Варяжское море. Часть II. Ярл (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич (читать книги .TXT, .FB2) 📗
— Я прикрою тебя.
Отрицательно мотнув головой в ответ на крайне твердо произнесенные любимой слова, раздавшиеся из-под маски Хельги, я было открыл рот, чтобы призвать спутников отступить к рядам воинов, как в один голос заговорили разом и ближники, и новгородец:
— Это берсерк, ярл!
— Ты главное, не стой на месте, не пытайся принимать его удары на щит…
— Первый натиск самый страшный! Удары чудовищной силы будут, а ты под них не подставляйся! Парируй, отступай, ищи брешь в его защите — они ведь в боевом безумии о ней не думают! Так, говорят, Сигурд Убийца берсерков с ними и справлялся…
Поток информации буквально оглушил меня, и сквозь хаос голосов моих приближенных я отчетливо расслышал лишь Олин голос:
— Я не дам ему убить тебя, не дам! Только не стой перед ним, коли будет побеждать, не закрывай телом!
Любимая порывисто дернулась ко мне, словно желая поцеловать — однако в последний миг вспомнила о маске, и лишь крепко приобняла левой рукой, после чего так же порывисто шагнула в сторону. Ближники же синхронно кивнули мне, безмолвно подбадривая и одновременно желая удачи. А потом все они разом также шагнули назад, вслед за Ольгой начав медленно пятиться к строю замерших в полнейшей тишине воинов.
И в этой тяжелой, гнетущей, безмолвной тишине берсерк Перун приближается ко мне, прожигая бешеными взглядом горящих яростью глаз…
Вооруженный деревянным щитом и секирой-бродэксом, на очередном шаге глухо рычащий воин вдруг вцепился зубами в кромку щита и начал его буквально грызть! В памяти тут же всплыло все, что я слышал о подобных ему скандинавских бойцах, подверженных в схватке боевому безумию — а потом, в краткий миг озарения, пришло очередное воспоминание… Берсерки, обладающие в схватке чудовищной силой, по-волчьи или по-медвежьи рычащие, в припадке ярости готовые убить даже друзей или соратников — берсерки были признаны в крещеной Норвегии и Швеции бесноватыми. И что важно, это понятие подходит для подобных им как нельзя кстати! Я ведь сам перед последним «погружением» брал благословение в Годеново, где стоит нерукотворный Животворящий Крест Господень, постоянно имеющий температуру человеческого тела… До последнего меня не отпускали сомнения на счет того, что деревянный крест просто подогревают изнутри –пока в практически пустой храм двое мужчин не привели цыганку, начавшую утробно рычать при одном только виде Креста! Мужчины крепко ее держали, и взяв благословение у священника, приложили ее ко Кресту, как раз удачно открытому в тот день — впечатления от увиденного у меня были далеко неоднозначные! А позже со мной поделились рассказами и о том, что иные бесноватые буквально раскидывали тех, кто пытался удержать их с силой, никогда ранее в них не замеченной… И вот что характерно, рык приближающегося ко мне Перуна был один в один как рык той бесноватой цыганки!
И в этот самый миг сомнения, охватившие меня при виде могучего воина, будто ветром сдуло! Воткнув уже покинувший ножны меч в землю, я немедленно перекрестился, начав читать про себя девяностый псалом «Живый в помощи». Тот самый псалом, коий святой праведный воин (а в зрелые годы «просто» самый знаменитый русский адмирал!) Федор Ушаков наставлял разучивать и читать в битве своих моряков:
Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небесного водворится…
Берсерк, сблизившийся со мной уже на десять шагов, рывком отбросил погрызенный щит в сторону, после чего рванул ко мне с глухим, пугающим ревом, одновременно вырвав из ножен меч!
Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него…
Выхватив собственный клинок из земли, я рванул навстречу противнику, надеясь закончить бой одним ударом, воспользовавшись преимуществом харалуга. Однако Перун столь стремительно взмахнул перед собой «каролингом», что я остановил движение перед молнией сверкнувшей сталью, едва не дотянувшейся острием до моего горла! А сверху тут же рухнул бродэкс викинга, под который я рефлекторно подставил щит…
…и под криле Его надеешься: оружием обыдет тя истина Его…
Оглушительно хрустнуло дерево защиты, руку пронзило острой болью, и я рефлекторно припал на правое колено… Хорошо хоть, бродэкс зацепил и стальной умбон, что спасло меня от куда худших последствий, чем просто боль от чудовищной отдачи удара! А следом, в уже треснувший под секирой щит врезался и клинок врага…
Не убоишься от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тьме преходящия, от сряща, и беса полуденного…
Не знаю, каким чудом я подставил под рухнувший сверху меч собственный «кладенца». Однако «каролинг» берсерка, разрубивший пополам окованный стальными полосами щит (!), со всего маху вгрызся лезвием в лезвие харалуга… И верхняя часть клинка Перуна отлетела в сторону, пробороздив глубокую полосу на полумаске моего шлема!
