Я начинаю путь... - Аббакумов Игорь Николаевич (книги онлайн txt) 📗
Именно эти качества и поставили в тупик следствие. Ни те, кто был задержан полицией, ни те, кто остался на свободе, вожаков и зачинщиков не «сдавали». Благодаря этому, Мошкальский так ничего и не «нарыл» на трезвенниц-филантропок. Впрочем, нужно отдать должное этому поляку: при всей традиционной для его соплеменников неприязни к русским, особого рвения он не проявил и позориться не стал. Его участие в процессе следствия практически не ощущалось. Зато «доброхоты» во главе с Гозманом проявили небывалый энтузиазм, чем и порадовали нашего адвоката.
— Вы Татьяна Сергеевна не переживайте, — успокаивал Ривкин нешуточно обеспокоенную Алексееву, — пусть эти идиоты трудятся в поте лица.
— Но ведь они не побрезгуют свалить все на детей!
— И пускай стараются! Уверяю вас, что в конце затеянного ими разбирательства, смеяться будет кто угодно, но только не они.
Что там задумал Соломон Абрамович, я поняла лишь тогда, когда не найдя ничего противозаконного в действиях наших патронесс, правозащитники плотно взялись за нас. Сделать из нас жертв чужого коварства у них не вышло. А шумиху они подняли такую, что окончить дело ничем, уже не могли. Общество «завелось» и жаждало крови. И тогда, команда Гозмана не придумала ничего лучшего, как выставить нас в роли подрастающих злодеев.
Такой подход даже жандармов возмутил:
— Леонид Саулович, — ответил Гозману подполковник Берг, к которому тот сунулся с письменным предложением о возбуждении уголовного дела уже против нас, — я не подпишу этой бумаги. Что хотите, то и делайте, но ни я, ни мои подчиненные, в этом деле вам не окажут ни малейшей поддержки.
Впрочем, правозащитников это не остановило. Обладая всеми необходимыми полномочиями, они и без жандармов сумели добиться нужного им решения в прокуратуре.
«Похоже, что теперь влип этот очкарик» — подумалось мне, когда нам всем предъявили обвинение. Выглядело все это действительно дико. Угрозу обществу и государству составило двадцать семь подростков обоего пола, в возрасте от двенадцати до пятнадцати лет. Нас обвиняли в совершении преступлений аж по четырем статьям Уголовного Кодекса:
— проявление национальной нетерпимости
— проявление религиозной нетерпимости
— проявление социальной нетерпимости
— проявление сексуальной нетерпимости
Когда Соломон Абрамович ознакомился с этим списком, он аж подпрыгнул на месте, а затем обратившись к Татьяне Сергеевне, торжествующе произнес:
— Вот теперь Танечка, я точно раздену этого поца до самых трусов, — увидев усмешку на моем лице, поинтересовался:
— Машенька! А вас что так обрадовало?
— Да так, просто вспомнилось изречение: «Если человек идиот, то это надолго!»
— Никогда такого не слышал. Впрочем, не спешите радоваться. Пора хорошенько продумать наше поведение на процессе.
— Вот вы Соломон Абрамович и готовьте речь. А мы с девочками продумаем во что одеться и как причесаться.
— Маша, я не шучу.
— Я тоже. Как вы не поймете, что одежда и прическа тоже аргумент, да еще какой! Нужно будет подобрать такую одежду и прическу, чтобы глядя на нас, самый добрый на свете джигит захотел зарезать Гозмана прямо в зале суда.
— Сколько можно вам объяснять… Погодите, джигит говорите? А ведь это мысль! Дикая дивизия нам в этом деле совсем не помешает!
