Воробей. Том 2 (СИ) - Дай Андрей (лучшие книги онлайн .TXT, .FB2) 📗
— Ура! — третий раз прогрохотала толпа, и тут только разглядел я людей, стоящих впереди, возле спуска из вагона. Заметно постарейшего, почти полностью седого уже Фризеля, какого-то незнакомого чиновника в мундире действительного статского советника — видимо нового Томского губернатора Андрея Петровича Супруненко. За их спинами возвышались две «башни»: огромный, медведеобразный Тецков и длинный, колонча, Цибульский. А дальше — лица, лица, лица. Незнакомые, знакомые смутно, хорошо знакомые. Множество драгоценных моему сердцу томичей.
Чайковский! Его сына, композитора Петра Ильича, я довольно часто в столице видел. Покровительствовал даже по мере сил. Средств подкидывал. Их семья, с тех пор, как Илья Петрович возглавил Томский железоделательный завод, не бедствовала. Жалование у отставного инженер-генерала-майора было многим министрам на зависть. Плюс еще проценты с доходов предприятия, как акционера. Иной год и до тридцати тысяч приносил. Гигантская по нынешним временам сумма.
Но одно дело здесь, и совсем другое — в Санкт-Петербурге. Все-таки столица — довольно дорогое место для жительства. То, что в Томске копейку стоит, в Питере — гривенник. Потому и от помощи начинающий композитор не отказывался. Понимал, что в моем к нему расположении, не так его талант виновен, как некие обязательства, связывающие меня с его батюшкой.
Восемьдесят лет в этом году Илье Петровичу в конце июля случилось. Многие в такие годы уже в развалин превращаются. Только и могут, что на солнышке сидеть, да былые подвиги вспоминать. Но, нет. Наш генерал не таков! Его энергии молодые завидуют. С завода сообщают, господин директор утро начинает с того, чтоб по цехам пробежаться. В каждую дырку заглянуть, да на лица рабочих взглянуть. А сколько он денег с акционеров на обеспечение достойной жизни работяг вытянул, не вышептать! Писали, в наш рабочий поселок при заводе даже иностранцы приезжали. Вроде как опыт перенимать.
От братьев Нобилей человек точно приезжал. Но это уже я в том виновен. Расписал шведам, как у нас все устроено, и какую мы с того отдачу имеем. Все же связано. Как человек живет, как отдыхает, так и работать будет. А о том, что на места новых рабочих, буде такие появляются, у нас конкурс до пяти человек на одно, и говорить излишне. Оно и так понятно. Так, как у нас, в Сибири нигде больше не зарабатывают. Даже с хваленых Асташьевских приисков люди приходят, сравнивают.
Гордость, опять же. Лидер Сибирской индустриализации. Рельсами, на нашем заводе выделанными, чуть не весь путь от Красноярска до Тюмени выложен. Есть у тебя в усадьбе топор? Так в трех хозяйствах из каждых пяти весь инструмент наше клеймо имеет. Сейчас вот узкоколейку до Шорских месторождений дотягивают. Чугун там давно уже варят. Но прежде чушки чугунные к навигации накапливали, и на баржах по Томи летом к заводу тянули. Теперь круглогодично сырье поставляться будет. Ну и людей попутно перевозить. С тех пор, как Государь концессии на Алтайские месторождения дозволил частным людям продавать, в Шории и на Алтае много чего по наоткрывалось. Чуйский тракт чуть ли не в шоссе превратился. Из Чуйской степи серебро и свинец везут. В Кош-Агаче, где я, помнится, церковь православную закладывал, центр торговли с Монголией выстроили. Со знаменитой Нижегородской ярмаркой конечно не сравнить, но торговые обороты каждый год удваиваются.
За прошлый год в отчете губернатора цифра в пять миллионов рублей серебром фигурировала. Реально сколько одному Господу ведомо. Купцы — они народ такой, своеобразный. Кто-то последние штаны продаст, чтоб кичиться потом своей небывалой оборотистостью, другой — копеечку к копеечке складывает, каждый рубль в лицо знает. Из такого сведения о его торговле выудить, только, наверное, жандармским дознавателям по силам.
