Своеволие (СИ) - Кленин Василий (читать полностью бесплатно хорошие книги TXT, FB2) 📗
Санька отлично помнил, как развивалась судьба «злого Хабары» в реальной истории. На Москве его долго мучили и пытали. И, похоже, что цель этих измывательств была не в том, чтобы добиться истины, а просто сломить слишком высунувшегося из общего болота лидера. Дать по торчащей башке. У Хабарова отобрали всё, что не успел забрать Зиновьев, размазали его гордость по дыбе — и простили ему все вины. Царь просто простил подозреваемого. Дал ему жизнь и эфемерную свободу. Из своих рук. Правда, Хабарову велели вернуть долг казне: всё, на что он снаряжал свой полк для похода в Даурию. Ярко так до конца жизни и не рассчитался.
«Как выгодно, — криво усмехнулся Известь. — Даурию примучили и все расходы на Ерофейку скинули. Да тот еще и благодарить до гроба должен был хозяев, что живота не лишили…».
Царская справедливость, она такая. Ведь, если подумать логически: раз Хабарова простили, то его оппонентов должны виновными признать? Фиг там! Главный автор изветной челобитной Степан Поляков был всячески обласкан и оправдан, впоследствии стал сыном боярским и капитаном в драгунском полку. Не было ничего и Зиновьеву, на которого Хабаров прямо говорил, что тот у него мехов забрал на полторы тысячи рублей.
— Каждого низвести до челяди — вот их цель, — уже вслух бормотал Дурной… будто бредил. — Кто-то сам легко гнется, кого-то — силой загнуть надо. А уж коли стал челядью, то и воруй себе смело. Умей только дорогу не переходить тем, кто способен больше хапать…
Это царство создано для Пущиных, а не для Дурных. Санька, ежась от холода, всё сильнее заматывался в плащ. И холодным потом прошибла его вдруг ясная мысль:
«Я не хочу, чтобы здесь была Москва. Очень хочу, чтобы здесь жили русские люди. Трудились, заводили семьи, торговали. Но я просто не смогу сосуществовать рядом со всеми этими воеводами, боярами и прочими кровопийцами. Которым только и нужно, чтобы обобрать эту землю. Выжать из нее все соки — ради своих московских палат белокаменных. И бросить».
Более того, образование подсказывало Саньке, что боярская Россия и выжать-то эти соки не смогла. Поход Хабарова (который был жестоким, но успешным) срезали на взлете. Кузнецу не помогли ни хлебом, ни порохом. Новообразованный даурский воевода Пашков в 1658 году увидит лишь, что от воеводства его ничего не осталось…
И руками разведет.
Спустя десятилетия новые «воры» придут на Амур. Построят Албазинский острог практически с нуля, первыми русскими начнут тут пахать и сеять. И даже ясак для царя-батюшки собирать. Мол, смотри, государь! Мы не бунтари, мы — верная челядь. И царь им даже поверит.
«Не забавно ли, что здесь воры делают то, на что неспособны бояре, — вздохнул Санька, которому было совсем не забавно. — А бояре занимаются тем, чем, по сути, должны заниматься воры».
Зябкий морозец легкой волной прокатился по клети. Или это страх студит тело? Страх от тех мыслей и планов, что начали роиться в его голове.
«Получается, и впрямь ты замыслил строить свое княжество?» — прошелестел иронично мороз.
«Не княжество!» — зло одернул его атаман.
«Неважно, — с треском ломающихся льдинок улыбнулся мороз. — Здесь это только так назовут. А жопа у тебя не треснет?».
«Время покажет» — озлился Известь, очень хорошо слыша неприятный звук лопающихся ягодиц.
«Мне трудно представить себе, что Москва сможет закрыть на такое глаза… Но даже, если это допустить — как ты от Цинов отбиться без Москвы планируешь? Ты же понимаешь, что пока вам везет только потому, что русских на Амуре особо не замечают? Что у империи войска измеряются сотнями тысяч человек!»…
— Сашика, да просыпайся ты уже! — голос Чакилган пробивался сквозь туман. — Солнце высоко! Тютя под дверью орет!
Глава 24
— Ишь, идет… Барин! — незнакомый голос произнес это, вроде как, ни к кому конкретному не обращаясь, но достаточно громко, чтобы, шедший мимо Дурной наверняка расслышал.
