Боги не дремлют - Шхиян Сергей (читать книги полные TXT) 📗
– Просто ты его не оценил, он совсем другой человек, чем кажется, тем, кто его мало знает, – ответила она.
Как водится, о мертвых или хорошо, или ничего, потому я промолчал и не сказал, что на самом деле думаю о Викторе Абрамовиче и ее нелепом выборе.
– Виктор меня фактически спас, – задумчиво, сказала она. – После смерти мамы у меня был очень небольшой выбор, стать любовницей богатого купца или женой мелкопоместного вдовца-помещика, у которого мама служила гувернанткой. Виктор взял меня к себе, сделал дочерью, а потом на мне женился. Причем, как женщина я ему была не нужна. Он такими глупостями не интересовался.
– Мне показалось, что он очень странный человек, – нашел я обтекаемую форму высказать свое мнение.
– Да, странный, – сразу же согласилась она, – в нем уживались мелочность и великодушие, глупость и высокий разум. Он мог хвастаться самыми непонятными, ничтожными вещами и ничего не говорить о своих подвигах и великих открытиях.
Мне никак не хотелось представить Пузырева великим человеком. Однако в жизни бывают самые невероятные хитросплетения, и я невольно согласился:
– Да, пожалуй, я тоже встречал таких людей. Как говорится: «И гений, парадоксов друг». А почему, если он так хорошо к тебе относился, называл транжирой и французской шалавой?
Матильда, видимо вспомнила наш с Пузыревым разговор в карете, когда ей было запрещено понимать русский язык, и рассмеялась.
– А что, он прав, я действительно очень люблю тратить деньги, люблю красивые наряды, ну и с… остальным тоже трудно спорить. Что тебе сегодняшней ночью я и постараюсь доказать! – лукаво сказала она.
– Если только у тебя когда-нибудь высохнут волосы, – уныло проговорил я. – Мне не хочется каркать, но все-таки идет война, а мы зря теряем время.
– Ну, уж нет! Как на войне у нас было вчера, а сегодня у нас будет настоящая первая брачная ночь. Все будет красиво, как в сказке. Обещаю, научить тебя настоящей французской любви!
– Ты меня собираешься чему-то учить? Девочка, я моложе тебя почти на двести лет, ты даже не представляешь, как далеко ушло общество в понимании, в умении… Короче говоря, в таких вопросах. Вам и не снилось, что умеют выделывать ваши праправнуки и праправнучки! Вы по сравнению с нами малые дети!
– Ну, это мы еще посмотрим, – ехидно усмехнулась прапрабабушка, – языком молоть вы действительно умеете! Проверим вас в деле!
– Так и я о том же самом, сколько можно ждать, когда высохнут твои… э… прекрасные волосы!
– Ладно! – решила, наконец, Матильда. – В крайнем случае, потом досушу!
Теперь я помогал ей не раздеваться, а одеваться и это чуть не затянуло процесс до утра. Однако благоразумная, прагматичная европейка в самый возвышенный момент, пресекла широкий порыв русской души и сумела отбиться от ее настойчивого нетерпения.
Мы мирно вернулись в избу. Староста сразу же доложил, что место для ночлега подобрал самое лучшее и пообещал, что мы будем им довольны. Мне такое длинное предисловие не понравилось, обычно после радужной преамбулы начинаются всяческие накладки и оговорки. Однако оказалось, что дело здесь не в легком жульничестве. Когда мы изъявили готовность тотчас воспользоваться его предложением, он смутился и, глядя в сторону, спросил, не смогу ли я проведать еще одного больного. Само собой, мне в состоянии нетерпеливого ожидания, перед предстоящей схваткой двух эпох, только и было дела, что заниматься частной врачебной практикой, но он так умоляюще на меня посмотрел, что я не смог отказать.
– Далеко идти? – обреченно спросил я, с упреком посмотрев на строптивого корнета.
А как бы было славно остаться в бане!…
– Тут по пути, – обрадовался староста. – Там и делов-то, тьфу, быстрее, чем с моим сыном управишься.
– Тоже раненный? – догадался я.
– Понятное дело, хранцуз, которого ты саблей огрел.
– Француз?! – переспросил я, посмотрев на мужика совсем другими глазами. Такого великодушия от победителей я, честно говоря, не ожидал. Вот что, значит, простой русский человек! – Ладно, пойдем смотреть твоего француза. А как себя чувствует второй раненый?
