Аналогичный мир (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗
Утренняя прохлада уже не радовала, а напоминала об осени. Женя старательно не подсчитывала дни, не думала о времени, но осень всё ближе, и признаки её всё нагляднее. И на работу она ходила опять в костюмчике, а не платье, и вечером Алису выпускала погулять в кофточке. В кладовке под стеллажом рядом со свёрнутой в рулон периной стояли самодельные мужские шлёпанцы из кожи и войлока. Стояли давно. Убирая, Женя стирала с них пыль. И Алиса уже не заговаривала об Эркине. И, листая свой каталог, Женя не останавливалась на мужских моделях. Она заставила себя не ждать. Не вспоминать. Не думать о нём. Не прислушиваться к шагам на улице, не просыпаться ночью от почудившегося дыхания… Он вернётся, когда-нибудь, но вернётся. Если тогда, весной, ничего не зная, голодный, больной, измученный, он пришёл не куда-нибудь, а в Джексонвилль, то сейчас он вернётся. Мало ли что могло его задержать…
— Я провожу вас, Джен?
— Разве мой отказ вас остановит?
— Разумеется, нет, Джен. Ведь вы отказываетесь не всерьёз.
Женя пожимает плечами, берёт у Нормана сегодняшний заработок, убирает свой стол, с улыбкой прощается со всеми и выходит не оглядываясь. Если Рассел захочет, то сам нагонит её.
И он догоняет, идёт рядом.
— Вы всё ещё сердитесь на меня, Джен. Не стоит. Честное слово, я хотел помочь тому парню.
— Я не желаю слушать об этом. Вы знаете, что я думаю, и я останусь при своём мнении.
— На здоровье, Джен. А я при своём. Проблема спальников достаточно сложна.
— Бывших спальников.
— Нет, Джен. Спальник не бывает бывшим. Вы помните, ну, конечно, помните, Хьюго как-то рассказывал, что читал учебник по дрессировке рабов, в том числе и спальников. Я помню, вы пришли от этого в ужас. Так вот, Джен, это даже не надводная часть айсберга, это самая верхушка. А сам айсберг… Вы никогда не задумывались, Джен, почему спальники были так дороги?
— Я не покупала рабов!
— Ну-ну, Джен, зачем столько экспрессии? Так вот, каждый спальник был сделан, в буквальном смысле этого слова. Штучная работа. На хорошего спальника для дорогого Паласа уходило около десяти лет. Представляете, Джен. Сколько труда, выдумки, творчества, наконец…
— Зачем вы это мне говорите?
— Чтобы вы меньше жалели того парня, Джен. Они сделаны. Искусно, талантливо, но… Они не люди, Джен, и людьми им не быть. Никогда. Ни при каких условиях. И когда я думаю, что они, невыявленные, не обезвреженные, бродят свободно, без контроля…
— Неправда! Про всех рабов так говорили, да, так же, а сейчас…
— Остальные — люди. Плохие, неразвитые, жестокие, вороватые, но люди. Я справедлив, Джен. Их можно чему-то выучить, они могут приспособиться к новым условиям. Они могут сменить работу. А спальник… он может делать только одно. И должен делать только одно. Иначе он просто умирает. В страшных мучениях. И элементарное чувство, жажда жизни заставляет его снова и снова работать, делать то, единственное, что он может и умеет… Вы меня не слушаете, Джен?
— Я вам не верю, Рассел.
— Зря, Джен. Я знаю, о чём говорю. И не говорю вам всего, что знаю. Это будет слишком тяжело для вас. Ни одна леди, ни один джентльмен, никто из клиентуры Паласов не подозревает, с кем они так мило проводили время, кто на самом деле спальники и спальницы.
— Сексуальные маньяки и маньячки?
— Ваш сарказм не к месту, Джен. Если бы только это… Есть, правда, ещё одна категория рабов. Самая опасная. Слава богу, их совсем не осталось.
— И кто это?
— Рабы-телохранители, Джен. Это ещё хуже.
— Благодарю вас, Рассел, за интересную беседу, я уже пришла.
— Спокойной ночи, Джен. Извините, но… иногда хочется выговориться.
— Спокойной ночи, Рассел.
Женя вырывает из его руки свою ладонь и бежит домой, тщательно запирая за собой все двери.
— Мам, ты? — сонно спрашивает из своего угла Алиса.
— Я-я, маленькая, спи.
— Ага, — соглашается Алиса и засыпает.
