Назад в СССР: демон бокса (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич (читать полную версию книги TXT, FB2) 📗
Слева ему в голову полетел свинг, правая точно также описывала круги. Отбив свинг, он ждал эту правую… И шикарно пропустил второй свинг левой. Этот приём — безрезультатный первый удар и повторный точный второй — профи именуют «леверпанч», в СССР он не распространён, а вот благодаря «Вышнему», хоть какая-то от него польза, что-то удалось позаимствовать из западного арсенала.
Саша закачался, безвольно уронив руки. Я не пытался добивать, тем более рефери не дожидался полотенца от секунданта и прекратил бой. Два нокдауна в одном раунде для взрослых ещё терпимо, а детско-юношеском спорте — перебор.
— За явным преимуществом победу во втором раунде одержал…
По крайней мере, при оглашении вердикта побеждённый вихлялся по другую сторону от рефери и выглядел вполне живо, главное — вертикально, а не валялся на покрытии, нюхая нашатырь. Я утолил чаяния и Ботвинника, и Когана. Если они не замышляли иное.
Когда вышли с Моней из Дома офицеров, он цвёл революционной гвоздикой — от победы в своей категории и от побоев на лице, как раз грянул салют в честь Дня Советской армии.
— Классно наша артиллерия бьёт по арабам! Даже здесь слышно.
Он прижал палец к губам, потом покрутил у виска. Мальчик из хорошей семьи, папа — бухгалтер в торге, мама — гинеколог, сестра на скрипочке играет, Моисей был воспитан в строгом духе советского еврейского катехизиса, где первые три страницы исписаны только одним: «Не…зди о политике!» Глагол на букву «пи».
А меня под локоть схватила мама тела, испортив праздник.
Глава 8
О роли телевизоров «Горизонт» в единоборствах
О, ни слова упрёка! Родительница рассыпалась в похвалах. Не удержалась, вставив реплику о «жестокости» бокса, но тут же добавила, что гордится мной. Провожала к дому бабушки-дедушки через парк, помогая нести призовой кубок.
Через минут пять, под лишёнными листьев старыми липами, посаженными, наверно, не то что до войны — до революции, она перешла к основному. Я молчал, не мешая заранее расписанному сценарию спича.
— Ты должен помириться с папой.
— Он на меня напал первым. Ты первая затеяла и спровоцировала конфликт, пытаясь запретить бокс. Это вы должны со мной мириться, если захотите, а не я.
Дипломат из меня такой себе. Я не Киссинджер и не Громыко. Тем более статус-кво на какое-то время предпочтительнее.
— Папа ещё дуется… Он считает тебя несмышлёнышем, которому вправе отвешивать подзатыльники, а ты можешь только благодарить за науку.
— Мне возвращаться на Одоевского за подзатыльниками? Благодарю покорно. Тем более, ты в детстве лупила меня гораздо чаще. Вы лимит свой выбрали. Хватит.
Мама тела начала сердиться, коль я второй раз подряд упомянул её собственные грехи, ей тщательно забытые. Не знает, что за чертой Вечности они учтены и выльются в загробные муки. Родителям нельзя бить детей, даже если очень хочется.
— Но ты же не можешь жить на Войсковом вечно!
— За этот кубок я точно получу место в интернате. Дай сюда, сам понесу.
Меня больше волновало, проболтался ли ей брат, что еду в Москву на соревы. Вдруг упрётся: не пущу, и всё тут. Родитель формально имеет право запретить. Паспорта у меня нет, свидетельство о рождении, единственный документ советского ребёнка, пусть без фото, я прихватил, съезжая с квартиры. Но достаточно стукануть в милицию на вокзале, и — «Моска, гуд бай».
Пронесло. Она проводила меня до калитки в бабушкин дворик, дальше не пошла. Повторила дядкин наказ: попроси у папы прощения, даже если ты не виноват.
— Добавь ещё: ты старше и умнее, не держи зла на глупенького несмышлёныша Женю. Ма, порой я себя чувствую и правда на две тысячи лет старше этого… профессора КПСС.
