На гребне волны (СИ) - Поляков Владимир "Цепеш" (библиотека книг .TXT) 📗
Вдова Гарсии Фернандеса Лары понимала, откуда подул ветер и что он с собой принёс. Те самые слова, сказанные ею около семи лет назад, в то время, когда её сын Санчо поднял мятеж против собственного отца. Все сколько-нибудь сведущие в делах кастильских знали, что одним из главных подстрекателей стал граф Вела, равно как и его сторонники. Зато гораздо меньшее число представляло, сколько слов, обещаний и золота потратила сама Ава Рибагорская, чтобы сперва вложить эти замыслы в голову графа Велы, а затем постараться, чтобы они воплотились в жизнь.
Лишь после того, как граф Вела и иные бросили первые камни на чашу весов. в игру вступила и сама тогда ещё законная жена графа Кастилии. Понимая, что поддержка её сына, скажем так, невелика, она заранее постаралась озаботиться получением оной со стороны. Откуда? Конечно же от тех, с кем её муж никогда не стал бы вступать в союз… от мавров, от халифата. Отсюда и те прозвучавшие слова о готовности стать женой даже мавра, только бы это помогло избавиться отГарсии Фернандеса Лара.
Оно и помогло, пусть не сразу и частично. Санчо Гарсия Лара получил в помощь мавританское войско… и был разбит отцом, пусть и сумел отступить с остатками верных ему воинов. Однако, всерьёз озабоченный тем, что его Кастилия погружается в междоусобную войну, Гарсия Фернандес, скрипя зубами, всё же пошёл на мировую с проблемным отпрыском, выделив тому часть кастильских земель в качестве независимого владения. Равно как и своё прощение… на словах.
О, Ава Рибагорская знала своего пусть ненавистного, но мужа. Следовательно, понимала, что он непременно передаст власть над Кастилией отнюдь не Санчо, а его младшему брату Гонсало, ибо, что было бы совсем плохо, своей любимой дочери Онеке. Своей любимой… той, которая от всей души ненавидела брата и весьма прохладно относилась к собственной матери. Особенно после тех самых слов про готовность стать женой мавра в обмен понятно на что.
А затем была смерть Гарсии Фернандеса и переход власти к тому, кого тот так и не успел окончательно от неё отстранить. Её любимый ребёнок сумел получить то, чего она для него желала – власть над Кастилией. Ну а то, что для укрепления оной пришлось признать себя вассалом халифа аль-Менсура… что ж, за всё приходится платить. К тому же подобная плата устраивала как нового графа, так и стоящую за его спиной Аву из Рибагорсы. Более того, в относительно близкой перспективе просматривалась корона всего Леона, опять же вассального от халифата. На пути к этому, как ей тогда казалось, было лишь одно значимое препятствие – Гарсия Гомес, граф Сальдании, который также успел показать себя важным для халифа Кордовы.
И вот теперь этой преграды нет. Казалось бы, стоило порадоваться, да как-то не получалось. Оценивая ситуацию в настоящий момент, Ава воспринимала смерть графа Сальдании как обрушение стены, ограждающей Кастилию, её и сына Кастилию, от неудержимо накатывающейся волны, пришедшей с севера. Той, с которой не договориться уже потому, что эта стихия не желает договариваться, предпочитая получать желаемое силой.
Сила, она бывает разная. Сила слов и оружия, войск и хитрости, яда и интриг.Ставшие по собственным желаниям союзниками короля Леона идолопоклонники явно преследовали собственные цели, в которые Ава Рибагорская долгое время не стремилась вникать, о чём потом сильно пожалела. Ведь ясное дело, что не Бермудо Леонский и не его советники ещё до смерти Грсии Фернандеса распускали слухи о том, что стоит тому пасть в одной из битв или попасть в плен к маврам, как его жена, змея ядовитая и коварная, сразу же продаст маврам как саму Кастилию, как и кастильцев... в качестве галерных рабов, евнухов и гаремных наложниц.
