Стратегия обмана. Политические хроники (СИ) - Ванина Антонина (читать книги онлайн полностью без сокращений .TXT) 📗

— Гольдхаген что, и сестре успела нахамить?

Тот пожал плечами:

— Я не силен в русском языке, но судя по интонации, Александра встрече была и не рада, и не обозлена. Она почти ничего не сказала. Просто захотела уйти. Думаю, Александра не была готова к воссоединению с сестрой.

Полковник только устало пробормотал:

— И какой только чёрт принес Лили сюда.

Сарваш усмехнулся:

— Она сказала, что монахиня Манола Мурсиа посоветовала ей приехать.

Полковник заинтересованно посмотрел на Сарваша:

— А она-то здесь причём?

— Лили говорит, что на днях встретила Манолу в Риме и та пожаловалась ей, что Александра чем-то досадила её брату, и Фортвудс этим интересуется. Забавно, а ведь всего несколько дней назад я видел Манолу лично. Интересно, что Александра успела такого сделать отцу Матео?

— Чуть не довела до тюрьмы.

Сарваш даже не стал изображать удивление, только понимающе кивнул.

— Как же всё не вовремя-то, — с досадой произнёс полковник, — ещё бы два часа и всё бы получилось.

— Увы, — подтвердил Сарваш. — Так что мне теперь делать? Сколько ещё ждать окончательного ответа от Фортвудса?

Полковник долго думал, что ответить:

— Я не знаю, правда. Может его не будет вовсе.

— Конечно, будет, — уверенно произнёс Сарваш. — Главное, вы сообщите мне, когда наступит нужный момент. С вашим начальством я смогу договориться.

Каким образом он собирается договариваться, полковник не стал уточнять, глупо спрашивать такое у банкира. Спросил он о другом:

— Так что Гольдхаген вам ответила? Она согласилась ехать с вами?

Сарваш только улыбнулся:

— Обязательно бы согласилась. Со временем.

Полковник невольно зауважал Гольдхаген за стойкость характера, а Сарваша за, видимо, искреннее желание помочь симпатичной ему женщине без особой надежды на вознаграждение с её стороны. Видимо, Гольдхаген не из тех, кто под напором трудностей будет хвататься за сомнительную с моральной точки зрения соломинку спасения через постель. А что случилось с всегда расчетливым и прагматичным Сарвашем, полковник ума не мог приложить. Хотя, может с женщинами он ведёт себя иначе, чем с бизнес-партнерами, как знать. А может всё дело в искреннем чувстве уже давно не молодого альвара к юной альварессе. Хотя как можно полюбить такую, как Гольдхаген, полковник даже теоретически не мог себе представить.

Когда Сарваш покинул пределы Фортвудса, полковник отправился на кухню, для разговора. Гольдхаген никакого мяса не рубила и не разделывала, она, напротив, старательно оттирала полы от крови щеткой, и когда он вошёл, сделала вид, что так увлечена работой, что ничего не замечает.

— Прости, но ничего не вышло, — только и сказал полковник.

— Это я уже поняла, — не слишком-то приветливо буркнула она, не отрывая глаз от пола и продолжая шаркать щеткой.

— Доктор Вильерс забрал Лили с собой, — на всякий случай предупредил полковник.

— Угу.

— Наверно, скоро он опять захочет взять у тебя кровь.

— Пусть берёт, мне не жалко.

Наступило тягостное молчание, разбавленное только ритмичным скрежетом щетинок о пол.

— Не хочу лезть тебе в душу, — заговорил полковник, — просто хочу понять, что между вами такого произошло? Твоя сестра чуть ли не плакала, ужасное было зрелище.

— Нет у меня сестры, сколько раз повторять?

— Да? А доктор Вильерс сказал, что ты ему сказала…

— Что сестра у меня была.

Чувствуя, что вот-вот потеряет нить логики в разговоре, полковник уточнил:

— И как это может быть?

— Просто. Лили отказалась от нашей семьи. Время было такое, кто хотел хорошо жить, и разводились и отрекались и документы подделывали. У Лили получилось беззаботно жить в Берлине. У меня только бегать с катушкой кабеля на Восточном фронте под обстрелами в жуткий холод.

— Разве она виновата, что жизнь у тебя пошла наперекосяк? Уж прости за любопытство, кто виноват, что ты устроила Кровавую Пятницу, и подрыв инкассаторской машины с четырьмя живыми людьми?

