Бывших не бывает - Красницкий Евгений Сергеевич (читать книги бесплатно .txt, .fb2) 📗
«Странно, но при всех внешних различиях мы очень похожи. Дело не в крови, хоть я и скиф по матери, я не чувствую себя частью этого народа, может быть, пока не чувствую. Да и осознают ли сами скифы, что являются одним народом?
Так что же объединяет этих мальчишек, декарха Егора, его людей, Михаила и меня? Братство меча? Взаимное уважение воина к воину? Отчасти. Турки ведь тоже были воинами, и хорошими, надо сказать, но к ним я не чувствовал такого уважения. Мы уважали мужество и воинское умение варваров, но не их самих. Вера? Пожалуй, тоже нет, я знавал много куда более истовых христиан, которые не стоили даже ослиного навоза, и вера не мешала мне сражаться со скифами, а им со мной. Быть может, я скрещивал оружие с теми, кого теперь буду наставлять в вере. Да ведь и сейчас скрещу, призови меня базилевс каким-то чудом под знамёна прямо из этих саней. Присягают один раз. Я присягнул империи!
Значит, не вера и не кровь… А может? Точно! Старый осёл, ты не заметил того, что лежит у тебя прямо под носом! На каждом из них печать долга! Вечного и неизбывного. Не просто верности вождю, характерной для всех варваров, а служения чему-то высшему и непреходящему. Мученики долга, солдаты в душе, хоть они и не похожи на тех, кого в империи принято называть акритом – солдатом. Я вижу по глазам, что даже самые юные из них осознают, что есть вещи важнее их собственной жизни и есть люди более родные, чем собственные родители. А еще есть нечто, способное заставить пойти против и того и другого. Вот это «нечто» и есть долг.
Откуда я это знаю? Да знаю – и всё! Сердцем чувствую! Никодим научил. Это же он принес мне свиток без начала и конца и сказал: «Прочти, друг мой, это про тебя!» Я тогда ещё плохо знал латынь и здорово помучался с переводом. Простое письмо домой, написанное когда-то патрикием из Старого Рима, но в нём были стихи, даже не стихи – песня. Именно тогда я понял, что империя и в самом деле вечна. Меняются языки, меняется даже вера, но империя остаётся. Я понял, что солдаты, жившие во времена Спасителя, были такими же, как я сам.
Разве не такими были Фео, тот мальчик-знаменосец, Ослиный Член, кентархи Дамиан и Ипатий, лохаг Архип, все мы: гоплиты, стрелки, скириты и катафракты, что вышли тогда на поле близ Поливота? «Пусть кровь моя досталась псам», главное – что стоит империя. Вот и для этих воинов, и зрелых, и юных, для обозников даже, есть главное, которое превыше не только жизни, но и чести. Мученики, которые мучениками себя не осознают, не гордятся своей ношей, не выставляют её напоказ, как многие, на кого я насмотрелся в монастыре. Для этих же нести свой крест, своё предназначение – всё равно что дышать. Не могут они иначе, и я не могу, как не мог Фео, не может Вурц, который из-за этого и угодил в опалу…
Вот оно! Вот что связывает нас! Теперь бы только понять, что для них это главное. Их Ратное? Может быть и так. Старый Рим начинался как деревушка бродяг и разбойников, а из него выросла империя – хоть грубое и несовершенное, но отражение Царства Божьего на земле. Понимают ли они это? Михаил, похоже, понимает. Недаром он основал свою Академию, да и то, что он говорил о власти и долге властителя… Нет, о Михаиле надо будет подумать отдельно. Остальные, наверное, не понимают, да и я сам раньше не понимал – чувствовал. Вот и они, похоже, чувствуют…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Но что они чувствуют? Одной любви к отечеству мало, для любого человека естественно любить родину, но одним патриотизмом империи не создаются. У строителей империи должна быть цель. У империи должна быть цель. И не просто ограбить чужих в пользу своих, нет! На этом и погорел Старый Рим, и это подтачивает Рим Второй. Нужно что-то высокое, вечное и неизбывное, что-то на все времена! А в Ратном это есть. Вон даже Харитоша говорит: «Нас сюда Ярослав Мудрый послал веру нести». И это обозник, который едва-едва может написать своё имя!
