Наследник (СИ) - Старый Денис (читаемые книги читать онлайн бесплатно полные .TXT, .FB2) 📗

В целом же выходило, что датчане заволновались и решили поучаствовать в игре. Пусть они и считали и Верхний, и Нижний Шлезвиг своими, но понимали, что эти области вошли в состав их государства просто по праву сильного, даже с условием, что в тринадцатом веке, Дания владела еще большими землями. Просто откупиться датчане были, в общем, то и не против, но решили сразу замахнуться на большее, действуя по принципу: «проси больше, чтобы получить столько, сколько нужно».

И Бестужев продал бы и Шлезвиг чего уже там и Голштинию, но тут может пострадать авторитет России. Держава, которая бездумно раскидывается активами, формирует отношение к себе, как легкомысленной.

Бестужев-Рюмин, как и сама государыня, пусть она и не хочет в этом признаваться, понимали, что авторитета, как такового, у Российской империи нет, никто ее не признает за серьезного игрока, так – пугало для Европы, разменная монета. Да, был Петр Великий, он своей победой в Северной войне доказал состоятельность России, с позором проиграл в Прутском походе османам. Однако, Петра нет и не секрет для европейцев, что тот же русский флот сейчас в более удручающем состоянии, чем в петровское время. Анна Иоанновна смогла удачно поучаствовать в польских делах и сомнительно повоевать в Крыму и тогда к России присмотрелись, оценили, но высокомерие европейских домов успехи России объясняло помощью Австрии.

В России происходит череда переворотов и непонятная возня вокруг трона, русская армия в Европе почти и не показывалась. Поэтому французский Людовик даже не принимает русского посланника, посему австрийцы считают, что русские только лишь могут отвлечь противника, но не стать силой для кардинального решения европейских проблем.

И в таких условиях Бестужев предлагает немного показать Россию, хотя бы попугать датчан, тогда как Англии в целом безразлична судьба Шлезвига, им важен только Ганновер. Канцлер специально консультировался по этому вопросу с послом Англии в России лордом Кармайклом. Теория «управляемого хаоса» - так могли бы назвать то, что предполагал Алексей Петрович. Ждут от русских дикости, так и показать ее. Быстрым маршем зайти в Голштинию, пограбить ее, устроить столкновения с гвардией герцогства, в этих условиях Дания вводит свои войска, чтобы оградить от русских бесчинств бедных голштинцев. Россия же извиняется, конечно, и уже на этой платформе ведет переговоры, вытягивая деньги у Дании. И это иезуитство канцлеру подсказал Петр Федорович. Впрочем, Бестужев был уверен, что это он сам до такого додумался, наследник только натолкнул на нужные мысли.

И вся эта игра была сложным и несвоевременным для Елизаветы делом, вот только послы ждали ответов и в такой шахматной партии нужно быть расторопным, тем более, что Бестужев собирался стребовать с Дании четыре миллиона за Шлезвиг и еще подумать о Голштинии. А русская казна, как, прочем и всегда, требовала пополнений.

- Что думаете о племяннике моем, о наследнике российского престола? – вдруг спросила Елизавета видом и тоном матери, чей малолетний сын только что с выражением прочитал большое стихотворение, стоя по струнке на стуле.

Императрице начинал нравиться ее племянник, одновременно в душе Елизаветы зарождалась и тревога, что малолетний разумник, будучи уже, как минимум мужеского полу, станет более привлекательным для бунтарских голов, чем сама Дочь Петра Великого. Так и до бунта не далеко.

- Нужно, матушка, дать ему волю, пусчай проявит себя, коли что выйдет с того, так и добро, а коли нет – так станет и ясно, в какой стезе воспитывать отрока, - решился высказаться Иван Иванович Шувалов, который заскучал от хитросплетений политических игр Бестужева. Уже не раз подобные слова звучали с уст приближенных, но Елизавете важно было в очередной раз услышать то, о чем и сама думала.

Шувалов уже оценил изобретение Великого князя, ни одно строение, где было установлено устройство отвода молнии, не сгорело и даже не задымилось, несмотря на то, что в мае и июне грозовых дождей было более чем предостаточно. Уже это сэкономило немало средств, в том числе, и деньги всего семейства Шувалова, которые тратили до сорока тысяч рублей в год для покрытия расходов от пожаров, вызванных молниями.