— Англичане, которые убили меня и еще тринадцать смертных людей в Кровавое Воскресенье.

Полковник только кивнул.

— Я понял твою позицию.

— Если не нравится, не надо было спрашивать.

— А Лили тебе совсем не жалко? Она ведь пришла сюда ради тебя и попала в ловушку. Она, как и ты, отсюда не выйдет.

Только теперь Гольдхаген подняла голову, чтобы посмотреть на полковника:

— А она-то в чём провинилась? Убила кого-то или ограбила?

— Через месяц на свободу выйдут два белых конфедерата, можешь спросить у них, чем Гипогее так не угодила ты и твоя сестра-не сестра.

— К чёрту их.

— Может и к чёрту, но уверяю тебя, Темпл не поскупится и отдаст им Лили, лишь бы они забрали с собой и тебя.

— Может уже хватит пугать меня Гипогеей? Если буду плохо себя вести, отдадут меня туда-сюда. Я вроде не девочка, жила там год.

— И как?

— Достаточно, чтобы не хотеть туда возвращаться.

— Чем ты так обидела Амертат? — вдруг спросил её полковник.

— А что я могла ей сделать?

— Не знаю. Но я собственными ушами слышал, как она науськивала ватагу гипогеянцев против Фортвудса, который перехватил у них пальму первенства в перерождении смертных к вечной жизни, ну и против тебя с Лили как неучтенных и не утвержденных для бессмертного кровопийства кандидатов. Скажешь, что тут нет ничего личного?

— Она долбанутая сука с лейсбийскими замашками и сатанистка, этого достаточно?

Полковник только пожал плечами. Однако, интересные мотивы неприятия между двумя женщинами.

— Что-то она мне говорила, про мою мужскую сущность глубоко внутри, — вдруг произнесла Гольдхаген, вернувшись к помывке пола. — Как думаешь, это она твою железу у меня в голове имела в виду?

Полковник в задумчивости передернул усами:

— Хочешь поговорить об этом?

— Не знаю. Доктор Вильерс так настойчиво говорит, что ты мне чуть ли не отец родной, что в пору задуматься, что это ты так часто и настойчиво меня ругаешь и опекаешь. Другой бы плюнул и послал в этот ваш подвал. А ты держишься. К чему бы это?

Полковник задумался. Почему-то все семь месяцев, что она пробыла здесь, сам себе подобный вопрос он не задавал:

— Всякому отцу должно ругать и опекать даже плохих детей. Даже если приходится с ними работать годами, — и, одумавшись, он добавил. — Просто я знал твоего отца. Не то чтобы хорошо, но он показался мне куда здравым и гуманным человеком, нежели твой прадед. Можешь считать это дань уважения доктору Паулю Метцу.

— Что, к Лили так же по-отцовски будешь относиться? Она и его дочь тоже.

— Только куда лучше воспитана.

Гольдхаген только ухмыльнулась.

— Для него и я была хорошей дочерью. Не показывала, что за полгода стала алкоголичкой, чтоб его не расстраивать, не разводилась с мужем по этой же причине. А сейчас-то мне для кого быть пай-девочкой? Все-таки восемьдесят шесть лет жизни за спиной.

— Как ничтожно мало, — усмехнулся полковник.

— Да-да, старичок, куда мне до тебя, — ухмыльнулась в ответ Гольдхаген.

Такого разговора по душам у них не было со времен её исповеди о криминальной карьере террористки. Тогда полковник узнал много о Гольдхаген и её физических, профессиональных, а главное, моральных возможностях. Сейчас же, когда разговор зашел о её семье, полковник и сам ощутил то забытое и потерянное в веках чувство, когда умерла его горячо любимая Маргита, когда один за одним умирали дети и внуки, а время шло, он продолжал жить, а его семья — нет. Тогда ему было примерно столько же, как и Гольдхаген сейчас. Но он никак не мог понять, как можно отказаться и не принять обратно родную сестру, с которой они некогда были похожи как две капли воды. Теперь они совсем разные и внешне, и по характеру, и по образу жизни. Но разве можно полвека вынашивать в сердце старые обиды?

— Так ты ещё поговоришь с Лили? — поинтересовался он.

— Если она здесь останется, трудно будет её избегать. Надеюсь, сэр Майлз не определит Лили кашеварить сюда же?