Аналогичный мир (СИ) - Зубачева Татьяна Николаевна (читать бесплатно книги без сокращений TXT) 📗
Они всегда спали спина к спине, завернувшись каждый в своё одеяло. Но Эркин помнил, как в питомнике их били за любую попытку утешить, помочь другому, как потом в Паласе белые не давали им даже похлопать друг друга по плечу, по спине, если это не удар, если… с добром, помнил, как умирающий Зибо ловил его руки… и решил. Он не джи, конечно, но… но надо же опереться на кого-то. Тогда, в клетке, они держали друг друга, этим и спаслись. Что не сам по себе каждый. Обнялись, сцепились руками, затолкав раненых в середину, зажали их, не давая упасть. И выдержали. Как Зибо вначале, когда вбил себе в голову, что он и вправду его сын, пытался обнять его… Да мало ли было…
Андрей лежал на спине, укрытый до подбородка, как он и оставил его. Эркин осторожно, опасаясь потревожить, уложил плашмя загораживавший Андрея мешок, быстро разулся, развернул своё одеяло и накрыл Андрея сверху, но не подтолкнул под него, а оба одеяла высвободил с ближнего бока. Осторожно лёг рядом под одеяло и мягко, чтоб не испугать, повернулся на бок, лицом к Андрею. Андрей вздрогнул, что-то совсем неразборчиво пробормотал и всхлипнул.
— Спи, — шепнул Эркин по-русски, благо ухо Андрея совсем рядом.
Андрей повернулся на бок, теперь их лица почти соприкасались.
— Эркин, ты? — шёпот еле слышен, даже так с трудом различается.
— Да.
— Ты… здесь…? Цветных… в лагерь… не отправляют…
— Это не лагерь, — выдохнул Эркин.
— А что?.. Перегон…бычки… Фредди… Его тоже взяли? Он здесь?!
— Это не лагерь, — повторил Эркин, не зная, что ещё сказать.
— Собаки…
— Собак нет.
— И не стреляют. Охрана…
— И охраны нет. Ничего того нет. Ты свободный, — с отчаянием сказал Эркин. Более сильного он не мог придумать.
— Тогда зачем… собаки?
— Нет собак, Андрей. Это посёлок ковбойский.
— А шепчешь почему? — в голосе Андрея недоверие.
— Фредди разбудим. Он устал сильно, один работал.
Андрей помолчал, обдумывая, и спросил:
— А ты?
— Я с тобой сидел. Тебе плохо было.
Андрей молчал долго. Эркин думал, что он уже заснул, когда Андрей вдруг заплакал. Совсем тихо, почти беззвучно. Эркин догадался об этом по тому, как дрожали его плечи. И тогда он обнял Андрея, прижал его к себе. Всхлипывая, Андрей уткнулся лицом в его плечо, и Эркин чувствовал, как намокает от слёз рубашка, и только крепче обнимал, прижимая к себе Андрея, с трудом сам удерживая слёзы. Потом Андрей высвободил руку и тоже обнял его. Они так и уснули, обнявшись.
Фредди проснулся посреди ночи и с минуту полежал, прислушиваясь. Парни спали. Он не может ошибиться: это их дыхание. Значит, то, что ему сквозь сон слышался чей-то плач, сон? Или… или Эндрю всё-таки выкарабкался. Надо сходить проверить стадо. Стараясь не шуметь, Фредди откинул одеяло и встал. Проходя мимо лежанки парней, не удержался и посмотрел. Да, спят. Из-под одеял только макушки торчат, неразличимо чёрная и белёсая. Под одним одеялом, что ли? Значит, что, Эркин всё-таки по-своему сделал. Да… да какого чёрта?! Если это поможет вытащить парня с того света, значит, так и надо.
Выйдя из посёлка, Фредди закурил и пошёл к загонам, изредка подсвечивая себе фонариком. И всё-таки плакал кто-то, не мог он ошибиться. Он такой плач уже слышал. В Уорринге. Тоже ночью. Проснулся, да все они проснулись и слушали, не смея шевельнуться. Тому парню объявили о прибавке срока до пожизненного и переводе в лагерь, а значит, последней ночи в Уорринге. И парень плакал в камере, прощаясь с жизнью. Все знали, что в лагере шансов нет. Никто не рискнул даже голоса подать. Лежали и слушали. Зная, что их это же ждёт. Из Уорринга был один выход. Или там примешь смерть, или в лагере. На Уорринге твоя жизнь кончается. Но ты ещё человек. У тебя есть имя, есть право на прогулки, на передачи, На пересмотр дела, на удачу. Прогулки… на две с половиной минуты, или на полтора часа полной неподвижности под палящим солнцем или проливным холодным дождём. Передачи… он помнит эти вызовы в каптёрку. Когда тюремщик монотонно объявляет, что на твоё имя поступила передача, зачитывает список поступившего, предлагает расписаться в получении… и всё. На руки ничего никогда никому… Тебя уводят. Иногда показывают передачу. Чтоб ты не думал, что тебя обманывают. И он как сейчас видит на столе свою передачу. Две пачки сигарет, две пачки галет, пачка печенья, маленький пакетик «ковбойских» конфет. Джонни никогда не нарушал правил, не подставлял его под нарушение правил и лишение передачи. Он расписывался в получении и уходил. Пусть тюремщики давятся его галетами, обкурятся насмерть. Джонни жив, на свободе и сохраняет связи. Передача в Уорринг — недешёвое дело.
