Зеленые холмы Винланда - Волошин Юрий (книги хорошего качества .txt) 📗
Но тот же Торд, моряк Божьей милостью, категорически был против. Как так – хорошее судно и поломать!
Орм на правах предводителя мог бы решить споры одним своим голосом. Но впал в беспамятство, метался в горячке. Его рана, да, была не опасна, однако неприятная она была. Загноилась, воспалилась. Время лечит все. Раны в том числе. Но для этого нужно время.
Так что все споры решали сообща, и каждый норовил высказаться. А споров много. И не только насчет обмена одного судна на другое.
Но и насчет того, оставлять ли при отплытии людям Аульва хоть какое оружие.
Но и насчет того, забирать ли с собой весь запас вяленого мяса или оставить хоть долю малую людям Аульва.
Но и насчет того, надо ли предлагать людям Аульва присоединиться к отплывающим – если такие желающие найдутся.
Потому судили-рядили не один день. В конце концов пришли к зыбкому согласию.
Поплывем на своем. Рушить чужое не станем.
Мяса на берегу оставим – долю малую. Потом пусть сами добывают, благо есть чем.
Оружие потому что оставим, поделимся по справедливости.
Желающие, если найдутся, пусть присоединяются. За исключением, само собой, новоявленного скопца Аульва.
* * *
Все люди Аульва остались с Аульвом. Может быть, кто-то из них, а то и многие готовы были принять сторону Орма, но рыжий боров столь выразительно молчал и сопел, что все, кто был с ним, с ним и остались.
К восходу судно вышло из бухты. Усадьба скрылась за мысом. Ветер дул с севера, и паруса ставить смысла не было. Гребцы натужно шевелили веслами.
Кормщиком стал Гест. Давай, Гест, вспоминай прежнюю науку. Все-таки рука у Торда хоть и поджила, но прежней мощи не набрала.
Плыли и плыли. Еще месяц-два, и – на месте. Надоело мыкаться!
Белян, как у него повелось, сразу погрузился в затяжную тоску. Все-таки морская стихия не для него, сухопутный он… Присел на кормовой ящик, где канаты свернутые хранились, хмуро глядел на удаляющийся берег. Долго так сидел. Пока шорох вдруг не расслышал – прямо под собственным седалищем. Что такое? Никак скребется кто?!
Белян подскочил, откинул крышку ящика. На дне, меж кольцами каната, скрючилась старица, тетка Аульва. Шамкающе хватала воздух беззубым ртом. Белян, усевшись на ящик, перекрыл ей кислород.
– О как! Ну здравствуй, Крючок! – Белян протянул ей руку, одним движением выдернул из ящика, набросил на ее костлявые плечи куртку. – Пойдем, что ли? К людям…
Люди встретили старицу неласково.
– Гляди, кто к нам забрался! – завопил молодой, да ранний Ньял. – Шпионка!
– За борт ее! – гаркнул Торд.
– За борт! За борт! – подхватили остальные. – От нее несчастье нам на голову падет!
А как смотрит, костлявая, как смотрит! Колдунья! В воду ее!
Жадные на скорую расправу руки потянулись к старице.
– Стой! – грянул Белян. – Кто ее тронет, пусть пеняет на себя! Голову оторву!
Белян такой, Белян слов на ветер не бросает. Народ пороптал по инерции, разошлись.
– Ну что, Крючок? Все-таки решила, что с нами лучше, чем с родственничком? – по-доброму хмыкнул Белян. – Проголодалась, небось, пока в ящике хоронилась?
Достал рыбу, сухари. Протянул ей. Взяла.
– Плохи ваши дела, воин, – вдруг молвила.
– Почему? Свобода и простор. Плывем домой.
– Плохи ваши дела, – повторила. – Слышала уговор Аульва с Эйнаром. Зол он, месть задумал.
– Ну, думать он может о чем угодно. Мы-то уже далеко.
– Судно у него быстроходное, не то, что это. Да и море вы не знаете, Аульв же тут все излазил за три года.
– Да и ладно! Если явится вдруг, мы ему еще чего-нибудь отсечем ненужное. А, Крючок?
– Берит меня зовут, – неожиданно сварливо скрипнула старица. – Берит.
– Ну, Берит так Берит. Так и быть, запомню. На всю оставшуюся жизнь, – усмехнулся Белян.
– Значит, надолго запомнишь. Длинная жизнь у тебя будет, вижу по челу.
– Можно ли это видеть? Ты колдунья?
