Дорога за горизонт - Батыршин Борис (читаем книги онлайн txt) 📗
Так что, когда из небольшой калитки, шагах в пятидесяти от главных ворот кубарем выскочили Семёнов, за ним ошалелый Евсеин, нагруженный какими-то свёртками, а последним, вооружённый сразу двумя револьверами кондуктор, – это событие поначалу прошло для охраны незамеченным. И лишь когда унтер повернулся и принялся палить с двух рук по фигурам, возникшим на фоне той же калитки, бдительные служаки всполошились и принялись расхватывать амуницию. Со стороны тёмных фигур, засверкали вспышки ответных выстрелов, к перестрелке присоединились казаки с поручиком. Садыков, торопливо расстреливая барабан в сторону неведомых супостатов, краем глаза заметил, что воинские приготовления стражников потерпели фиаско: все пятеро стояли у стены, понуро опустив головы; пики и приметное ружьё валялись в пыли, а перед хедивовыми вояками горой высился урядник, выразительно покачивающий револьвером.
Стрельба стихла; тёмные незнакомцы, оценив численное преимущество и огневое превосходство противника рассыпались в стороны, и теперь не имелось препятствий для организованного отступления. Что и было проделано в полнейшем порядке и без излишней суеты; Урядник напоследок беззлобно, больше для порядку, заехал в ухо владельцу инкрустированного самопала. Бедняга полетел кубарем в пыль, окончательно приведя своё платье в плачевный вид. Казак пнул сваленное в кучу холодное оружие и потрусил прочь, настороженно оглядываясь – из темноты в спины отступающим вполне могли прилететь ещё пули.
– Скорее, вашбродь, скорее! Щас из ентого осиного гнезда, дворец который, османы полезут – тут-то нам и амба! А то и хуже того, англичашка набежит! Они хоть и хрестьянскому богу молятся, на всё одно, хрен редьки не слаще – наивреднейшая на свете нация!
Олег Иванович остановился, и прислонился к стене, переводя дух. Сил больше не было. Сумасшедшая гонка по кварталам Александрии привела беглецов на задворках порта. Ни к консулу, ни в посольский особняк идти не решились – как только стало ясно, что шум, поднятый у дворца стихать не собирается, а пожаром, захлёстывает квартал за кварталом, было решено спрятаться до поры в местечке поукромнее. Кондуктор Кондрат Филимоныч прав – англичане, конечно, не преминут обвинить Семёнова и его спутников в нарушении общественного порядка – а то и в чём похуже. Египетские чиновники ходили у британской администрации на коротком поводке, так что тут можно было ожидать любой пакости – вплоть до обвинения в оскорблении святынь или убийстве. Долго ли найти труп какого-нибудь бродяги и, понаделав в нём дырок подходящего калибра, предъявить в качестве доказательства бесчинств русских гостей?
Хорошо хоть, удалось отправить в особняк одного из казачков со строгим наказом Антипу – бросив всё, перетаскивать имущество экспедиции к консулу.
И не к русскому консулу, возле резиденции которого их, вне всяких сомнений уже поджидают, а к германскому. Спасибо покойнику Бурхардту – он еще в подземелье успел черкнуть на несколько слов, как раз на подобный случай. Отношения между подданными королевы Виктории и кайзера Вильгельма Второго колебались от натянутых до остро неприязненных, так что русские вполне могли рассчитывать на содействие. Тем более, что дело касалось лишь багажа; испытывать судьбу и искать убежища самим не стоит. Английская администрация в этом египетском захолустье вряд ли станет церемониться и соблюдать все закорючки дипломатического этикета.
Оставался вопрос – как выбираться из Александрии? Немецкий пакетбот до Адена отправляется только послезавтра; протянуть сутки с лишним, скрываясь в александрийских трущобах – нечего и думать. Правда, за это время нашлось отходили ещё четыре парохода, и два, к тому же, в Суэц и Аден, но все – под английскими флагами. Нет, проще уж прямо сейчас сдаться англичанам!
Можно, впрочем, найти какую-нибудь местную посудину: рыбацкий или каботажный парусник, фелюку с арабской командой. И неважно, куда оно направляется, лишь бы вырваться из-под тяжкой лапы британского льва. А там уж найти пароход, идущий в нужном направлении. Задержка, конечно; но лучше потерять неделю-другую, чем надолго застрять в египетской тюрьме. Насчёт способности российского консула оказать помощь соотечественникам после такого скандала, путешественники иллюзий не испытывали.