Атаман резко обернулся: у костра грелись десятка полтора темноводцев. Все старательно «не видели» атамана, занимаясь своими мелкими делами. Санька присмотрелся: нет, обычные люди. Не пущинские недобитки из «черного списка», которых немало еще оставалось в Темноводном. Даже вообще не сорокинцы, а более «старые» ватажники.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Слегка побагровев, Дурной отвернулся и продолжил путь. Но все-таки не выдержал и обратился к Митьке, с которым вместе шел:
— Ну, зачем они так?
— Людишки устали, — пожал плечами Тютя. — Работы полно. Кажен день куда-то да посылают. Ить посылаешь их ты.
Прямота ближника обескуражила. Санька встал на месте.
— Но я же не для себя! — не выдержал он. — Нужно есть, нужно жить где-то, нужно железо делать. Всё на общее бла… Всё для людей!
— Слишком похоже на барщину. Кому-то работа и в радость. Но мало таких.
Действительно, имелись люди, которые дорвались до дармовой земли, как вшивые до бани. Но было их немного. И те почти полностью рассосались по выселкам. А в Темноводном больше воины обитали. И тех, ежедневная работа не радовала.
— Среди нас ведь совсем мало служилых, — не унимался Дурной. — Всё больше охочие. Они же сами, своей волей пришли на эту землю! Как и «воры»…
— Рази за тем они шли? — грустно улыбнулся Тютя. — Пограбить нехристей во имя государя, да побить соболя тихонько. Одно под твоим запретом, другое — некогда. Барщина!
— Тютя… Да как ты…
— То не я, — поморщился Митька. — То народишко глаголит. И не с пуста, Сашко! Можно цельный день возиться с углем, убиться от натуги — и ничего с того не поиметь. А можно пойти в лесок, стрельнуть соболя. И ежели с умом да сторожностью донесть шкурку до Руси-матушки — это ж можно до осьми рублёв получить.
— Сказки то, — вздохнул Санька. — Почти у всех еще до Урала всё вытряхнут. Еще и в холодную упекут. Да и сколько шкурок отдать придется, чтобы до этой Руси догрести?
— Угу, — кивнул казак. — Да поди, втолкуй им. Вони в сказку верят. Ради нее и прийшли. А не чтоб горбатиться на земле, лес валить, уголь жечь. Да не себе, а заради всех.
Беглец из будущего тоже понимал это. Причем, не понаслышке. Даже самые красивые идеи не всегда служат хорошей мотивацией. Помнил, как в школе они смеялись над учителями, которые стыдили их нафталинными лозунгами строителей коммунизма. Лозунги-то неплохие… Только превратились в мертвые догмы. А за стенами школы шла живая жизнь: с джинсами и китайской жвачкой, японскими видаками и алкоголем, который уже стал не только для взрослых. Удовольствия были плохими, но настоящими, а лозунги — хорошими, но мертвыми.
Санька никогда раньше не задумывался о том, что он — единственный русский, который родился на Амуре. Пусть в далеком будущем, но он любил эту землю. Она была для него самоценна сама по себе.
А все прочие оказались тут мимоходом. Если и есть для них понятие Родина, то оно ассоциируется с очень далекими отсюда местами. И, чтобы полюбить амурскую землю, захотеть тут остаться… драться за эту землю — тут нужно чем-то замотивировать этих людей. Чем-то конкретным и полезным. Земля — это неплохо. Но земля интересует далеко не всех. Причем, тех, кому она желанна, как манна небесная, уже окончательно пригвоздили к земле боярской. Чтобы соблазнов не испытывали. Этих не вытащить. А другие…
«Самое ироничное, что я знаю, чем их можно привлечь, — вздохнул Дурной. — Но даже сам боюсь подумать об этом… Оно, как огонь: легко не только согреться, но и всю хату спалить…».
— Чужие идут! — раздалось вдруг сверху, из «гнезда».
Философствования вмиг выветрились, и атаман кинулся к дозорным соснам.
— Откуда? С реки?
— Ни! С полуночи. Всадники.
Это был Делгоро. Да не один, а… с Лобошоди. Князь рода Мэрдэн сам приехал на Зею, помня о приглашении странного лоча.
— Ушел в верховья Черной Реки, где князья взяли волю в свои руки, — рассказывал он, уже сидя на лавке и попивая горячее. — Да теперь там Дархан-Кузнец всех к земле пригибает. Ясак требует. Нет воли. Двое родов отчаялись и решили идти к богдыхану, на Наун-реку… А я про тебя вспомнил, лоча. Поговорил вот с Бараганом, с Галингой… Они тебе верят, Сашика.