Игра не для всех II. «Вторая Отечественная» (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич

И вот теперь опытный, битый жизнью боевик, вступивший в Саракамышское ополчение, лихорадочно дергал затвор трехлинейки, посылая пулю за пулей в турков, бегущих к нему в рост! Практически каждая пуля Дживана находила свою цель — а рядом хлестко били по врагу винтовки новых товарищей из ополчения, оставшихся в прикрытие отступающего к вокзалу сводного батальона русских и армян…

Вот только уже слишком многим османам удалось выйти за пределы огня станкового пулемета, рокочущего заметно левее — и теперь турки стремительно приближались к дому и ограде, за которой залег десяток армянских ополченцев во главе с русским прапорщиком. Последний стрелял из трехлинейки конструкции Мосина, как и прочие бойцы небольшого отделения — и судя по тому, что видел Дживан, стрелял он весьма точно. Но когда противник приблизился шагов на пятьдесят — шестьдесят самое большое, офицер вытащил из-за пояса ручную бомбу с неожиданно длинной ручкой, и на мгновение привстав, широко размахнулся и с силой швырнул ее навстречу туркам, легко перебросив через ограду:

— Гранатами их братцы!!!

Дашнак, плохо понимающий русский язык, все же уловил общий смысл команды — и потянулся за одной из двух собственных бомб…

Глава 11

— Гранатами их братцы!!!

Павел Иванович Марочко первым подхватил «ручную бомбу» конструкции Лишина за необычайно длинную деревянную ручку — и широко размахнувшись, от души запустил ее навстречу приближающимся османам. Пролетев под пятьдесят саженей, та упала всего в нескольких шагах от цепочки турецких солдат — и подорвалась, выбив из цепи пару вырвавшихся вперед солдат.

Примеру прапорщика последовали и ополченцы, коим также выдали уже довольно-таки устаревшие гранаты, впервые примененные практически десять лет назад. Дальность броска офицера никто из них не смог повторить — самое большое ручные бомбы ополченцев пролетели под сорок саженей… Да и то, единственная граната, улетевшая «так далеко», упала плашмя — и от того не взорвалась.

Сырые они, «ручные бомбы» Лишина — оружие военного времени, разработанное впопыхах, лишь бы было что использовать. Но тогда, в 1905 под Мукденом, новые русские гранаты казались образцом инженерной мысли, по эффективности в разы превосходя японские бомбы дистанционного действия с вставленными в них огнепроводными шнурами.

…Восемнадцатилетнему юноше, не сумевшему поступить в юнкерское училище и менее трех месяцев прослужившему в армии вольноопределяющимся, русско-японская война поначалу казалась чем-то вроде легкой прогулки — подобной недавнему «Китайскому походу». То есть когда толпам плохо обученных и вооруженных едва ли не столетней давности оружием «мандаринам» противостоят небольшие, но крепкие отряды русских солдат и казаков, в пух и прах громящих всяких там «боксеров»! Но Китай хотя бы огромный, в нем живет прорва людей — а на что горазда крошечная Япония, состоящая всего из нескольких островов?!

Как оказалась, «Страна Восходящего солнца» горазда на очень многое… Да и судя по рассказам участников китайского похода, не такой уж и легкой прогулкой была та война. Война — она ведь везде война: кровь, грязь, голод, несправедливость, людская бесчестность…

Но все же японцы оказались гораздо более сильным противником, чем кто-либо в материковой России мог себе представить.

…Для вольноопределяющегося Марочко война началась с сентябрьского сражения на реке Шахэ. К тому времени на суше состоялся уже целый ряд полевых сражений с японцами — так, в июне, в бою у Вафангоу японцы нанесли поражение Восточно-Сибирскому корпусу Штакельберга, пытающемуся прорваться к Порт-Артуру. А еще раньше, в апреле после тяжелого бою отступил от реки Ял отряд генерала Засулича, более, чем в два раза (а то и в три) уступавший врагу числом… Впрочем, Засулич сделал все, что смог — и отступил только тогда, когда возникла реальная опасность окружения и последующего разгрома его отряда. К сожалению, несмотря на большие потери противника на переправе, японцев поддерживал огонь речной флотилии… Так или иначе, это был бой русского заслона с заранее превосходящими силами врага; в свою очередь, и схватку у Вафангоу в связи с незначительными потерями с обеих сторон нельзя было назвать ничем иным, кроме как арьергардным боем.