Стрелки показывали третий час пополуночи; крики и пальба в Старом Городе стихли, но патрулей на улицах меньше не стало. И не только египетских стражников, а шотландцкв в клетчатых килтах, красных куртках и смешных пилотках-гленгарри на рыжих головах. Вот с этими шутить не стоит; наш даже кондуктор отозвался о «юбочниках» с уважением и плохо скрываемой злобой – уж чего-чего, а драк с шотландскими стрелками по кабакам он за свою морскую службу повидал немало.
До утра решили пересидеть в старом, полуразвалившемся пакгаузе. А к утру, глядишь, вернётся казак, посланный за Антипом; что-нибудь да образуется.
Но раньше появился сам Антип – и вовсе не в компании забайкальца.
– Ваше благородие, господин Семёнов! Вас тут дамочка спрашивает, с «Леопольдины». Ну, с яхты, возле которой наша «Одесса» встала? Они нас со Степаном на улице повстречали, когда мы к немецкому послу багаж волокли – и сразу же завернули к себе, в порт. Мы поначалу думали её послать куды подале, так дамочка заявила, что ежели мы сейчас её не послушаем – то она сдаст нас энтим, в юбках, али стражникам османским! Вот и пришлось, уж не обессудьте, вашбродь! Степан на пирсе, с барахлишком остался, а я к вам побёг!
Степаном звали забайкальца, посланного в помощь Антипу.
– …чтобы, значить, дамочку сопроводить, а то не приведи Господь чего приключится. Она ж малахольная – а ну, как и правда османов покличет?
Дослушав доклад отставного улана, Олег Иванович тяжко задумался. По всему выходило, что они попались – имущество экспедиции, вместо того, чтобы лежать в безопасных кладовых консульства, валяется на где то в порту; их единственное убежище раскрыто. И – кем? Семёнов в сердцах сплюнул под ноги. Поручик сочувственно посмотрел на начальника – и принесла нелёгкая эту бельгийско-подданную!
Из переписки поручика Садыкова с его школьным товарищем, мещанином города Кунгура Картольевым Елистратом Бонифатьевичем.
«Привет тебе друг Картошкин! Со времени последнего письма прошло каких-то несколько дней, а событий в этот краткий промежуток времени поместилось столько, что мне порой не верится, что всё, происходящее – реальность. Для начала – из солидной, хотя и малочисленной экспедиции военно-топографического ведомства Российской Империи мы превратились в шишей, разбойников, которых ищут по всему Египту и прочим британским владениям с собаками и полицейскими. Ну, насчёт собак я, положим, преувеличил, не придумано ещё породы, способной отыскать след дичи на море; но насчёт остального – чистейшая правда: из Александрии мы бежали, как пишут в авантюрных романах, «затылками ощущая горячее дыхание погони». Сначала прячась, подобно воришкам, по лабазам да сараям славного города Александрии, а потом – в порту, где на наше счастье, нашлась христианская душа, подавшая нам руку помощи.
Я и по сей день прибываю в недоумении – конечно, неприятности ожидались, но чтобы убивать, вот так, в первый же день, без предупреждения? Хотя, если задуматься – чего ещё мы могли ожидать, коли связались с роковыми тайнами? Прости, дружище, что не посвящаю в подробности, но материя эта чересчур деликатна, чтобы доверять её бумаге. К тому же, я и сам не слишком осведомлён – вокруг начальника экспедиции, господина Семёнова постоянно обнаруживаются удивительные обстоятельства, да такие, что впору за голову хвататься.
Мы покинули город Птолемеев и Юлия Цезаря на борту яхты «Леопольдина». Вырвались из капкана, оставив в зубах преследователей клоки шерсти – во время перестрелки у дворца хедива ранен навылет в мякоть руки один из забайкальцев. К тому же, тяжким грузом повисли на нас найденные древние манускрипты; отправлять их в германское консульство мы не рискнули, вот и приходится тащить теперь неизвестно куда. Сейчас они заколочены в крепкий ящик; возле ящика день и ночь дежурит вооружённый часовой – обыкновенно, кто-то из казачков или же кондуктор. Ночами на пост заступает раненый забайкалец – рука на перевязи не мешает станичнику ловко обходиться с револьвером. А ноющая боль в простреленной руке гарантирует, как он сам божится, бессонницу.
