Секретная командировка - Шалашов Евгений Васильевич (электронные книги бесплатно TXT, FB2) 📗
– Вов, я её хорошо готовлю, а не как в нашей столовке.
– Неси, – кивнул я.
Ну не обижать же девчонку? Я ещё не знал, что утром мне будет не до перловой каши…
О гибели Коли Иваненко я узнал одним из первых. Ещё бы! Я теперь живу в своем кабинете, и если что случается, дежурный бежит ко мне.
Эх, Колька-Колька… Он был не просто моим коллегой. Смерть – штука вообще скверная, но убили одного из наших! Ох, как же мы этого не любим! Он был моим лучшим другом в этом мире. Я не забыл, как Колька полез вслед за мной в кабину паровоза. Впрочем, всё это ненужная лирика.
Труп Николая обнаружили на пустыре на окраине города. Справа забор, за ним заброшенный дом, слева спуск к реке. В наши дни (то есть в моем прошлом) после обнаружения трупа – оцепление, осмотр места происшествия специалистами, обход, опрос и всё прочее. Здесь же гражданин Прохор Тишков обнаруживший страшную находку, пошёл к соседу, имеющему лошадь, и привёз мертвое тело к нам.
Ругать бестолкового гражданина нет никакого смысла. Другой бы на его месте прошёл бы мимо или оттащил тело в заброшенный дом. Не дурак, понимает, что именно его и начнут трясти в первую очередь.
Я даже не стал ждать непосредственного приказа начальника губчека, и так понятно, что расследованием преступления стану заниматься я. А как иначе, если убили чекиста, да не простого, а начальника отдела? И на теле не оказалось ни оружия, ни служебного удостоверения.
Последний раз Иваненко видели вчера вечером, часов в восемь. Дел никаких не было, оперативники разошлись со службы сравнительно рано. Да я его сам и видел. Так что пока я последний, кто видел его живым.
Отправив парней, кто оказался под рукой (и своих, и Колькиных) в «разгон»: кого вместе с гражданином Прохором Тишковым осматривать место происшествия (велено не только всё облазить, но и зарисовать подробную схему), кого на поквартирный обход (пусть подомовой, какая разница?), кого в морг (пусть патологоанатом вскрытие проведёт, а не только пулю достанет), двоих ребят (из своего отдела) послал по месту жительства Николая. Озадачив подчиненных, сам начальник отдела по борьбе с контрреволюцией пошёл туда, куда положено – на совещание. Как же без них?
В кабинете товарища Есина уже заседали члены коллегии губчека. Ещё бы, тут не рядовое убийство.
– Владимир Иванович, – обратился ко мне начальник. – Что скажете?
– Люди работают, – уклончиво сказал я. – Я пока составляю список версий, потом станем отрабатывать.
– Слушай, Аксенов, – перебил меня Фирсов, новый заместитель начгуброзыска. – На кой хрен список версий? И так ясно, что Иваненко убила контра. Берёшь эту контру и к стенке ставишь!
Если бы я не знал, что Фирсов в недавнем прошлом трудился конторщиком сплавной конторы, он мог бы походить на карикатурный образ революционного матроса – бесхитростного, недисциплинированного, рубящего сплеча и режущего правду-матку в глаза всех и вся. Настоящие матросы, с кем довелось столкнуться, парни толковые и дисциплинированные, потому что на корабле по-другому никак.
– Не возражаю, – кивнул я. – Если мне товарищ Фирсов список составит, кого в расход пустить, а ещё письменный приказ отдаст, что он разрешает революционное законодательство нарушить, то с превеликим удовольствием.
– Аксенов, ты что такое несёшь? – вытаращился замначальника. – Все списки контриков у тебя должны быть, я же знаю, что ты целую картотеку составил, а насчет стенки – это я к примеру сказал.
Списки у меня действительно были. Из живущих ныне в Череповце членов партии народной свободы (сокращенно ПНС), более известной как партия кадетов – целых шесть человек, хотя в семнадцатом их было целых семьдесят, социал-революционеров – четырнадцать, из которых пятеро симпатизировали «правым», шесть октябристов (хотя можно ли их брать в расчет, если партия объявила о самороспуске?). Был ещё «народный социалист», но он жил в уезде. Не так-то просто оказалось всё сделать. У октябристов и кадетов фиксированного членства не было, соответственно, партбилетов никто не выписывал. Пришлось посидеть, полистать подшивки газеты «Голосъ Череповца» за 1910–1911 год, когда город готовился к выборам в Государственную Думу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})– Берешь ты своих кадетов, да и ведешь в революционный трибунал, – не унимался Фирсов.