– А есть ли они, колдуны? Не ведаю. А вот видеть иногда можно. И очень многое. Не всем то дано, воин. Редко бог одаривает так человека, чтоб видел многое, чего не могут другие.
– Стало быть, ты можешь?
– Могу. Не всегда, но могу.
– Значит, колдунья, – Белян отвел взгляд.
– Так все и говорят, когда не верят или не знают другого объяснения. А это у меня от бабки. Превзойти ее мне не дано.
– Она тоже кресту поклонялась?
– Нет, тогда о нем почти ничего не знали. Язычница была. От креста и уговорила моего деда в Исландию перебраться.
– Ведьма, – повторил Белян.
– Пусть буду ведьма. Тебе зла от меня не будет. Ты добрый. Верь мне и слушай. Я тебе плохого не посоветую.
– А что ж племяш твой истязал тебя? Тоже добрый? Неужто надо было терпеть?
– То особый разговор. Там клятва была, а я не хотела ее нарушать.
– Чего ж ушла от него тайком? Нарушила-таки?
– То мое дело, воин. Тебя оно не должно касаться. Лучше подумай о том, что услышал от меня. Месть Аульва – не шутка. Он так просто не успокоится.
– Загадку ты загадала мне, Берит. М-да…
– Неужто по имени звать теперь станешь?
– Человек ведь. Как без имени? Не скотина. Годов-то сколько тебе?
– Много. Восьмой десяток пошел…
* * *
Торда Белян нашел подле Орма. Орм все метался в горячке.
– Дело есть, Торд.
– Какое еще?! Тут у нас сейчас одно дело – Орма к жизни вернуть. Лекарь наш, Веф, руками разводит…
Глаза Орма безучастно и мутно глядели в одну точку.
– Да вот, понимаешь, Торд… Опять старица.
– Что ты носишься с ней? Тебе говорили – за борт ее! Послушал бы. Шпионка ведь! У-у, Крючок!
– Берит зовут.
– Да на кой мне ее имя!
– Так вот, Торд, старица Берит, может, и шпионка, но в нашу пользу. Говорит, что Аульв за нами погоню рядит.
– Чем испугал! Да они пока соберутся, мы будем далеко! Да и сил у них не так много, чтобы за нами гоняться.
– И все ж надо подумать. Море они знают хорошо, а нам придется ползти у побережья. И судно у Аульва очень ходкое…
– У нас не хуже! – вмиг загорячился Торд, памятуя о том, что первым был против обмена. И тут же перевел разговор, чтобы не распаляться: – Нам бы вот Орма молодого на ноги поднять, эх!.. А Веф говорит, мол, делаю что могу, более не могу…
– Так попросим старицу Берит помочь. Она лекарка знатная.
– Боязно доверять ей.
– А что остается?
– Ладно, все ж попробуем.
* * *
Старуха долго осматривала рану, ощупывала, нюхала и даже пробовала на язык, сплевывая потом. Губы ее беспрестанно что-то шептали, пальцы проворно бегали по телу, шее, залезали в подмышки, а нос как бы клевал невидимую добычу.
Она покачала головой, отползла в уголок и стала рыться в своих лохмотьях. Поманила пальцем Беляна:
– Горшочек надо для мазей и настоев. Достань. И воды, кипятка сделай.
Белян кивнул, пошел.
Веф не удержался, поддел с ревнивой ноткой:
– Ты, Белян, никак в помощники к старухе угодил?
– В помощники Орму, – сурово поправил Белян. – А то, вишь, иные уже пытались ему помочь. Да толку-то!
– А что я? Я ничего! – пошел на попятную Веф.
– Вот именно, – не пощадил лекарского самолюбия Белян. Ничо, впредь Веф язык попридержит.
* * *
С того дня старая Берит ни на миг не отходила от Орма, спала рядом. Ни с кем не разговаривала, кроме Беляна. На посторонних бросала злобные взгляды. Однако, надо признать, ответные злобные взгляды.
А Орм-то пошел на поправку, пошел. Медленно, но верно. Старица Берит уже позволяла себе отлучаться от тела, присматривала и за другими ранеными. Ее движения при обработке ран, перевязках были легки и не причиняли страданий. Припарки, настои и мази помогали довольно хорошо. И постепенно отношение к ней стало меняться. Ее даже стали окликать по имени…
Торд после предупреждения Беляна распорядился уклониться к западу и спуститься чуть южнее. Переждем малость и вернемся. Вот Орм поправится – и пустимся в путь.
