Симбиот (СИ) - Федоров Вячеслав Васильевич (книги онлайн полностью TXT, FB2) 📗
На фоне всеобщей вакханалии саперы выглядели сущими душками. Из их помещений доносились лишь спокойные, размеренные голоса, уверенного обосновывающие какие-то нормативы и методики. Я-то точно знал, что среди них немало сотрудников НКВД, обладающих в этом деле немалым опытом. И готов побиться об заклад, что фрицы проклянут тот день и час, когда послушались своего фюрера и приперлись в Россию, где взрывается каждый пень и банка из-под тушенки.
С каждым днем я ощущал, как возрастает количество ненавидящих взглядов в мою строну. По мере накопления информации, руководство Наркомата обороны все отчетливее понимало, какую яму вырыл им товарищ Павлов. Если бы они сразу это поняли, то легли бы костями, но ничего подобного не допустили. А сейчас было уже поздно. Но вот рассчитаться со мной за собственные беды им помешать никто не мог. И я буквально чувствовал, как над моей головой растет туча генеральского гнева. Вот только это опять было мне на руку. Пока они заняты мной, их противодействие новшествам уменьшалось.
Но я ждал и еще одного события. Я был уверен в том, что Сталин ежедневно получал исчерпывающие доклады о работе комиссии. Он не мог оставить без внимания все то, что нарыли тут эксперты. И он должен был прореагировать. И прореагировал. На семнадцатый день, 13 мая 1940 года Вождь не выдержал — созвал экстренное совещание, на которое вызвали весь руководящий состав Наркомата обороны.
Если бы товарищ Сталин мог позволить себе орать и ругаться матом, то он, несомненно, сделал бы это. К его несчастью статус признанного вождя трудового народа этого не позволял. Уже по его выражению лица, многие почувствовали надвигающуюся бурю, и воздух в кабинете наполнился ощущением страха и обреченности. Иосиф Виссарионович начал свою речь с зачитывания наиболее вопиющих фактов разгильдяйства и бездарности, царящих в РККА. Каждое его слово тяжеленным молотом вколачивало гвоздь за гвоздем в крышку очередного гроба, уже тщательно сколоченного и покрашенного.
— Скажи мне Клим, — обратился Вождь к Ворошилову: — Чем ви там занимались все это время? С Буденным на шашках рубились и на тачанках катались? Куда ушли все наши деньги и ресурсы? На что потрачено столько времени? Где наша непобедимая, могучая Красная Армия? Где она? — Климент Ефремович обреченно молчал, а Сталин испепеляющим взглядом начал осматривать присутствующих, наконец, его взор остановился на мне:
— А что, товарищ Павлов, вы так спокойны? Или вы думаете, что в Автобронетанковом управлении нет проблем? Так по моим данным на порученном вам направлении проблем чуть ли не больше чем у всех остальных вместе взятых! Или вы не понимаете этого? Отвечайте.
— Товарищ Сталин. Я полностью осознаю свою вину в сложившейся ситуации. Не считаю возможным, отстраняться или увиливать от ответственности. Я готов понести любое наказание. Наоборот, я считаю своим долгом завить, что существующие проблемы гораздо глубже, чем кажется на первый взгляд. Гораздо глубже! Вот здесь… — я достал из принесенной папки несколько листов бумаги, тот самый контрольный выстрел в голову, о котором я говорил ранее: — Вот здесь докладная записка, подготовленная сотрудниками АБТУ. Из ее содержания становится очевидным, что большинство фактов, выявленных комиссией, уже были известны. Сотни и тысячи документов мертвым грузом лежат в наших сейфах. Но никаких выводов из их содержания сделано не было! Никаких!
— А вот мне почему-то кажется, что ви так ничего и не поняли. Я вам предлагаю задуматься над этим серьезно… Где-нибудь в другом месте. Идите и подумайте хорошенько.
— Разрешите идти?
— Идите. Идитэ…
После ухода симбиота обстановка в кабинете стала сходной с анекдотом про студента, попавшего в ад. Не знаете? Сейчас расскажу.
Помер студент. Ну и за грехи свои попал в ад. Подходит к нему черт и говорит, мол, ты занимайся всем, что раньше делал. Ешь, пей, гуляй и развлекайся, как хочешь. Но каждый вечер я буду приходить к тебе, и забивать в твою пятую точку по гвоздю. Или можешь идти поджариваться на сковородке или вариться в котле? Студент подумал и решил выбрать первый вариант. Первую неделю черт приходил ежедневно, потом пропал. День нет, два нет, неделю нет, месяц. Через три месяца черт явился с ящиком гвоздей и говорит: "Ну что студент, погулял? Пора и сессию сдавать!"
