Кесарь (СИ) - Калинин Даниил Сергеевич (книги регистрация онлайн бесплатно txt, fb2) 📗
Все головы не срубишь, конечно – но Ваня постарается, очень постарается воздать как можно большему числу литовцев! Ведь каждый из них может быть палачом Ульяны – или стать им для любой другой девушки, женщины, ребенка или старика на Руси, обязательно кем-то любимых…
Покрепче стиснув пальцы правой на рукояти увесистого плотницкого топора, левой Иван перехватил засапожный нож с чуть искривленным лезвием – и решительно двинулся к вражескому шатру. Спустя всего несколько кратких мгновений он добрался до входа и снял арты. Ненадолго замерев у полога (и мысленно побранив себя за то, что вырвался слишком далеко вперед, не дожидаясь соратников), Ходырев воскресил в памяти лицо Ульяны, вспомнил ее прощальный поцелуй – после чего решительно шагнул внутрь, откинув полог в сторону!
Лишь ближний ко входу литовец заворочался, приподнял голову, подняв на Ивана мутный взгляд заспанных глаз, после чего что-то бессвязно спросил… Ванька в нерешительности замер – беззащитный враг показался ему совершенно безобидным и не опасным, и чтобы представить, что именно он мог зарубить любушку… Ходырев сразу и не смог – а потому замер в нерешительности, не смея поднять топора. Но тут литовец (а может, и лях), продрал глаза – и уже более грозно, с вызовом и презрением вопросил:
- Kim jestes, smerd?
Ванька понял только про смерда – а когда противник еще что-то рявкнул, вслепую потянувшись к лежащей подле лавки сабли, Ходырев все же вскинул топор, с ненавистью процедив:
- Какой я тебе смерд, пес ляшский?!
Спустя еще удар сердца Иван, собрав всю волю в кулак, с размаху опустил топор на голову пронзительно вскрикнувшего ляха! Так, словно рубил им плашку на дрова… Последний уже нашарил пальцами рукоять сабли – и промедление могло бы обернуться гибелью самого Ходырева!
Впервые отняв жизнь, парень очумело пошатнулся, едва устояв на ногах; все же сохранив равновесие, он попытался было потянуть топор к себе... Но боек застрял в жуткой ране ляха – и Ваня, боясь посмотреть вниз, едва подавил рвотный позыв; после он все же шагнул ко второму литовцу, не проснувшемуся даже после крика товарища…
Упился перед сном? Или привык к крикам делящих с ним шатер людей, чьи души по ночам терзают кошмары содеянного? Так или иначе, Ходырев поравнялся с ним – а после, вновь напомнив себе об Уле, с размаху вогнал граненый клинок засапожного ножа в грудь отчаянно захрипевшего ворога, широко раскрывшего глаза от боли…
…- Открыть ворота!
Михаил Борисович Шеин, вовремя упрежденный посланником «Орла», первым миновал проход Молоховской башни, увлекая за собой четыре с половиной сотни детей боярских. Большинство их оседлали трофейных скакунов, да облачились в литовские пансыри – вооружившись также парными самопалами! А от Грановитой башни вперед уже пошли чуть ранее покинувшие крепость стрельцы, спешащие к линии надолбов, поредевшей напротив Молоховских ворот… Не зря запорожцы отдали столько жизней за топливо для смоленских печей, ох не зря! Даже после частичного восстановления, глубина рядов вкопанных в землю и заостренных кольев, склоненных к кремлю, сократилась вдвое. То ли ляхам не хватило рабочих рук восстановить заграждение, то ли вороги решили, что после понесенных потерь русичи не рискнут пойти на еще одну вылазку…
А вот это они зря.
…До рассвета еще далеко, и ночная тьма все так же непроглядна; хотя вьюга и стихла, но тучи по-прежнему закрывают небо, спрятав и месяц, и звезды от глаз людских… А между тем, с южной оконечности польского лагеря уже доносятся звуки все быстрее разгорающегося встречного боя! Пока гремят лишь одиночные выстрелы (ныне ветер уже не мешает использовать фитильные пищали), но гремят они все чаще – и все громче доносятся крики убивающих друг друга людей… Последние, впрочем, заглушаются тревожным ревом шляхетских рожков и горнов!