Тут мы оба засмеялись. Мама тела больше не скрывала, что относится к коммунистической пропаганде, мягко говоря, с сарказмом. Оттого имеет интеллектуальные преимущества перед свято верящими в преимущества хозрасчёта. Её супруг на фоне мании величия от приближающегося профессорства буквально на глазах поглупел, в результате поплыл, словно стукнутый в голову боксёр. Столь частое повторение с лекционной трибуны лозунгов о судьбоносности решений очередного партсъезда начало исподволь влиять на его взгляды, он бросил слушать «голоса» и перестал веселиться от анекдотов про Ленина и Брежнева. Словом, если вспомнить деление коммунистов на карьеристов и идиотов, переполз во вторую категорию.
Порой хотелось помочь ей, мыкавшейся с титулованным научным коммунистом. Заодно рассказать, какую силу получит в будущем рыночная экономика Российской Федерации, пусть даже утратившей доминионы-республики бывшего СССР. За два года санкций после начала военных действий в Украине не только не развалилась, в чём-то окрепла, приспособилась, импортозаместилась, наладился параллельный импорт, даже близко не видно того кризиса, что охватил Советский Союз после вторжения в Афганистан. В восьмидесятых продовольствие ввозилось из-за рубежа миллионами тонн, не хватало самого необходимого, в том числе отечественного производства, рубль обесценился, полки опустели, за колбасой отвратительного качества выстраивались длиннющие очереди, граждане «нерушимого» посылали партию и правительство к хренам собачьим, шахтёры оккупировали Красную площадь и стучали касками по булыжной мостовой, требуя нормальных условий жизни и труда. В семьдесят четвёртом, когда мы стояли у калитки, а я сжимал свой первый жестяной кубок по боксу, Советский Союз проходил через достаточно благополучные времена. Родителям тела, есть надежда, что и бабушка с дедушкой доживут, ещё предстоит вкусить прелести горбачёвских реформ и его «перестройки». Пусть пока пребывают в неведении, наслаждаются настоящим, где нет большей проблемы, чем лёгкая размолвка в семье.
Мы расстались, она обещала звонить, а через час я со спортивной сумкой на плече спешил на вокзал.
Опасения Кима, что выдохнусь в Минске, не оправдались. Финал с Сашей получился вполне лайтовый. Поэтому в Москве довольно увлечённо шёл к победе. Пока меня не дисквалифицировали в полуфинале за удар ногой в пах соперника с причинением увечий.
Утром в союзном офисе «Динамо» нам прокручивали едва высохшую киноплёнку, запечатлевшую тот злосчастный поединок. Шум поднялся выше кремлёвских звёзд: пацан с отбитыми тестикулами происходил из высокопоставленной армейской семьи, типа родственники замминистра обороны СССР. Стоял вопрос о полном запрете контактных единоборств для малолеток, моё изгнание из «Динамо» и вообще из спорта даже не обсуждалось, само собой разумеющееся, а вопрос об уголовной ответственности за разрыв мошонки и утрату фертильности потерпевшим отпал только из-за недостижения мной нужного возраста.
В кинозал набилось человек сорок, включая всю белорусскую делегацию.
— Интересно, что они собираются запрещать? — собеседник Кима говорил вроде тихо, но чтоб все слышали. — Боевое самбо среди несовершеннолетних и так нелегально. Максимум, могут организовать неприятности устроителям турнира, разослать строгие цидулины по секциям — до восемнадцати только спортивное самбо, не боевое.
— Но меня — в расход? — пискнул я.
— Да, Валерий, — откровенно ответил знаток московских нравов. — Нужен козёл отпущения. Ты им назначен. Пока смотрим кино.
«Заметили скромного Козлика и избрали в козлы отпущения», пел Высоцкий, сумевший поразительно отразить в своих стихах буквально все неприглядные стороны советской жизни. Я на козла не подписывался.
На обычной скорости воспроизведения хорошо было видно, что мы с Аничкиным начали атаку практически одновременно. Помню, пробовал провести отработанную коронку — мая-гери правой со сближением и переходом к тройке цуки. Прямые удары руками вряд ли достигают цели, они служат для отвлечения, потому что нога, согнувшись в колене, не отводилась назад в исходное, а выстреливалась мимо правого бока противника ради вишенки на тортике — пяткой в почку. Приём, не подводивший с первых «Трудовых резервов» против боксёров. Далее — по обстоятельствам, как вариант проходил резкий разворот корпусом и удар левым локтем. Дальше или добивание, или сразу «уносите тело».