– Что ему, сатане, сделается, понятное дело, лежит себе. Даст Бог, не помрет.
Мы вышли на улицу. Староста шел впереди, предупреждая об участках непролазной грязи и глубоких лужах.
Когда мы подошли к избе, в которой лежал его протеже, я опять спросил о втором французе и остальных раненных крестьянах.
– Слава Богу, пока все живы, – ответил он. – И второй тоже здесь, их наша знахарка лечит.
Мы вошли в избу. Действительно, оба раненых француза оказались в одном месте. Навстречу нам вышла аккуратная худенькая старушка и, с поклоном, показала на лавку. На ней под бараньим тулупом лежал коротко стриженный человек. Я его спросил по-французски, как он себя чувствует. Пыл схватки давно миновал, и я больше не испытывал к драгунам никакой ненависти.
– Так вы не француз? – почему-то очень удивился он. – Тогда почему на вас наша форма?
– Мы русские, – ответил я, – просто, так получилось, нам с товарищем больше не во что было одеться.
– Тогда совсем другое дело! – воскликнул драгун, заметно расслабляясь. – А я решил, что вы предали императора и Великую армию!
Обсуждать с ним принципы патриотизма и рыцарской чести у меня не было ни времени, ни желания. Вопрос был, скорее, к старосте, получалось, что фактически он заманил нас в ловушку.
Оставаясь настороже чтобы случайно не получить удар кинжалом в бок, я подошел к лавке на которой лежал раненый герой.
– Что вас беспокоит? – спросил я, прикладывая ему руку ко лбу.
– Теперь ничего, – упавшим голосом ответил он. – Я думал, вы наши уланы и хотел наказать вас за предательство!
– Понятно, а как себя чувствует ваш товарищ?
– Он без памяти, боюсь, скоро умрет.
– Ладно, раз уж мы пришли, попробую ему помочь, – сказал я, переходя ко второму раненому.
Староста, каким-то образом догадавшись, о чем у нас был разговор, ко мне не подходил, деликатно покашливал, стоя за спиной. Когда я кончил возиться со вторым драгуном, покаянно сказал:
– Видать, барин, промашка получилась. Понятное дело, ошибиться каждый может.
– Сколько он тебе заплатил, можешь мне не говорить, – сказал я, – только объясни, как вам с ним удалось договориться?
– Так что ж тут объяснять? На пальцах и договорились. Я-то, по простоте своей, подумал, что он хороший человек, денег не жалеет, вот и решил поспособствовать.
– Понятно, а теперь у тебя открылись глаза. Ладно, веди нас на постой, а то мой товарищ устал ждать.
Мы опять вышли на деревенскую улицу. Я попытался вернуть себе прежний энтузиазм, но настроение испортилось. Матильда, догадываясь, что я расстроен, взяла за руку и шла, стараясь, по возможности, лишний раз прикоснуться бедром. Это почему-то помогло и скоро я начал думать, что жизнь, в конце концов, не так уж и плоха и не все люди сволочи. И вообще, самое главное в жизни, это любовь. Неважно к кому или чему: родине, императору или женщине.
– Вот та самая изба, понятное дело, и есть, – сказал наш поводырь, останавливаясь возле раскрытых ворот, – думаю, будете премного довольны.
На этот раз все было, так как он обещал. Изба оказалась протопленной и чисто выметенной. На столе нас дожидался ужин: крынка парного молока и теплый пирог с капустой. Рядом со мной была желанная женщина…
Что еще нужно человеку, чтобы чувствовать себя счастливым? Здесь для этого было главное, тепло, кров, пища и, надеюсь, любовь. Пусть даже на один краткий миг.
Староста, убедившись, что к нашему приходу подготовились, простился и ушел. Мы, наконец, остались одни. Почему-то между нами на какое-то время возникла неловкость, Я, чтобы чем-то почувствовать себя в своей тарелке, отцепил саблю, повесил на гвоздь уланку и, только после этого, подошел к столу. Матильда тоже избавилась от оружия, села на лавку и вытянула вперед ноги в промокших сапогах. Пока мы оба не произнесли ни слова.
Посидев с закрытыми глазами, она словно очнулась, чему-то улыбнулась и поправила оплывшую свечу. Огонек стал чуть ярче и его слабый ее неровный свет заплясал по темным, бревенчатым стенам.