Неужели я нашёл что искал? Свежую кровь империи? Или я нашёл большее – зародыш того, чему суждено придти на смену падшему Старому Риму? Неужели на смену империи Западной придёт империя Северная, связанная с моей многострадальной Родиной общей верой, общим делом и общими интересами? Неужели Господь показывает мне путь к спасению отечества, да такой, какого я и измыслить не мог? Господи, правда ли это? Неужели Ты наградил меня служением? Создатель, Ты читаешь в душе моей, я не ищу ничего для себя, но как же я хочу стоять у истоков такого дела! Неужели Ты избираешь меня, старого солдата и неважного монаха, своим орудием в построении Царства Твоего?
Стой, Макарий, стой! Попридержи коней! Уж больно ты разогнался! Вот так в грех гордыни и впадают. Возомнил себя чуть ли не Константином Великим. Сначала добейся уважения своей паствы, сумей стать необходимым для них, сделай так, чтобы они слушали тебя. Только и этого мало. Мало стать своим для них, надо чтобы они стали своими для меня! Может, и не стоило терзаться, что я остался в душе солдатом? Что если вот такой дерьмовый монах здесь и нужен?»
Отец Меркурий ненадолго вынырнул из омута мыслей. Снег по-прежнему скрипел, а заснеженный лес медленно проплывал мимо. За долгую дорогу от Турова такая картина стала уже привычной. Отставной хилиарх пошебуршился, устраиваясь поудобнее, перекинулся с возницей несколькими ничего не значащими словами и снова углубился в воспоминания.
«Говоришь, дерьмовый монах, Макарий? Это смотря кого таковым считать. В монастырях обитает много разного люда. Помнишь брата Феофана, которого не дал зарезать мой поднадзорный? Интересный у нас с ним получился разговор».
Отец Меркурий как наяву увидел полутёмное кружало рядом с туровским торгом, в которое он время от времени заходил, пока жил в Турове. Вроде бы и не совсем прилично монаху, но здешние жители смотрели на такие вещи проще, а отставного хилиарха после монастыря тянуло на люди, да и язык лучше изучать там, где он живёт, а не там, где над ним издеваются, загоняя в темницу высокого стиля, каким пишут хроники. Вот и толкался отец Меркурий по торгу, заходил в мастерские ремесленников, отирался на причалах, бывал и в дружинной избе, где жили княжьи стратиоты, словом, изучал людей, среди которых предстояло ему теперь жить, и страну, что была их домом.
Вот и сейчас он зашёл в полутёмное кружало, сел за стол, заказал себе поесть и квасу – день выдался жаркий.
«Кажется, придётся ждать. Слуга застрял возле компании княжьих катафрактов. Самого князя в городе нет – ушёл в степь на половцев, вот оставшиеся и расслабляются без начальственного пригляда. Нет, войско везде войско!»
Звук вина, льющегося в чашу, отвлёк отца Меркурия от размышлений. Оказывается, пока он разглядывал дружинников, за стол к нему подсел монах. Более того, отставному хилиарху уже приходилось его видеть.
«Брат Феофан, помощник Иллариона. Что ему здесь надо?»
– Здрав будь, брат мой во Христе, – кивнул меж тем новоприбывший. – Грех не угостить гостя из дальних краёв. Это не по-христиански и уж вовсе не по нашему обычаю. Ладно бы купец – тот и сам угостится, но служивый из самого Константинополя – редкий гость. Не побрезгуй угощением!
Отец Меркурий слегка поклонился. Гостеприимство и любопытство скифов было известно и в Константинополе, так что отставной хилиарх приготовился отвечать на обычные в таких случаях вопросы. Однако монах только улыбнулся в бороду той добродушной и благостной улыбкой, какой учат в монастырях, и за которой как за стеной прекрасно скрываются истинные чувства. Впрочем, отец Меркурий тоже умел так улыбаться.