Вся фишка была в том, что гвоздей у товарища Сталина было гораздо больше, чем генеральских задниц.
Теоретически, я был готов к подобному развитию событий. Рано или поздно Сталин должен был указать на соответствующее место зарвавшемуся подчиненному, будь тот хоть тысячу раз прав. Показать кто тут главный, кто тут альфа и омега. И показал, избрав для этого весьма наглядный способ. Однако одно дело понимать, а другое пережить это в действительности. Я был ошарашен и обижен. Стало как-то тоскливо и тревожно, как будто какая-то неуловимо-тонкая струнка лопнула в душе. И никакие мысли о том, что таким образом Вождь пытался вывести меня из-под удара, уже не могли принести успокоения. Я просто не был морально готов к тому, что здесь происходило в действительности.
Да, я многое знал про это время из книг и учебников. Да, я слышал множество рассказов тех, кто жил тогда. Да, я видел множество фильмов о тех временах. Но все это было бессвязным набором фактов. Здесь же они выстроились в четкие манипулы и когорты убойных доказательств, буквально проломивших слабую защиту моего разума. Я знал многое, но одновременно с этим не знал ничего.
Здесь все было не так как в моем времени. Даже запахи были другими. Наверняка все бывали в деревне весной. Вот примерно так же пахли окраины Москвы. Автомобили тут проезжали чуть ли не реже повозок, а потому к весне по краям дорог скапливались немалые кучи конского навоза. Оттаяв, они наполняли воздух соответствующими ароматами. Но это ничто в сравнении с тем, насколько сильно отличались люди. Они были другими — не такими, как я и мои друзья из будущего. В них непонятным образом уживались совершенно чуждые друг другу качества. С одной стороны незыблемая вера в правильность своих действий, целеустремленность достойная всяческих похвал, желание трудиться от зари до зари, отдавая все силы для достижения своей мечты, и готовность в любой момент отдать жизнь за правое дело. А с другой… А с другой стереотипность мышления, страсть к высокопарным и пустым словесам, штурмовщина и кустарный подход к делу, и, на закуску, маниакальная подозрительность. Каким образом все это уживалось вместе, я не мог понять.
Здесь жили иначе. После работы народ не сидел по домам, тупо уставившись в ящик. Хотя тут телевизора еще и не было. Они выходили во двор и общались. Дружили и ругались, любили и ненавидели, думали или предавались веселью, гоняли голубей и рубились в домино. Вместе. И в каждом дворе было множество детей. Они свободно гуляли там, где хотели и когда хотели. Даже самые маленькие. И никто не боялся за их жизнь. Они и помыслить не могли о том, что… Сами знаете о чем. И в тоже время многие искренне верили, что сосед Васька, еще вчера сидевший с ними за одним столом, куривший одну папироску на троих, оказался врагом. Предателем. Павлик Морозов крепко-накрепко засел в их душах.
А то, что творилось на здешнем Олимпе, передать парой слов невозможно. Не было монолитной государственной машины. Не было единой партии большевиков. Было огромное количество групп, группок и одиночных фигур. Да, почти у всех из них пока еще была единая цель, но вот методы… Методы были разными. Здесь уже шла война. И в ход шли любые методы, от компромата до физического устранения. Политики моего времени были мелкими провокаторами в сравнении со здешними корифеями.
Под неустанными ударами фактов, в моей голове один за другим разрушились мифы, вбитые в голову уже современной мне пропагандой. Не было всесильного палача Берии. Не было тупых до безобразия генералов. Не было узколобых комиссаров. И не было всемогущего … Сталина. Вместо этого была сложнейшая система сдержек и противовесов, созданная многолетними усилиями всей политической верхушки. И всей недружной толпой во главе с Вождем, они и стали ее заложниками. Да, гнев Иосифа Виссарионовича был страшен, но он был предсказуем. Поняв его страхи и фобии, разобравшись в его методах, другие обернули их себе на пользу. И сосчитать тех, кто поплатился жизнью за свое неуемное стремление к власти и не вовремя при этом перешел дорогу кому-то другому, более беспринципному, вряд ли получится.