Собственно, случившееся после гибели супруга Авы… во многом, пусть и не во всём, стало явью. Мать нынешнего графа Кастилии не собиралась обманывать саму себя, понимая, что для правительницы, пусть и стоящей за троном и шепчущей в ухо носителя короны. Самообман бывает чрезвычайно опасен. Но только сделав Кастилию вассалом халифата, она могла сохранить трон для своего сына, для Санчо. А неудачники и неудачницы, попавшие к маврам… В конце концов, смирение тоже добродетель, вот пусть этим они и утешаются.
Недовольство народа – это можно было пережить. Измену немалой части кастильского войска, что переметнулось к королю Наварры… тоже. Особенно учитывая. что халиф аль-Мансур вновь прислал немало своих воинов для поддержки важного для него сейчас вассала. Гораздо опаснее было то, что Онека, сестра Санчо и её, Авы, дочь, пользуясь суматохой, возникшей после смерти отца, улизнула в ту же самую Наварру. Под крыло Гарсии II Санчеса, короля Наваррского, где её приняли со всем почётом, уважением и явно строили далеко идущие планы.
Возвращаться обратно? О нет, Онека прямо и без каких-либо сомнений заявила, что скорее предпочтёт броситься к ногам пришельцев с севера с просьбой принять под своё покровительство, нежели вернётся в Бургос, к «любимым» матери и брату, которые уже сподобились обещать одну из дочерей/сестёр в качестве очередного украшения гарема аль-Мансура.
Действительно, такая договорённость была, и Ава Рибагорская с сыном намеревались её выполнить, несмотря на все… сложности, которые возникали. Уже многие кабальерос, не говоря про простых инфансонов, открыто плевались в сторону Бургоса и особенно графа Кастилии с его матерью, которые даже родной сестрой и дочерью готовы были торговать. Контраст с покойным Гарсией Фернандесом был разительным… да и король Наварры на этом фоне смотрелся гораздо более благородно. Да что там, даже Бермудо Леонский, на которого раньше кастильские кабальерос посматривали сверху вниз, стал казаться не таким уж плохим монархом в их понимании. Что ни говори, но он вёл войну с халифатом и войну относительно успешную, особенно с учётом заключенного союза с далёкой Русью. Тем более сейчас, когда эти союзники прислали не просто войско, а войско большое, сильное, привыкшее побеждать.
Привыкшее, да. И доказавшее это только что, с ходу, без сколь-либо значимой задержки растоптав вроде бы хорошо укреплённую Сальданию. А графа Гарсию Гомеса, убитого при попытке бежать из обречённой крепости, и после смерти не оставили в покое, сделав из его хладного трупа пугало для всех, кто даже подумает о возможности вступать в какие-либо переговоры с маврами.
Чучело – вот какая участь была уготована тому, кто стал вассалом халифа аль-Мансура. С трупа Гарсии Гомеса была снята кожа, обработана на скорую руку, набита так, как это делают с охотничьими трофеями. После этого получившееся… распяли на воротах Сальдании как напоминание. Более того, запретили снимать, выставив стражу. И про то, чтобы разослать весть о случившемся по всем ближним и не очень землям позаботились. Ободряя одних, ввергая в панику других… заставляя всерьёз задуматься третьих. Ведь если одного из «предателей» постигла такая судьба, то могут ли другие чувствовать себя в безопасности?
Ответ на этот вопрос был предельно прост. Не могут! Сама Ава Рибагорская словно бы ощутила лезвие хорошо заточенного охотничьего ножа. которым свежуют добычу. И ощущение это было из числа тех, которым место разве что в ночных кошмарах. Её же сын и вовсе не находил себе места, то пытаясь залить страх вином, то бросаясь к ней за советом. А что она могла сказать? Хотя нет, сказать как раз могла, но следовало хорошенько думать, прежде чем облекать мысли в слова. Положение их разом стало ещё более опасным, нежели было каких-то пару дней тому назад.
- Сын… перестань! – прикрикнула Ава на графа, который пусть и не метался взад-вперёд, но то пытался смять в руках кубок – к счастью, пустой - то пробовал на прочность висящую у него на шее золотую цепь. – Мы должны быть готовы к чему угодно, даже к самому худшему.
- Стать охотничьими трофеями этого варвара?! – передёрнуло Санчо, с трудом сдерживающегося, чтобы не сорваться на не подобающий положению крик. - Лучше уж бежать… Туда, где нас согласятся принять вместе с тем, что осталось в сокровищнице.
