильевича — долго он не просидит. Он уже почти не ходит. Они там вверху просто соображают, каким путем дальше идти? Потому что сейчас страна в тупике. Мы каждый день все больше отстаем от всего развитого мира; чтобы это отставание ликвидировать, будет еще рывок, как при Иосифе Виссарионыче, либо объявят НЭП, как при Ленине. Но мне думается, да и не только мне, что победят ястребы — не зря вон началась кампания по реабилитации Сталина. Того и гляди, снова строем ходить начнем, как хунвейбины.
Наверное, нам, технарям, никогда не понять тех мятежных позывов, что бродят в мозгах у всяких гуманитариев: журналистов, юристов и прочих филологов. Хлебом не корми — дай ерундой позаниматься. В голове куча мала из странных фактов, сплетен, размышлизмов и мечтаний. Как они с этим всем справляются? — мне не понять никогда. И судя по постному лицу Захара — ему тоже.
— Да ну их! — вдруг сказал Васян. — Завтра праздник, а потом как-нибудь выкрутимся. Не впервой. Гитлера вон одолели, неужели наших бюрократов не победим? Только вы никому о том, что я вам рассказывал, хорошо? Мне пока еще неприятности не нужны. Наливай, Серый, накатим!
И мы накатили.
Словоохотливый Васян занюхал коньяк черным хлебом и сказал:
— Ко всему в этом мире нужно относиться с оптимизмом. Помните, был такой царь на Руси Александр Третий?
— Это предпоследний, что ли? — уточнил Захар.
— Да, именно он, — подтвердил догадку «пишущий журналист». — Если знаете, то среди некоторых слоев населения России бытовало мнение, что поздние Романовы не русские, что они немцы, хитростью захватившие престол. И вот однажды, прочитав где-то пересказ легенды о том, что его предок — Павел Первый был не сыном Петра Третьего — немца, урожденного Карла Петера Ульриха, а был вовсе нагулян императрицей Екатериной от какого-то ее русского фаворита. И, перекрестившись, Александр сказал: «Слава богу, мы русские!».
— И что?
— Чуть позже он прочитал опровержение, в котором писалось, что Павел — сын Петра Третьего и никак иначе. Тогда Александр облегченно вздохнул: «Слава богу, мы законные!»
Мы посмеялись над находчивостью императора, которому любые обвинения — как с гуся вода. А потом вернулся Попов с коньяком (как и обещал — три звездочки, потому что «теперь пофиг, любой пойдет!») и мы снова накатили, а потом еще и еще. Когда за окном стало темнеть, пришел еще один студент — Славик. Принес «Московскую». И стало совсем весело. Мы ходили из комнаты в комнату, пели, где-то выпивали, с кем-то закусывали, познакомились с улыбчивыми парнями-кубинцами. Санчес был почти европейцем, а Густаво — черным негром, но улыбались они одинаково. Странно было сидеть рядом с настолько черным человеком: мне казалось, что он совершенно другой, не такой как мы; я осторожно (как мне казалось) старался отодвинуться, чтобы ненароком не рассердить черного кубинского парня. Он, напротив, лез ко мне обниматься, кричал какие-то приветствия, произносимые с дичайшим акцентом, и вообще вел себя непотребно. Однако у них нашелся ром, и вскоре мы целовались с Густаво на брудершафт — прямо как Леонид Ильич с каким-нибудь африканским «демократическим президентом». Напоследок кубинцы приглашали нас сыграть в нарды с каким-то угрюмым арабом — лысым как коленка и носатым как попугай какаду. Васян наотрез отказался, емко выразив в витиеватых матерных выражениях свое отношение к нечистым на руку каталам. Захар несколько раз просил его повторить столь замысловатые фигурные обороты, но, как сказал Васян — «ушло вдохновение», и ничего подобного больше не получилось. Потом мы потеряли Леньку и Славку, зато нашли двух симпатичных девиц из Тюмени, но и они ушли куда-то с Васяном.
После этого Захар тащил меня куда-то по полутемным коридорам, мы слушали какую-то музыку, записанную то ли где-то в гаражах, то ли на квартире — магнитофон «Комета» исторгал из себя совсем немузыкальные звуки, и кто-то незнакомый сказал:
— «Звуки Му» — не музыканты, а настоящая народная галлюцинация.
Это было последним, что отпечаталось в памяти.
Проснулся я от свежего ветерка, дувшего мне в шею из открытого настежь окна. На соседней кровати развалился Попов, а Захар нашелся за столом — он спал сидя, уронив голову на сложенные руки.