Не приидет к тебе зло, и рана не приближится телеси твоему, яко Ангелом Своим заповесть о тебе, сохранити тя во всех путях твоих…
Противник с жутким ревом воздел оружие над головой, стремясь нанести добивающие удары — кажется, он даже не заметил, что его меч укоротился! Но в тот миг, когда он распрямился, подняв руки, мне целиком и полностью открылся его корпус — всего на мгновение… Но мне этого мгновения хватило.
…на аспида и василиска наступиши, и попереши льва и змия…
Опытные охотники на медведей говорят, что могучий лесной зверь нередко выпрямляется перед атакой, нужно лишь правильным образом его раздразнить — и в этот миг открывается самое уязвимое его место, горло. Куда и нужно разить копьем! До горла берсерка, коих нередко сравнивают с медведями, я бы не успел дотянуться, потому одним стремительным, точным уколом вогнал острие клинка в солнечное сплетение дернувшегося от удара противника… А потом рывком встал, налегая на рукоять меча, углубившегося в плоть берсерка едва ли не на половину, насквозь пронзив его тело снизу-вверх.
Воззовет ко Мне, и услышу его: с ним есмь в скорби, изму его, и прославлю его, долготою дней исполню его, и явлю ему спасение Мое.
В налившихся кровью глазах Перуна наконец-то промелькнуло осмысленное выражение, потеснившее звериную ярость. Даже целый калейдоскоп чувств и эмоций — от искреннего удивления, испуга, неверия, страха, до какого-то отрешенного спокойствия. А потом по телу его пробежала дрожь — и я едва успел отскочить от рухнувших сверху секиры и обломанного клинка! Поединщик «восточных викингов» криво усмехнулся моему пугливому прыжку, попытался сделать шаг вперед — и ему это удалось! Тогда он перенес вес тела на левую ногу, чтобы оттолкнуться и сделать уже второй шаг под моим изумленным взглядом — однако нога его подкосилась, и враг пал наземь всем телом, будто срубленное дерево…
Целую секунду над полем висела безмолвная тишина — а после яростный, торжествующий клич славянских воев раздался за моей спиной! Еще секундой спустя торжествующе улыбнулся и я, поверив, наконец, в победу — и ища глазами волхва в рядах эстов! Однако его я так и не увидел, более того: войско эстов неожиданно двинулось… В сторону леса! Не понимая что происходит, я замер на месте: был же хольмганг, был поединок, с условиями которого противник согласился! Я, правда, не столь наивен и допускал, что «восточные викинги» кинутся в атаку, даже если их поединщик потерпит поражение, однако эсты просто покидали поле несостоявшейся битвы на моих глазах…
Да, все это было как вчера. Поступок противника еще какое-то время оставался для меня загадкой, пока первые поселенцы не вернулись в городище с просьбой впустить их в оставленные ранее дома. Учитывая, что девять десятых вернувшихся были женщины с детьми, я не был против — все же вряд ли возможно получить удар в спину от баб… Так вот, они и поведали мне о причинах необычного поступка вражеского войска. Как оказалось, Перун был не просто знаменитым на весь остров поединщиком, он был воспитанным при капище «воином богов», наделенным «божественной силой». В предыдущей битве с нашей ратью он не принял участие, так как сраженный мной вождь в свое время здорово потеснил влияние волхвов, не желая делить с ними власть, его поддержали и другие ярлы «восточных викингов». А вот когда лучшие мужи эстов пали, тогда-то как раз и подняли голову волхвы, сумев объединить островитян под своим началом и приведя всех способных драться на поле боя. Верховный жрец обещал, что Перун покарает меня в поединке, коли тот состоится — а если нет, элитный боец язычников должен был повести людей в сечу… При этом все видели, как я перекрестился перед началом хольмганга, воткнув перед собой клинок — и невольно предав тому вид распятия! А вот результат состоявшейся схватки, должный убедить эстов Эйсюсла в безоговорочном авторитете волхвов, обернулся крахом надежд… Тому еще хватило влияния увести людей с поля, не дав выполнить условие хольмганга, но вскоре его слова окончательно обесценились, а воины разошлись.... Теперь же «восточные викинги» разобщены, уцелевших вождей тянет из одной стороны в другую — кто-то призывает признать меня конунгом, кто-то наоборот, жаждет мести, третьи сохраняют нейтралитет. И что самое удивительное, никто не держится за свой выбор до последнего — вожди меняют мнение под влиянием окружения, в переговорах… Зато волхвы растеряли большую часть собственного влияния, и нет более сильного лидера, способного объединить племя и привести его к единственному решению: принять меня или вновь попытать счастья в битве…