О костюмах и прическах я задумалась не от большой глупости. Вопрос этот можно сказать имеет политическое значение. А я с ребятами уже вляпалась в политику. Как-бы не проходил суд, но окончательное решение по вынесению приговора, будут принимать политики. Именно они а не судья с присяжными будут решать, какой приговор выносить. Будет выгодно оправдать нас — оправдают. Будет выгодно наказать — накажут. Но даже если суд признает нас виновными в том, в чем обвиняли нас правозащитники, вряд ли власти пойдут на то, чтобы наказывать нас по всей строгости закона. Просто потому, что в глазах публики мы пока еще дети. Скорее всего, сразу после вынесения приговора, мы будем помилованы монархом. Это нам всем объяснял Соломон Абрамович. А вот в этом и вся соль. Какая бы форма монархии в стране не была, но опорой монарха являются консервативные элементы общества. Мне, как дочери офицера и бывшей гражданской служащей Балтфлота, это было ясно с самого начала. Военное ведомство всегда будет консервативной силой, какая бы погода на дворе не стояла. Там конечно есть и свои вольнодумцы, но их окружающая среда либо отторгает, либо со временем радикально перевоспитывает. Примерно тоже самое можно сказать и о представителях правоохранительных органов. Симпатии именно этой части публики нужно нам завоевывать. А каковы ее симпатии для меня секретом не было.
Поэтому в первый день судебного разбирательства, проходившего аж во Дворце Правосудия, мы явились выглядя как мальчики и девочки из приличных семей. Впрочем, мы не только выглядели, мы и вели себя соответственно. На этот счет, Татьяна Сергеевна провела отдельный инструктаж:
— Ребята, что бы ни происходило в зале, ведите себя сдержанно и спокойно. И помните, что отвечать вам стоит только на вопросы, заданные официальным порядком. Ради бога! Никаких реплик, не относящихся к делу! И доверьтесь во всем Соломону Абрамовичу.
Что можно сказать о судилище? Первый день его прошел весьма скучно, мы еле вытерпели. Шла какая-то непонятная нам говорильня. Интересней стало на следующий день, когда Гозман, как полномочная сторона обвинения начал эти самые обвинения зачитывать и обосновывать. Похоже, что государственный обвинитель не пожелал участвовать в затеянном кем-то спектакле, потому Гозман и выступил в непривычной для себя роли. Что я могу сказать по этому поводу? Приходилось слышать, что кто не был в молодости либералом — у того нет сердца, а кто не стал к старости консерватором — у того нет ума. Похоже, что Леонид свет Саулович и на старости лет останется либералом.
Гораздо веселее пошли дела, когда начались прения сторон. Ривкин вначале был немногословен. Складывалось впечатление, что он не очень то и стремится нас защищать. Поэтому мы слегка приуныли. Заметив это, он во время перерыва нас начал успокаивать:
— Ребята, все в порядке. Сейчас просто нужно дать этому павлину высказаться наиболее полно. Вот увидите, он не выдержит и начнет извергать все, что у него на душе скопилось. Давайте не станем ему в этом мешать.
И действительно, приняв отсутствие должного сопротивления за слабость, «павлин» начал расходиться. Ривкин только время от времени просил судью задать тот или иной вопрос. Зато Гозман уже разрешения ни у кого не спрашивал. Получив в свое распоряжение трибуну, он как то быстро забыл, что Дворец правосудия, это не политический клуб.
Чего мы только от него в свой адрес не наслышались! Терпения выслушивать его речи могло не хватить. От резких движений в его адрес, нас удерживало обещание данное своему адвокату: ни на что не реагировать. К концу дня, было видно, что наши парни с удовольствием использовали бы этого гада в качестве снаряда для отработки ударов. На лицах девчат легко читалось желание запустить свои коготки поглубже в его плоть. Но мы хотя бы сдерживались, чего не скажешь о публике в зале суда. Полиция уже несколько раз выводила из зала тех, у кого не выдерживали нервы.
Когда наконец закончился первый день прений, мы задали вопрос нашему защитнику:
— Сколько еще это можно терпеть?
— До конца прений. А чтобы вы поняли, для чего это нужно, вот вам выборка отдельных фраз этого чуда в перьях, — Соломон Абрамович достал свой диктофон и прокрутил несколько выделенных им фрагментов сегодняшних речей Гозмана:
«… это представители народа, появившегося на свет по сущему недоразумению. Я бы даже подчеркнул, неполноценного народа…»
«… обществу стоило бы добиться запрета на исповедание этой пародии на иудаизм, названное христианством…»
«… вы посмотрите на этих представителей быдла, предков которых пороли на конюшне. Зря отменили эту чудесную воспитательную меру. Она как раз для таких как они…»