Управляющие Шувалова не могут нарадоваться с того, что первый сахар из свеклы получился-таки и не хуже, пусть и не лучше, чем тростниковый. Да, технология была еще не отработана, часто приходится пристально смотреть, чтобы работники на сахарном заводике нарезали свеклу стружкой, еще плохо подобран известняковый раствор для отбеливания сахара, да так, чтобы без всяких привкусов. Были еще сложности, но Великий князь не чинясь, снисходил даже до худородных посыльных от управляющего заводиком, объяснял решения затруднений, как будто знал, как именно должно было все работать. Ну, не все мог рассказать Петр Федорович, некоторые вещи требовали решений и ученых мужей, но результат был. Уже Иван Иванович строит три новых сахарных завода в Новгороде, в Москве и еще один под Петербургом и собирался предложить половину дохода Петру Федоровичу, ибо видел, нет – чуял – что еще будут сюрпризы. Да уже есть – одного из посыльных Великий князь угостил сладкой водой лимонной с пузырьками и «вельми укусной», как говорил приказчик.

Так что Петру Федоровичу нужно больше воли и свободы продвижения и принятия решений, чтобы приносить деньги и ему, Ивану Ивановичу – уже точно не «бедному родственнику», становящимся одним из богатейших людей. Будет возможность еще больше прикормить Вольтера, или пригласить какого ученого в Россию.

- Иван Иванович, я и не противлюсь, быть по сему, а тебе Андрей Иванович следить за Петром, можешь и открыто, пусчай знает о том, что под надзором моим, - обратилась Елизавета к Ушакову, а тот воспарял, вытянулся, выпучил грудь, не замечая, что императрица подала знаки и Шувалову и Бестужеву, чтобы и те своих людей напрягли и примотрели за наследником.

* ………* ………*

Петергоф

Октябрь 1745 года

- Сударь, выйдете, я не желаю Вас сейчас видеть, - проявляла истерику Екатерина, нарушая наше же с ней правило говорить на русском языке.

- Никуда я не уйду. Я свою добродетельную мать не знал вовсе, она почила, когда мне был только месяц отроду, батюшка не занимался мной вовсе, я жил в казарме, не ведая любви родителя, только в строгости и был счастлив, когда меня хоть в малом похвалят. Теперь я есть у тебя, Катэ, и есть тетушка, она величественная, но и милосердная с большим сердцем, - говорил я, чуть ли не роняя скупую слезу, а в воображении представилось это «большое сердце» Елизаветы внушительного размера, размера так пятого точно.

Да, я играл, но лишь от части, по мере произношения своих слов, с обязательным упоминанием о благодетелях тетушки, я и сам начинал во все сказанное верить, но эти дворцовые правила заставляют вести себя лицемерно, наиграно. Между тем, как это ни странно прозвучит, моя жена начинала мне все больше нравиться. Вот это проявление эмоций, первая действительно семейная ссора, все говорило, что мы становимся более близкими. Допустить истерику в присутствии стороннего человека Екатерина не могла.

- Прости, Петр, но я завсегда была подле матери, во все вояжи она брала меня с измальства, а тут ее рядом нет, - Екатерина достала платок и вытирала влажные глаза.

- Ее Величество императрица Всероссийская Елизавета, - прокричали в коридоре, причем там никого не было и «сигнализация» могла быть только от свиты самой тетушки.

Какая женщина! Восхищался я, наблюдая метаморфозы, которым подверглась моя жена. Из плаксивой девочки она молниеносно превращалась в Великую княгиню, менялось лицо, на которое приклеивалась услужливая улыбка, расправлялись плечи, приподнимался подбородок.

В комнату, где я, прервав свою тренировку, успокаивал жену, которой даже не дали попрощаться с ее матерью, а Катэ, вопреки всему, была привязана неимоверно к матери, ворвался ураган. И имя сей стихии – Елизавета Петровна. Императрица часто, особенно на эмоциях, ходила очень быстро, совершая широкие шаги, так, что придворным приходилось совершать перебежки трусцой. Вот и сейчас она быстрыми, широкими шагами, опираясь, в подражании Петру Великому, на массивную трость, вошла в комнату.