Симбиот (СИ) - Федоров Вячеслав Васильевич (книги .TXT, .FB2) 📗
Надо ли говорить о том, что я был чрезвычайно удивлен происходящими событиями? Скорее даже ошарашен. Даже с майором забыл попрощаться. Во что же меня угораздило влипнуть на этот раз?
Как и обещали, мне выдали новенький комплект повседневной формы среднего комсостава ВВС. Темно-синие пилотку, гимнастерку и бриджи. Дали даже сапоги и повседневное снаряжение. Нарукавных знаков на форме не было. Только синие летные петлицы и эмблема Военно-Воздушных Сил. Параллельно поставили на довольствие, после чего препроводили к местному особисту. Тот, молча, подсунул на подпись стопку бумаг, и, удостоверившись в том, что я все подписал, так же молча, выпроводил из кабинета.
Наконец, меня проводили к месту проживания. Довольно большая комната, рассчитанная на взвод солдат. Войдя на порог, вновь почувствовал себя молоденьким курсантом. Хотя, здешние хоромы называть казармами было бы неправильно. Обычно тут были расквартированы части 1 Московской Пролетарской мотострелковой дивизии, ранее бывшей просто стрелковой. Это была как раз та часть, солдаты которой маршировали по Красной площади. Именно на основе немногочисленных встреч с ее бойцами и командирами писали свои статьи иностранные журналисты. Весь личный состав в/ч 5201 был как минимум со средним образованием, а многие знали иностранные языки. Это часть была лицом РККА. Здесь все было образцовое и показательное, в том числе и казармы.
Комната была почти пуста, только на одной из коек кто-то спал. Будить человека я был не намерен, поэтому выбрав кровать поудобней, сам последовал его примеру. Дорога порядком вымотала, и я почти сразу заснул. Проснулся же от звука падения какого-то предмета. Давешнего сони в комнате уже не было, зато появился новенький. Это он что-то уронил. Новобранец был высокого роста, богатырского телосложения и был одет в точно такую же форму, что и я. Правда, мне показалось, будто он и не командир вовсе — выправка не та. Взглянув на часы, убедился в том, что на радостях проспал ужин. Это очень неприятно, учитывая тот факт, что последний раз я ел часов двадцать назад. С этими нерадостными мыслями пришлось отправиться в курилку.
На улице было уже довольно темно, однако в курилке все же кто-то был. Ощупав собственные карманы, убедился в том, что забыл спички. Пришлось попросить одинокого курильщика. В свете вспыхнувшей спички мне удалось рассмотреть его внешность. От неожиданности даже отшатнулся. Лицо человека было изуродовано страшными ожогами и рубцами.
— Что, соколик, страшно? — проговорил незнакомец, каким-то образом рассмотрев мои петлицы: — Мне тоже страшно поначалу было, а потом свыкся.
— Извини.
— А, пустое, — махнул рукой горелый.
— Где тебя так?
— На Финской, — спустя несколько секунду ответил он: — За месяц три раза горел. Два экипажа схоронил… Все что от них осталось. Два раза без царапины вылезал, а вот в третий раз не успел.
— Мне жаль.
— А мне нет! — неожиданно яростно произнес танкист: — Сам дурак, и за дурость свою поплатился! — немного помолчав и успокоившись, он продолжил: — Я на двадцать шестых воевал. На командирских машинах радиостанции стоят с поручневой антенной. Все линейные танки без поручней, а мой с поручнем. Так мало того, что эта штуковина не работает как нужно, так она еще и демаскирует. Вот он я, командир подразделения, стреляйте по мне! Вот финны и стреляли. Весь огонь на мне сосредоточат, подожгут, а потом гоняют по полю остатки разбредающегося батальона. Народ неопытный, только-только призван был. В общем, в третий раз, насмотревшись на наши художества, пехота за нами не пошла. Сразу залегли. А мы, как назло, до самых траншей щюцкоровских добрались. Там нас и жечь начали. Одного за другим. И вот лежу я в госпитале и думаю, а так ли уж много ума было нужно для того, чтобы догадаться поставить на остальных танках имитацию этих дурацких поручней? А? Как ты думаешь, соколик?
Танкист, отбросив окурок, отвернулся и, не прощаясь, ушел.
В казарму я вернулся обуреваемый нехорошими мыслями. Слова незнакомого танкиста засели как кость в горле и не давали думать ни о чем другом. Поэтому войдя в комнату, не сразу понял, что обращаются ко мне:
— Товарищ … летчик, — с небольшой заминкой произнес новенький: — Товарищ летчик! Я видел, что вы не ужинали. Приглашаю вас присоединиться. Мне вот жена собрать успела.