– А кого вы имеете в виду? – невинно поинтересовался я. – В Череповце есть кадеты, члены ПНС – партии народной свободы, есть пара мальчишек, они до семнадцатого года в кадетских корпусах обучались.
– Ладно, товарищи, прекратите препирательство, – вмешался Иван Васильевич Тимохин, являвшийся членом коллегии. – Володя… Владимир Иванович, – поправился он, – какие у вас версии преступления?
– Первое, разумеется, это профессиональная деятельность Николая, – начал я, заглядывая на всякий случай в заранее приготовленную шпаргалку. – Не исключено, что он перешел дорогу очень крупному барыге и его убили, чтобы он не мешал или из мести.
– Почему «крупному»? – заинтересовался Фирсов.
– Ну, это мы ещё уточним, – не стал я спорить и делиться соображениями. – Вторая версия, что Николая убили контрреволюционные элементы как сотрудника ВЧК из желания нанести урон нашему государству. Третья версия мне кажется сомнительной, но её тоже отметать нельзя. Бытовая. Есть и другие. Например, что смерть Иваненко – чистая случайность.
– Иваненко – начальник отдела по борьбе со спекуляций. Стало быть, он имел доступ к материальным благам, имеет… имел большие возможности. Версию, что Николай спутался с преступным элементом, они могли что-то не поделить, его за это убили, вы не рассматривали? – спросил Есин.
Я вздохнул. Вот эту версию мне совсем не хотелось рассматривать, но придётся. И впрямь – слаб человек.
– В данный момент на квартире Николая Иваненко проводится обыск. Если там окажется что-нибудь подозрительное, скажем так, вещи, нехарактерные для чекиста, мы будем рассматривать и эту версию.
– Что же, товарищи, – обвёл взглядом присутствующих Есин. – Сколько времени мы дадим товарищу Аксенову на раскрытие преступления?
Я уже открыл рот, чтобы сказать, что мне нужно не меньше месяца, но меня никто не спросил.
Фирсов предлагал день, но все сошлись на трех днях.
– Что же, так и запишем. Начальнику отдела по борьбе с контрреволюцией дается три дня на раскрытие обстоятельств убийства товарища Иваненко. Все «за»? Если ни у кого нет вопросов, то заседание коллегии будем считать закрытым. Владимир Иванович, задержитесь на несколько минут.
Когда все ушли, Николай Харитонович спросил:
– Владимир Иванович, какая версия вам кажется самой правильной?
– Вот, честно вам отвечу – не знаю. В то, что Николай скурвился, верить не хочется. Если бытовуха – сомневаюсь. А если контра Кольку пришила, здесь проблема – в три дня точно не управлюсь. Придется всю агентуру на уши ставить, на это неделя, а то и две уйдут. Кстати, вы не станете возражать, если я сам осмотрю служебный кабинет Николая?
Есин кивнул, немного помолчал, посмотрел на портрет Карла Маркса, висевший на стене, перевёл взгляд на меня, потом опять на портрет.
– Что ж, если ты в три дня не уложишься, Владимир Иванович, придется нам делать так, как товарищ Фирсов сказал. Возьмём человек пять кадетов из твоего списка, правых эсеров. У тебя там ещё кто-нибудь есть из монархистов? Присовокупим человек десять спекулянтов, и в ревтрибунал. А он, как ты знаешь, с доказательствами вины заморачиваться не станет – ему нашей сопроводиловки хватит.
Ушел я в расстроенных чувствах. Бегло осмотрел кабинет Николая, но, как водится, ничего не обнаружил, кроме шелухи от семечек. Пошёл к себе, начал набрасывать план оперативных мероприятий, но получалось плохо. Не выдержав, решил отправиться в морг.
В моргах бывать приходилось редко. Всё-таки в той жизни я не был опером уголовного розыска, да и они бывают в таких заведениях не часто.
Маленькое тесное помещение с ужасающим трупным запахом, перемежающимся с ароматами формалина. Бр-р… Пять столов, на которых лежало несколько обнаженных тел: два старика, женщина и подросток. Пятый стол прикрыт простыней. У самого входа, около открытой двери, сидел довольно пожилой человек в белом халате, покрытом бурыми и черными пятнами. Он слегка раскачивался на стуле и с интересом читал какую-то толстую книгу на иностранном языке.