Двуглавый. Книга первая (СИ) - Казьмин Михаил Иванович (книги без регистрации txt, fb2) 📗
В читальном зале библиотеки тёзка обложился справочниками, и довольно быстро мы с ним узнали, что Михайловский институт физиологической психологии Российской Академии наук основан аж в 1892 году, что покровительство Великого Князя Михаила Николаевича и именование «Михайловский» получил тремя годами позже, что изучает институт, ну кто бы мог подумать, физиологические механизмы высших психических функций человека, что занимает он несколько зданий по Оленьему Камер-Коллежскому валу в Москве и имеет несколько филиалов по всей Российской Империи, что с 1926 года институтом руководит академик Фёдор Фёдорович Угрюмов, в общем, самые общие сведения. Сравнение с тем, что имелось в открытых источниках о других академических институтах, показало, тем не менее, отсутствие принципиальной разницы в перечне публикуемых сведений, хотя одно отличие всё-таки нашлось — филиалы прочих институтов почти везде перечислялись, а упоминание о филиалах Михайловского института попалось нам в одном-двух местах, да и о том лишь, что таковые имеются, а вот где именно имеются, все справочники скромно помалкивали. Такая недоговорённость уже сама по себе настораживала, но мы с тёзкой решили копнуть ещё глубже.
Попытка вышла так себе — два самых свежих выпуска «Вестника Михайловского института» мы просматривали по принципу «смотрю в книгу, вижу фигу», настолько невразумительными для недоучившегося юриста и специалиста по работе с корпоративными клиентами выглядели заголовки размещённых там статей. Рискнув почитать одну из тех статей, мы немедленно убедились в том, что невразумительность эта вовсе не показная, поскольку содержание понимали хорошо если с пятого на десятое, а так и ещё меньше.
Тёзка, однако, на том не успокоился и к дому госпожи Волобуевой направился, сделав крюк как раз на Олений Камер-Коллежский вал и неспешно проехав мимо того самого института. Предварительный осмотр нам ничего особенного не дал. Да, видно было, что денег на институтские здания не пожалели, выглядели они внушительно и бросалось в глаза, что строили их в разное время, то есть деньги на расширение институту регулярно выделялись на протяжении всей его истории, а это, знаете ли, тоже показатель. Но вот впечатления какого-то ужасно секретного объекта эти здания ни по отдельности, ни все вместе не производили — обычные строения, ни тебе зарешёченных окон, ни высокого непреодолимого забора, ни какой-то строгой и решительной охраны. От всего этого тёзка уже совсем обнаглел и собирался было заехать на территорию института, чтобы поставить машину на институтской стоянке и пешком погулять среди строений, но я его отговорил, обратив его внимание на то, что на воротах номера въезжающих автомобилей записывают. Робкую надежду тёзки на случайную встречу с Николаем Михальцовым я, уж не знаю, что на меня нашло, просто высмеял, тёзка потом на меня дулся, но недолго — к дому в Посланниковом переулке мы подъехали уже без обид и недовольства.
— Как-то не похоже на место, где хранят какие-то тайны, — подытожил тёзка впечатления от нашей экспедиции.
— Значит, есть в Москве или где-то совсем рядом с Москвой другое место, — подхватил я. — Снаружи и оно наверняка не похоже на секретный объект, но на территорию тебя просто не пустят.
— Неплохо бы то место найти, — мечтательно выдал тёзка.
— И каким же образом? — заинтересовался я.
— Ну-у-у… — на некоторое время тёзка завис, мысли его несколько раз крутнулись, цепляясь друг за друга, и наконец он сообразил: — Проехать за каким-нибудь автомобилем, выехавшим из ворот института, хотя бы.
— Технически решение верное, — тёзкина сообразительность, заслуживала, конечно же, поощрения, но поскольку проявлена оказалась не до конца, пришлось тут же и сделать товарищу замечание: — Вот только таким образом мы куда быстрее найдём приключения на нашу общую задницу, и как-то я не уверен, что эти приключения нам понравятся.
— Ты прав, пожалуй, — не стал спорить тёзка и тему Михайловского института мы временно отложили на потом, представления не имея, когда это самое «потом» наступит. В конце концов, завтра тёзке на гулянку, вот пусть о ней и думает, а о загадочном институте подумаю я.