Выигранным японцами из-за более, чем двукратного превосходства в артиллерии, и более искусным ее использованием…

В свою очередь, первое крупное, потенциально способное стать генеральным, а фактически оставшееся без результата сражение при Ляояне отгремело всего за пару недель до того, как Павел Иванович встал в строй 2-й Маньчжурской армии. Неплохо изучивший историю за пять лет учебы в Муромском реальном училище, Марочко уверенно сравнивал битву при Ляояне с Бородинским сражением. В августе 1904 года, как и в сентябре 1812-го, русские солдаты, опираясь на заранее подготовленные полевые укрепления, сочетали позиционные бои на выгодных для себя рубежах с яростными контратаками. Особенно же обе эти битвы роднил тот факт, что, удержав позиции в схватке, русская армия все же отступила после боя…

Впрочем, как позже выяснилось, решение генерала Куропаткина Алексея Николаевича об отходе к Мукдену было принято на основании неверных разведданных о наметившемся окружении его армии и преувеличенной численности войск врага. Что, однако, не мешало многим офицерам и даже генералам обвинить командующего в некомпетентной нерешительности и даже трусости, приводя в пику его «излишне» осторожной тактике лихие Скобелевские удары и прорывы! А ведь до какого-то момента Куропаткин, как старый соратник и сподвижник «Белого генерала» по русско-турецкой войне и туркестанскому походу, был в какой-то степени овеян славой Михаила Дмитриевича, считался его приемником…

Но — генералы не ходят в атаки в пехотных цепях. А вот вольноопределяющемуся Марочко довелось уже в октябре 1904-го — в деле на реке Шахэ.

Недовольство воюющих даже под рукой Куропаткина старших офицеров в Петербурге резонировало с гораздо большей силой. Он и сам Павел Иванович, только прибыв «с материка», представлял японцев толпой разношерстно одетых азиатов с едва ли не дульнозарядными кремниевыми ружьями образца так века семнадцатого, ведомых в бой закованными в экзотичную броню рыцарями-самураями! То есть противником, примерно похожим на тех же туркменов, коих столь блестяще покорил Скобелев… Во многом эти мысли навеяло недавнее Сацумское восстание самураев, кипевшее в один год с последней русско-турецкой войной. По картинкам французских журналов с изображенными на них самураями, по случаю увиденных еще в детстве, Павел и сложил свое впечатление о японском воинстве…

Реальность оказалась куда как хуже и страшнее — но в реальности с врагом встречаются только солдаты на поле боя. В Петербурге же с начала войны царили «шапкозакидательные» настроения — и все поражения на море и на суше списывали или на внезапное нападение японцев, или на несчастные случаи. И в этом была своя доля правды: взять хоть гибель решительного адмирала Макарова на морской мине или столь же нелепую смерть адмирала Витгефта в фактически выигранном бою в Желтом море! А так же все без исключения обвиняли Куропаткина едва ли не в старческой нерешительности… И ходя сам Государь не спешил делать скоропалительных выводов, все же и он давил на генерала — впрочем, Николай II был более всего обеспокоен судьбой блокированного в Порт-Артуре флота и его окруженного гарнизона. Вот Алексей Николаевич и решил провести наступательное сражение, с целью «разбить врага»…

Так вот, для вольноопределяюшегося Марочко бой на реке Шахэ начался — и закончился! — с разрывов шрапнели над цепями русских солдат… Едва ли не вслепую идущих в атаку на врага в силу плохой разведки и «белых пятен» на штабных картах! Собственно, он был ранен в первые же мгновения боя — но по счастью легко ранен в бедро: пуля задела плоть по касательной, чудом не перебив бедренную артерию!

А вот многим товарищам Павла, с коими он успел уже крепко сдружиться (а кого-то всерьез невзлюбив), повезло значительно меньше… В те мгновения еще совсем молодой мужчина узнал, что смерть на поле боя не делает разницы между хорошими людьми и плохими. И что «красивая» смерть с едва заметными на теле ранами и мужественными лицами благородных воинов, в последний миг своей жизни устремляющих взор к небесам, есть прежде всего выдумка романтиков-писателей… В реальности же смерть оказалась куда как страшнее и отвратительнее — с выпавшими из ран в животе внутренностями и расколотыми черепами, да обезображенными лицами людей, только что шагавших с тобой в одном строю…