— Спасибо, не откажусь. Меня кстати Арсений зовут…
Спустя некоторое время пришел и третий. Тот, которого я так и не смог разглядеть. Он, кстати, тоже летчиком оказался. Парень с радостью присоединился к нашей компании, добавив и своих харчей. За едой все перезнакомились и завели непринужденную беседу. Заговорились далеко за полночь. Когда, наконец, все утихомирились, я смог спокойно заняться собственными мыслями.
Врученный майором конверт содержал предложение сформулировать свои замечания относительно сложившейся в армии ситуации. Было предложено высказать свои соображения по устранению замеченных недостатков и ошибок, а также изложить конкретные предложения по дальнейшему развитию тактики и вооружения. Ничего нового. Что-то подобное уже не раз обдумывалось и озвучивалось на многочисленных летно-тактических конференциях. Правда, результата это никакого не приносило. Все наработки странным образом исчезали в недрах Наркомата обороны и никаких конкретных изменений не происходило. Быть может, в этот раз что-то получится? Странный разговор с обгорелым танкистом почему-то говорил мне о том, что на это есть хорошие шансы. Нельзя упустить их.
Два прошедших военных конфликта коренным образом изменили мое мнение на роль и значение авиации в будущих сражениях. Халхин-Гольский инцидент убедительно доказал, что активной фазе наземных боевых действий предшествует фаза завоевания господства в воздухе. И та и другая сторона, смогли достигнуть успехов в сухопутном противостоянии только в период преобладания в воздухе собственной авиации. Сначала японцы, уничтожив незначительные по численности, плохо вооруженные и обученные советские подразделения, изначально дислоцированные в Монголии, смогли достаточно легко продвинуться вглубь ее территории. Затем, многократно усиленные наши части, в упорных боях перемолов авиацию японцев, способствовали сначала остановке их продвижения, а потом и разгрому. На последних этапах, ВВС самостоятельно смогли выявить и уничтожить сосредотачивающиеся для контрудара части противника. Все это говорило о том, что первым объектом воздействия наступающей стороны станут военно-воздушные силы обороняющегося и его аэродромы. И здесь существовал первый глобальный просчет нашего командования. Аэродромы не имели мощного зенитного прикрытия. И японцы доказали ущербность подобной точки зрения, несколько раз нанеся внезапные удары по нашим аэродромам и добившись при этом значительных результатов. Основываясь на этом логично предположить, что необходимо превратить собственные взлетные полосы в неприступные узлы противовоздушной обороны, которые должны минимизировать ущерб от воздействия самолетов противника. В свою очередь, наши ВВС, опираясь на эти крепости, смогут вступить в борьбу за завоевание превосходства в воздухе.
Еще одним серьезнейшим упущением, являлось полнейшее пренебрежение средствами маскировки и инженерного оборудования аэродромов. Самолеты, склады боеприпасов и горючего стояли прямо на земле, без каких-либо укрытий, лишь иногда прикрытые маскировочными сетями. Только понеся значительные потери от бомбовых ударов, мы догадались отрывать для самолетов капониры и размещать их в хаотичном порядке, практически исключая возможность повреждения техники осколками.
Тактические схемы и организационная структура ВВС, вызывали неоднократную критику со стороны опытных летчиков. Плотные боевые порядки звеньев, состоящих из трех самолетов, были чрезвычайно неудобны. Во-первых, тесное расположение самолетов держало летчиков в постоянном напряжении, а ведомые, вместо того чтобы наблюдать за окружающей обстановкой, следили только за тем, чтобы не врезаться в ведущего. За это упущение было заплачено немалым количеством жизней. Во-вторых, в первые же секунды боя, трехсамолетное звено немедленно разваливалось, поскольку ведомый, находящийся внутри окружности поворота, был вынужден сбрасывать скорость или нырять под ведущего, чтобы избежать столкновения, и весь бой превращался в неуправляемую схватку одиночных машин. Наверстать потерянную высоту или скорость в условиях боя было очень сложно, а одинокие самолеты превращались в легкую добычу более организованного противника. Все летчики, имеющие боевой опыт, в один голос утверждали о необходимости срочного перехода к звеньям, состоящим из двух пар самолетов. При этом боевой порядок обязан быть разомкнутым, чтобы ни в коем случае не ограничивать маневры и не отвлекать внимание пилотов. По каким причинам эти изменения до сих пор не были приняты, разумного объяснения дать никто не мог.