Улалай в средних размеров городок превратился. Место удобное, хоть и чуть в стороне от тракта. Там уже только православных церквей штук пять имеется. И Южно-Алтайское гражданское правление. А еще больница и казармы казачьей дежурной смены. Томский городовой казачий полк крепко границу стережет, хотя в крепости, что мы в Чуйской степи начинали строить, давно уже в качестве гарнизона регулярные войска с пушками.
Все двигается, шебуршится, развивается. Из России в сытую и свободную Сибирь за последние пять лет чуть ли не миллион людей переселилось. Понятное дело, далеко не все они до Тоской губернии добрались. Многие раньше обосновались: в Тобольске, Тюмени, Омске. Но и Томску грех жаловаться. Население за десять лет удвоилось. Достижение? О, да! Это достижение, и я могу им гордиться.
А начиналось все, по большому счету, с механических мастерских и маленького железоделательного заводика, рабочих для которого мы от голодной смерти спасали. Датчане, привлеченные вдруг уехавшей с мужем в страшную Сибирь, принцессой Дагмар, потом уже были.
Одним из самых продаваемых продуктов, производящихся на моем Томском Механическом, как ни странно, стал простейший сепаратор на ручном приводе. Конструкцию мы честно у датчан подсмотрели, немного модернизировали и на рынок выдали. Теперь, считай, в каждой усадьбе сви собственные масло со сметаной делают. Вот железную дорогу по нормальному, с мостами, достроят, мы своим маслом половину Европы накормим. Вагон-холодильник тоже не слишком сложная штука. Простейший, понятное дело. С двойными, хорошо утепленными стенами, между которыми закладывается лед. Замороженную воду в пути подновлять придется, но это тоже дело не хитрое.
Чайковский! И ведь не сказать, что гигантского роста, а одним своим видом и сединами народ раздвигать умеет. Толпа перед Ильей Петровичем, как перед ледоколом, расступалась.
— Герман Густавович, — чуть приподнял он фуражку. — Весьма рад вас видеть.
— Взаимно, Илья Петрович. Взаимно!
А после, видимо посчитав, что официальная часть на том и закончена, вдруг шагнул ближе, и распахнул объятия. На которое я с удовольствием ответил.
* * *
Нынешний губернатор, Андрей Петрович Супруненко любезно выделил мне гостевые комнаты в своем доме. В том, что я построил, и которому был первым хозяином. Перед отъездом в столицу, продал строение Николаю Васильевичу Родзянко — назначенному исправлять обязанности губернатора Томской губернии. Пока я наместничал, Николай Васильевич в «Гостином дворе» ютился. Тоже, по своему, памятное место. И я там жил какое-то время.
В сожалению, Родзянко нас покинул. Слишком дотошным и ответственным господином оказался. Ну и, по своему, отважным. Знал ведь, что в пересыльной тюрьме свирепствует тиф, но все равно отправился туда с инспекцией. Не верил протежируемым мною докторам, что они делают все возможное. Сам решил убедиться. Ну и о том, что и сам заразился, никого в известность не поставил. Легкомысленное отношение к собственному здоровью выказал. Нет, я не в упрек. Пути Господа неисповедимы. По себе знаю. Коли начертано душе путь свой земной окончить, так тут хоть как за здоровьем следи, все одно помрешь. Назначил Он Герочке моему сосуд уступить пришлому из будущего, и как мы оба не сопротивлялись, так оно и вышло.
Грустно, конечно. Хорошим человеком Николай Васильевич был. Правильным. Все не верил, что мы, с помощью Фонда, в губернии почти полностью мздоимство победили. Искал. Докапывался. Чуть с полицейскими обыскивать Томскую контору Фонда не пришел. Впрочем, и пришел бы. Что бы изменилось? У Гинтара с отчетностью всегда полный порядок был.
Гинтар тоже умер. И неизвестно от чего. Просто потух, как свеча. Видно, выполнил все, что сам себе на жизнь назначил, и больше смысла бороться не нашел. Наследнику, тому нагловатому юноше, которого, помнится, ко мне представляться присылал, хорошее состояние оставил. Ежели наследник не дураком окажется, так еще гинтаровским внукам с правнуками останется.
Фондом в Томске теперь управлял один из многочисленного семейства Акуловых. Их тут много. Братья, кузены, племенники. Здоровенный семейный клан, в котором принято друг другу помогать. Этого вот в полугосударственную контору определили. Впрочем, люди его хвалят. Я ничего менять не стал. Хотя, мог, конечно.