Однако додуматься до чего-то толкового у меня не вышло. Все способы выяснить расположение секретной части пресловутого института, которые приходили мне на ум, тоже представляли собой верный путь к приключениям да и требовали некоторых денежных трат, а тут меня начинала душить жаба. Похоже, искать всё же придётся через врачей…
Описывать гулянку, ради которой, по версии для домашних, тёзка выбрался в Москву, смысла не вижу — никакого разгула, никаких излишеств, с тем загулом, в коем поучаствовал тёзка перед отъездом из Москвы, и рядом не стояло. Виновник торжества не поскупился снять под праздничное застолье зал в ресторане, а там особо не загуляешь, поэтому всё прошло вполне себе благопристойно, и лишь одному из гостей потребовалась помощь в доставке его нетрезвого тела домой. Тёзка ушёл своими ногами, благо, от дома госпожи Волобуевой ресторан находился не так далеко, и по ночной свежести на квартиру прибыл почти уже протрезвевшим.
На выставку Гитлера мы всё-таки пошли. И тёзке надо было, во исполнение отцовского наказа, день перекантоваться в Москве после гулянки, и я не нашёл убедительных аргументов против тёзкиного желания уважить просьбу Алёши Михальцова, пусть не особо он нам и помог, да и интересно обоим стало, не без того, особенно мне.
Ну что я скажу? Вот напрасно, честное слово, напрасно Алёша просил сравнить пейзажи Гитлера со своими. Как пейзажисту, тёзкиному приятелю до не состоявшегося здесь фюрера топать, топать и не дотопать, что называется, как до Луны пешком. Помню, видел я фотографии акварелей Гитлера и всегда удивлялся, насколько сильно они пропитаны солнечным светом и как потом их создатель дошёл то того, до чего дошёл. Примерно то же я увидел и здесь, только уже живьём. Увидел я, кстати, вживую и те самые акварели, но куда сильнее впечатлили меня, как, впрочем, и тёзку, другие пейзажи, на холсте и в масле, где художник изображал поля сражений мировой войны, в которой, как и в моём мире, он тоже участвовал. «Впечатлили», однако, не совсем то слово — они меня просто потрясли. Вот что, спрашивается, должно быть в голове и сердце у создателя картины, изображающей полуразрушенную траншею, заваленную изуродованными трупами и залитую всё тем же жизнерадостным солнечным светом⁈ Нет, с психикой у Адольфа и в этом мире не всё в порядке. Хорошо, что на войне ему оторвало ноги, ни в армии, ни в политике карьеру не сделает.
А вот Гитлер-портретист меня как-то не тронул. Портретов на выставке хватало, представляли они, как я понял, боевых товарищей художника, но все без исключения смотрелись эти работы какими-то идеализированными. Казалось, изображал он не живых людей, а свои представления о том, какими героическими героями они должны быть. В общем, бросалось в глаза, что в живости и человечности портретов тёзкин приятель превосходил немца на голову, если не на две.
— Витя? — спросил молодой человек постарше тёзки, подошедший вместе с Алёшей. Одет он был вполне прилично, попугаям не подражал, но сходства в чертах лиц такая разница в одеяниях обоих никак не отменяла.
— Николай? — сообразил тёзка. Ничего себе, конспираторы хреновы!
— Николай, — подтвердил тот. — Давай-ка отойдём чуть в сторонку, — предложил он и строго зыркнул на младшего. Этого взгляда Алёше хватило, чтобы быстренько отодвинуться от нас подальше и сделать вид, что он тут вообще ни при чём.
— Алёшка сказал, ты хотел со мной поговорить, — начал Николай, когда мы нашли местечко у дальней стены зала.
— Хотел, — признал тёзка.
— И о чём же? — спросил Николай.
— У меня возникли некоторые… недоразумения с людьми, считающими, будто я обладаю некими сверхъестественными способностями, — кратко изложил тёзка чуть вопроса.
— Нет никаких сверхъестественных способностей, — назидательно поправил тёзку Николай. — Просто их пока не может объяснить современная наука. Но прости, я тебя прервал.