Вот и всё. И можно заняться домашними делами. Всё быстро, чтобы успеть выспаться, завтра с утра на работу. Она не спорит с Расселом, зачем? Она же знает, что на самом деле… нет-нет, не надо об этом. Мало ли что он где-то там вычитал. Не обращать внимания и всё.
После трёхсуточного дождя налетевший ветер разогнал тучи. Мокрые трава и листва сверкали на солнце. Срочно вывешивались для сушки отсыревшие куртки и одеяла. Притихший в эти дни, ставший сонным и оцепеневшим посёлок ожил и загомонил с новой силой.
Оживились и бычки, пробуя на крепость загородки. Сбежавших ловили и загоняли все вместе. Правда, к стаду Бредли подходить опасались. Характер у Шефа портился на глазах, а у Подлюги он всегда был поганым. Залезшего за чем-то в их загон молодого ковбоя Подлюга погонял по кругу, неожиданно ловко отрезая от загородки. Выручил парня Эркин, прибежав на его крик и ловко прыгнув между ним и Подлюгой. Ухваченный за рога Подлюга сразу остановился и, невинно хлопая ресницами, стал обнюхивать карманы Эркина. Получив кусок лепёшки, щелчок в лоб и пожелание переломать ноги, Подлюга мирно улёгся на жвачку.
Эркин вылез между жердями из загона, взял, не посмотрев на расу, за грудки молочно-белого от пережитого страха ковбоя и потряс.
— Тебя туда за каким чёртом понесло?
Парень клацал зубами и лепетал что-то невразумительное. Рассевшиеся на своих загородках цветные пастухи злорадно хохотали и комментировали происшествие.
Увидев подходившего к ним русского офицера, Эркин опомнился, разжал кулаки и вытер ладони о джинсы.
— Чего это они такие, — офицер кивком показал на рассматривающего его Подлюгу, — кровожадные?
Эркин посмотрел на свои сапоги и ответил.
— Скучно им, сэр.
Пастухи, зажимая рты, посыпались с загородок. Но офицер засмеялся, а уж за ним радостно заржали остальные.
Офицер ушёл, а Эркин огляделся: всё-таки парень белый, и могут быть неприятности. Но, к его облегчению, того уже не было. «Штаны менять побежал», — единогласно решили залезающие обратно на жерди пастухи.
Но сорвавшееся красно-пегое большое стадо из чьего-то дальнего загона наделало бед. Пешие пастухи не смогли задержать его, и бычки вломились в посёлок, своротив по дороге два навеса. Фредди заворотил их, выстрелив в воздух рядом с вожаком, а уже за посёлком стадо окружили прискакавшие на неосёдланных лошадях дежурившие при табуне ковбои. Хорошо ещё, не потоптали никого. Хоть люди уцелели.
Бычков загнали, успокоили соседние стада, быстренько смазали по мордам пастухам, что за изгородью не следят. Заодно чуть не побили и их старшего. Но того решили побить потом, когда протрезвеет. А то сейчас всё равно не поймёт, кто его и за что.
— Ну, это долго ждать надо, — костлявый мулат обтёр мокрой ладонью окровавленное лицо.
— А тебе что, — озлился немолодой ковбой, которому в драке порвали рубашку, — приглашение особое нужно, чтоб за изгородью смотрел?! Мордой бы навтыкать тебя!
— Навесы за их счёт чинить, — предложил кто-то.
— Чего-о?!
— А того! Хорошо, не задавило никого…
— А гнать их к дьяволу, пусть в порушенное переселяются!
— Во, дело!
— А тех под их навес!
— Да пошли вы все… Их поставить — раз плюнуть.
— Так и иди и ставь, морда неумытая!
Пока у загона выясняли, кому ставить поваленные навесы, их уже чинили при самом деятельном участии и руководстве Андрея, чья ругань по адресу неумелых помощников разносилась по всему посёлку, вызывая искренний восторг зрителей.
Прибежал от их загона Эркин, и дальше они работали уже вдвоём. Андрей немного успокоился и уже не так ругался, как отругивался от советчиков.
— Поучи свою бабу… — звонкий голос Андрея заглушал дружный хохот.
— Ты языком или чем работаешь?! — перекрывал гомон звучный голос Эркина.
За общей суматохой не заметили проехавших к «русскому дому» машин. Два крытых грузовика и маленькую офицерскую.
Эркин с Андреем, закончив ремонт, уже шли к своему навесу, когда кто-то закричал, что русские чегой-то привезли, и они следом за всеми побежали туда. В плотной перемешанной толпе уже все откуда-то знали, что приехали сапёры, какие-то особенные, что сразу все мины снимут и расчистят…