Когда же облаченный в прочный зерцальный доспех воевода завершил построение всадников, один за другим раздалось два залпа – один далекий, в том месте, где смоленское ополчение напало на польский лагерь. Как видно ляхи бросили в бой конницу – а стрельцы Орлова встретили ее единственным проверенным средством, пищальным огнем в упор… Ведь Тимофей наверняка держал самых опытных своих воев под рукой, собрав их в единый кулак!
А вот второй стрелецкий залп раздался куда как ближе – от самых надолбов, спешно разрубаемых бердышами. Смоленские ратники уже не таясь вступили в бой с вражескими дозорами – а теперь, как видно, встретили огнем пытающихся отбросить их от заграждения литовцев… После у надолбов грянул еще один залп и еще – это ряды стрельцов сменились, попеременно разряжая пищали по ворогу; наконец, раздался условный сигнал боевого рога, повторившийся трижды. И тогда Шеин, подняв над головой инкрустированный серебром пернач воеводы (не потерявший дробящее-рубящих свойств наточенных лопастей-«перьев»!), зычно воскликнул:
- За Русь, братцы! Не посрамим имени своего и наших предков, бивших ляхов и литовцев! Гойда-а-а-а!!!
- ГОЙДА-А-А-А-А!!!
Всякая необходимость в скрытности уже отпала – и воевода повел за собой четыре с половиной сотни закованных в трофейную броню всадников, стремительно приближаясь к расчищенным в надолбах проходам; расчищенным стрельцами как от кольев, так и от всякой охраны! Сами же стрельцы расступились, пропуская рысящих детей боярских, в считанные мгновения проскакавших сквозь заграждения пятью проходами… И ринувшиеся на подмогу дозорам пешие литовские роты, что должны были держать оборону у надолбов, в панике развернулись, да побежали от русских всадников, истребляемые в спину…
- ГОЙДА-А-А-А-А!!!
…Где-то впереди, у самых стен кремля, прогремел боевой клич пошедших на вылазку смолян, придав мне уверенности! Так что в очередной раз разрядив пищаль, я опустил ее наземь, ткнув прикладом в снег – и зычно воскликнул:
- Заряжай!!!
Сорвав с берендейки один из «двенадцати апостолов» (футляров со строго отмеренным зарядцем пороха), сам я спешно высыпаю его в пахнущее гарью дуло – надеясь, что все же успею перезарядить фитильную пищаль прежде, чем гусары к нам прорвутся!
Последние, впрочем, столкнулись с неожиданным для себя препятствием в виде кованых железных репьев (а если по-просту, то «чеснока»); не зря я заставил изготовить хоть малый запасец их из дефицитного для селян железа, покуда собирал воедино отряд! И именно «чеснок» спас нас, когда из ночной тьмы показались летящие во весь опор всадники с характерными «крыльями» за спинами…
Кипящий промеж польских шатров ночной бой до определенного момента не цеплял собранных подле меня опытных стрельцов; большинство литовцев, было ринувшихся на нас, мы попросту зарубили саблями, лишь изредка паля из самопалов. При этом, однако, я не мог бы ручаться, в чью сторону клониться ближняя, яростная сеча – зато с уверенностью могу сказать, что «партизаны» успели перерезать сотни три спящих ворогов, прежде, чем поднялся шум… Стрельцы шли вперед, покуда мы не прошли одну из стоянок лагеря насквозь, выйдя на относительно ровную площадку с притоптанным снегом. Как видно оставшуюся после ухода части коронного войска – или же служащую по осени местом выпаса лошадей, да так и не занятую после…
И именно здесь на нас буквально напоролись гусары, поднятые по тревоге! Я едва успел отвести стрельцов на пару десятков шагов – и пока мы со всех нег бежали, то не жалея бросали «репьи» за спину! А вот когда сзади вдруг бешено завизжали, вот буквально завизжали покалеченные шипами кони, я приказал остановиться, развернуться – и начать споро разжигать фитили… Слава Богу, бешеный ветер, до того со страшной силой трепавший шатры ляхов, поутих; первым умельцам удалось запалить фитили огнивом в считанные секунды – и подавая один другому, мы сумели вовремя изготовиться к бою!
А так и не прорвавшихся сквозь заграждение из «чеснока» ляхов в упор встретил залп полутора сотен пищалей…