Фредди сплюнул окурок, ещё раз провёл лучом по бычкам и повернул обратно. Если завтра Роб никого не пришлёт в помощь, будет погано. Может, хоть к дневной Эркин сможет отойти к стаду. Хоть на засыпку. Но это если Эндрю оклемается. Пока он не вернулся, одного его оставлять нельзя. Ляжет и застынет. Как тот ковбой…
Фредди зло тряхнул головой, отгоняя ненужные воспоминания. И, войдя под навес, сразу прошёл к своей лежанке и лёг, не посмотрев на парней. Дышат оба, ну так и всё. Хватит. Хорошо, Джонни тогда его на ту квартиру приткнул. А там работа пошла, и ни до чего стало. И вытаскивал его на лето, хоть на месяц, на пастьбу, на перегон, но ковбоем. Не старшим, конечно, и к неболтливым и нелюбопытным. И сколько лет прошло, а увидел Крысу, услышал… и сам едва не ушёл. А прошло ведь… десять лет прошло. Что ж парням… и года нет, как у них всё кончилось, вот и вышибает их туда. Эркин пока сам возвращается. Да и Эндрю… только вот собаки его выбили. Сам, когда увидел их… в первый момент захолодело всё, за кольт чуть не схватился. И остальные… затихли и попрятались. Фредди прислушался: вроде, спокойно спят. Лишь бы ветер не переменился, лая не донёс…
ТЕТРАДЬ ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЁРТАЯ
Эркин встал перед рассветом. Андрей спал, уткнувшись ему в грудь лбом. Эркин осторожно убрал свою руку, обхватывавшую спину Андрея, и мягко снял его руку со своего плеча. Андрей вздохнул, не открывая глаз. Эркин вылез из-под одеял и уже спокойно укутал Андрея. Бесшумно двигаясь, обулся и захлопотал. Развёл посильнее огонь, расставил котелки и кофейник, чтоб побыстрее вскипело, ничем не звякнув, ничего не задев. Когда закипела вода, заварил чаю. Фредди лучше бы кофе, но чайник один, не в котелке же заваривать… А! Ему же прямо в кружке можно. Он быстро вымыл горячей водой миски, расставил их сохнуть. Надо бы теперь воды принести, но как Андрея оставить… Фредди, что ли, разбудить? Так тоже умотался он за вчера.
— Эркин, — тихо окликнули его.
Андрей? Эркин одним броском оказался у лежанки, присел на корточки, чтобы их лица были на одном уровне. Даже в рассветном сумраке видно, как бледен Андрей и какие тёмные круги под глазами, и исхудал он… все кости на лице торчат.
— Что? Ну как ты?
— Ничего, — Андрей попробовал улыбнуться. — Встать вот не могу. Как не моё всё.
— Давай. Держись за меня.
Он помог Андрею обуться, поставил на ноги и повёл, обхватив за спину и закинув его руку себе на плечи. Когда они повернули за угол навеса, Андрей попробовал высвободиться, но Эркин не пустил его, повторив всплывшие вдруг в памяти русские слова и внезапно поняв их смысл:
— Худо станет, не до сраму будет, — и держал Андрея, не давая осесть на землю.
Андрей вздохнул, как всхлипнул, но удержался, не заплакал.
Так же осторожно Эркин отвёл его обратно, помог лечь, разул и снова закутал в одеяла.
— Сейчас чаю попьёшь, горячего.
Обернулся к костру и вздрогнул. Фредди сидел у костра, сосредоточенно разбирая записи в своём блокноте. И только когда Эркин стал наливать чай, не отрываясь от блокнота, бросил:
— Пополам с коньяком сделай.
Его тон исключал всякие пререкания, и Эркин, беззвучно ругая себя за послушание, полез в продуктовый вьюк за бутылкой.
Андрей попытался приподняться на локте и взять кружку, и Эркин только чуть поддерживал, чтобы он не уронил кружку и не обжегся. Андрей пил, останавливаясь после каждого глотка, чтобы перевести дыхание. Когда он допил, Эркин достал шоколад, аккуратно развернул и положил ему под руку.
